Глава 6. Рецептивный слой фильма

для начала фильма и реже —- для финала. Выше говорилось о том, что составители титров в 10-е годы старались избегать простых повествовательных предложений в ремарках «от автора». Однако в качестве первого титра фильма (в этой позиции его никто не мог принять за прямую речь) глагольно-предикативная конструкция привилась лучше всего, поскольку четче всего соотносилась с фольклорным зачином.

На формульность кинематографических завязок уже в 1919 г. обратил внимание Игнатов: «Начала пьес до такой степени однообразны, что порою кажется, будто одно и то же перо приступило к изложению их для читателя. «Тихо и мирно протекала жизнь дровосека и его молодой жены» (картина «Дровосек») .. . «Счастливо и безмятежно текла жизнь в семье зажиточного коммерсанта Бадри» («Жизнь прожить — не поле перейти») ... «Тихо и ровно течет жизнь Жюльетты с честным добрым работягой (русицизм!) Марэ-ном» («Демон честолюбия») ... И до такой степени необходимо указать на повседневное однообразие жизни до начала катастрофы, что даже в пьесах, где французские имена заменены русскими, и позднее в картинах, действительно снятых в России, мы найдем аналогичные начала с необходимым для России оттенком угрюмости. «Тихо и мирно текла жизнь супругов Жуковых» («Месть кинематографического оператора»), «Угрюмо и однообразно течет жизнь за чугунными решетками старинного колокольного завода в одном из глухих переулков Москвы» («Тайна большого колокола»)...» [172, л. 20—21].

Финальные надписи, как правило, в формулах не нуждались, кроме случаев, когда нужно было одновременно обозначить конец серии и дать понять, что продолжение следует, Так, одна из серий «Фантомаса» («Fantomas», реж. Л. Фейяд, 1913) кончается неожиданной рифмой: Mais Juve et Fandor, out-ils trouve la mort? (пример, напоминающий рифмованные концовки монологов у Шекспира). В американском кино, где начало сеансов не фиксировалось, в середину фильма одно время было принято «вставлять несколько повествовательных титров, суммирующих все, что произошло, для тех, кто опоздал на начало» (535, с. 191].

Приобрела вариативность и позиция надписи относительно действия. В период около 1909 г. разговорную надпись еще не вклеивали в «середину кадра» в попытках синхронизировать ее с предполагаемым моментом произнесения реплики, а помещали в конце или (реже) в начале кадра [583, с. 291]. Известно, что Д. У. Гриффит и в 1910-е годы весьма неохотно переходил от ремарок к репликам [582г с. 160], Действительно, если взглянуть на его фильм 1913 г, «Барышня и мышка» («The lady and the mouse»), можно убедиться, что

20*

f

308

Часть II Межтекстовые связи

лаконичные разговорные надписи — «Будьте строже», «Я говорила вам, что он не заплатит», «И я отправлю на проверку маленькую сестру» — производят впечатление скорее эпиграфа, чем прямой речи, — они расположены перед действием, а не «внутри» его (во всяком случае, такова копия, прокатывавшаяся в России).

Случай с Гриффитом — исключение. В 10-е годы реплику стали монтировать, как монтируют текст «письма», — стараясь «попасть» в русло развертывающегося действия. Тут, однако, могли возникать чисто художественные проблемы. Титр нарушал «естественность» психологического нарастания, «полноту» сцены, ценившиеся русским театром и русским кино. Характерный пример — знаменитая толстовская фраза из «Крейцеровой сонаты». Когда В. Гардин в 1914 г. делал экранизацию этой повести, режиссер явно побоялся, что реплика героев от слов «Я Позднышев...» до слов «. . .я жену* убил», потрясшая его попутчиков, будучи вклеенной в момент произнесения, отвлечет внимание зрителя от главного — тщательно отрепетированной реакции слушателей. В итоге титр появляется в начале сцены — зритель «предупрежден» о содержании реплики и «узнает» ее в должный момент по игре артистов.

Однако к концу 10-х годов мы застаем уже иную картину — реплики строго согласуются с моментом речи. Из девяноста реплик чардынинского фильма «Молчи, грусть, молчи...» лишь восемнадцать вмонтированы на границе между кадрами, причем из них только одна — на границе между сценами, а семьдесят два титра вклиниваются в середину кадра (время на их чтение в сюжет не зачитывается). Таким образом, разговорные надписи постепенно утратили одну из основных функций прежнего титра — служить границей между смысловыми блоками изобразительного текста. Теперь для этого предназначались особые пограничные надписи, регулирующие время повествования -— Той же ночью ..,, На следующий день... и т. д.

Стремление совместить во времени высказывание и акт высказывания14 вызвало к жизни ряд чисто семиотических

проблем. Главные из них — проблема индикаторов говорения и проблема, связанная с голосовой «материей» речи.

*

Кто говорит?

Соотнести реплику с ее носителем означало соотнести эти два элемента не только во времени, но и в пространстве. Если в кадре находился не один персонаж, а несколько (что для русского кино 10-х годов было едва ли не правилом),

309