Глава 6. Рецептивный слой фильма

летом неравноправным: зритель, успевший прочесть верхнюю часть титраг мог смело не читать нижней, но если представить себе обратную ситуацию, можно утверждать, что для реципиента, ознакомившегося только с нижней половиной текста, повествовательная функция надписи была бы утрачена.

Таким образом, три случая прямой речи в «Стеньке Разине», по сути дела, — не реплики, а те же ремарки. По-настоящему серьезной попыткой передать устную речь ч являются не они, а титр-письмо, которое в отсутствие Разина один из разбойников зачитывает перед вольницей.

Сцена озаглавлена: Заговор разбойников против княжны. На огромный валун вскакивает оратор, в руке у него листок бумаги. Следующий кадр — рукописный текст:

%тс^оъ/тщи ?одарить ffua/h ii/n0.M(Wv /<Ji?f& &/ -цамог wicvr.. tffititiWfib цу<г. ttxxi меияуцсбс. t&udf-

K&f/z„L.4M& c& AftAiTAi 'vJi/t'y/i uawAw/ 'A/Mtyy.vajb

Как видим, текст несет сложную нарративную нагрузку -— зритель узнает причину заговора и суть интриги. Драматургическая ситуация — митинг недовольных разбойников — требует устной речи, титра-монолога. Однако язык кино такими титрами еще не располагает. Гончаров поступает так же, как поступил Калметт, ставивший «Герцога Гиза»г — прибегает к форме письма (для 1908 г. письмо — единственный способ представить на экране пространный и сложный текст), При этом режиссер сознательно идет на нелепость, мыслимую только в немом кино: представим себе, что бы творилось в театре, если бы волжский ушкуйник, вскочив на валун, зачитал обращение к вольнице по бумажке!

Между тем нелепица такой сцены прошла незамеченной. Можно высказать уверенность, что дело спас смелый сценарный ход Гончарова, составившего текст письма по законам устной речи и даже подчеркнувшего, оттенившего импровизационный характер монолога. Действительно, процессуаль-ность речи обозначена здесь чисто устным оборотом: «Придумал я, товарищи, сегодня же не будет этой чаровницы!» Тем

i

304

Часть II Межтекстовые связи

самым титр таит в себе семиотический парадокс: форма высказывания делает невозможной его субстанцию, и наоборот, субстанция исключает форму,

В итоге перед нами — двойная подмена; устная речь для перехода в титр подменяется письменной (бумажка), чтобы по мере чтения снова превратиться в устную. Второе превращение привело текст в соответствие с крутом зрительских ожиданий, и реципиент с готовностью забывает о внешней, драматургически нелепой мотивировке.

Таким образом, эволюцию надписей в кино можно представить как разветвление функций (план содержания) и поиск дифференцирующих признаков (план выражения). На первом шаге этой эволюции произошло разветвление надписи на внутреннюю (диегетическую, например, «письмо») и внешнюю (межкадровую, «авторскую»). Дифференцирующим признаком сделалась субстанция выражения: черным по белому I белым по черному и рукописная / печатная.

Второй шаг эволюции наметился с выделением новой функции — функции прямой речи, Примеры из «Герцога Гиза» и «Стеньки Разина» убеждают в том, что первые попытки в этом направлении пошли по пути использования привычных дифференцирующих признаков. К этому имелись некоторые основания. Дело в том, что новый виток эволюции оказался спиралевидным: устная речь была ближе к внутри-кадровой надписи — письму, записке, газете, листку календаря — в том отношении, что, как и она, принадлежала событийному миру фильма (диегезису). Вполне понятно, почему и Калметт, и Гончаров, поступясь правдоподобием, предпочли передать реплику персонажа в фактуре, сигнализирующей о ее внутрикадровой, диегетической принадлежности.

Субстанция выражения использовалась и для дифференциации речевых жанров, далеких от магистральной эволюции киноязыка. В русской картине «Ухарь-купец» (1909) тот же В, Гончаров, теперь уже сценарист и режиссер, чередовал два графических ряда. Фильм был экранизацией одноименной песни, и текст песни время от времени возникал в виде титра (видимо, в расчете на хоровое сопровождение в аудитории). Но были и обычные поясняющие надписи, например: «В надежде* выпить за счет купца отец позволяет купцу ухаживать за дочерью». Такой титр возникал в фильме печатным шрифтом на черном фоне, а текст песни, например:

По всей деревне славушка прошла: Красавица-дочка на зорюшке пришла,

во избежание путаницы был выведен от руки черным по белому фону. В фильме песню никто не поет (и, естественно,

305