Часть III Глава 1. Интеллектуальный монтаж: «Октябрь»

1 Так, принято было считать, будто новый зритель неудовлетворен старым кино. Понятно, что ни на каких фактических данных (например, падение посещаемости) это суждение не основывалось, Оно возникло в результате умозаключения по аналогии — из недовольства масс царским режимом (такое недовольство считалось доказанным самим фактом революции) заключали о недовольстве массовой аудитории дореволюционной кинематографией.

3 Русское кино знакомо с жанром киноребуса: в 1909 г., как вспоминал А. Ханжонков, «в поисках несложных, но забавных сюжетов мы произвели несколько съемок на тему «игра слов». Существо картины было в комической расшифровке надписи. Например, после надписи «Он изо всех сил боролся сам с собой» следовала сценка, изображающая физическую борьбу человека с собою, по всем правилам французской борьбы, включительно до «тур-де-тета»» [411, с. 32]. В 1916 г. «Театральная газета» восхищалась остроумными «кинокалендарями» с расписанием поста; «Перед зрителем появляется обыкновенная страничка календарного числа, размером с экран, и благодаря некоторым исключительно кинематографическим эффектам цифры и слова оживают и слагаются в блюдах» (№ 2Г с. 15). Напомним и о такой параллели

447

Примечания к стр. 327—358

интеллектуальному монтажу, как немецко-американский жанр-однодневка — «фильмы-кроссворды». В 1925 г. журнал «Ленинград» сообщал читателям: «В Америке в кинематографах во время антрактов на экране показываются ребусы с перекрещивающимися словами, и публика решает их на месте» (№ 18, с. 12), Инициаторами фирмы «Rebus-Filme» в Германии были П. Лени и Г. Зебер.

3 Как сообщил нам А. А. Чернышев, обнаруживший в ЦГАЛИ рукопись Игнатова, из объявленной в сборнике «Из истории кино» публикации этот фрагмент изъят как «ошибочное предсказание».

4 Когда эти соображения были высказаны автором на Эйзенштейновской конференции в Оксфорде, Франсуа Альбера, согласившись с такой атрибуцией в принципе, обратил наше внимание на неувязку: в № 409 говорится о «панике коров», в то время как из мемуаров Г. Александрова [16] известно, что сцена с коровами в Зимнем дворце не вошла в фильм из-за технического брака. И все же текст так не похож на съемочный план и так похож на монтажный лист, что остается только усомниться в достоверности мемуарного свидетельства Александрова, Репутация этих мемуаров исследователям творчества Эйзенштейна хорошо известна (к списку несуразиц в воспоминаниях Александрова следует добавить еще одну: на с. 142 мемуарист утверждает, будто, пролетая над Мексикой, сочинил песню «Техуантепек, Техуантепек». Между тем, судя по приведенному тексту, «Мексиканская песня» принадлежит перу Семена Кирсанова!). Конечно, вопрос о техническом браке не относится к области, располагающей к фантазированию, поэтому правомерно предположить, что сцена в коровнике была испорчена не до конца и, возможно, единственный пригодный к печатанию кадр и был использован Эйзенштейном под № 409.

5 Александр III, прежде чем «распасться на части», покачивает головой; этим Эйзенштейн отдает должное скульптурному мифу «Каменного гостя», возможно, в рамках той же интертекстуальной матрицы, что и Блок в «Короле на площади».

0 Можно высказать осторожное предположение о том, что образ костюма как пустой оболочки возник у Блока небезотносительно к кино. Знаменитый кинотрюк, в котором после удара от персонажа остается одна одежда, использованный Чаплиным в «Бродяге» («The tramp», 1915) и Андре Дидом в «Короле бокса» («Le roi de boxe», 1908), впервые появляется у Ж. Мельеса в «La boite a malice» (1903) и выходит из употребления в 1908 г. после фильма «Le conseil du Pipelet ou tour a la foir». Как известно, Блок был усердным кинозрителем, а «Балаганчик» — пьесой именно такого жанра, в котором кинематографические заимствования могли пока* заться вполне уместными.