Глава 1, Ранняя киноархитектура

бы ни пришел, все пришел к началу. Это давно не так, и тем не менее посетители продолжают утверждать, будто кинематограф имеет для занятых людей то неоценимое преимущество перед театром, что он не зовет зрителей к представлению в определенное время и позволяет устанавливать начало не автору, не режиссеру, не администрации театра, а каждому отдельному зрителю» (172, л. 11].

«Консерватизм» в стиле поведения (точнее сказать, эталона, на который ориентировался этот стиль), видимо, имеет отношение к области социальных стереотипов. Наблюдатели, склонные к самоанализу, замечали в психологии кинозрителя элемент фарисейства. Тот же Игнатов выделял среди кинопублики большую группу «конфузливых»: «Конфузится и стыдится она своего пребывания в кинематографе; смеется над трагическими переживаниями героев экрана и над собственным своим посещением привлекательного места» [172, л. 3]. Хотя многие обозреватели были склонны относить эту двойственность за счет особенностей отечественной культуры, нерусские источники подтверждают ее универсальный характер, В 30-е годы об этом сказал Э. Панофски: «Не приходится удивляться, что «обеспеченные классы», когда они понемногу стали захаживать в эти ранние кинотеатры, поступали так не в поисках нормального и, возможно, серьезного развлечения, но с характерным чувством смущения и снисхождения, с которым мы, бывает, с веселой компанией погружаемся в фольклорные глубины Кони-Айленда или европейской ярмарки» [571, с. 152]. Реплика Н. Лопатина облекала аналогичное наблюдение в форму журнального афоризма: «Как искренне любим мы кинематограф и как серьезно уверяем самих себя, будто презираем этот пошлый, бульварный вид

развлечения!» [231, с. 19].

Примирить эту двойственность помогал подчеркнуто неформальный ритуал, которым обставлялся поход в кино. Каковы его признаки? Наблюдатели эпохи выделяли в поведении

кинозрителя:

— непреднамеренность. Аккуратное соблюдение этого условия снимало подозрения в киномании. Обозреватель 1916 г., указывая на различие между театральными и кинематографическими сборами, подчеркнул условный характер и тех и других: «<.♦.> не думайте, что психологическую разницу в том и другом случае создают бытовые условия. Очень редко в театр вы идете «с налету» — собрались и пошли. Так только женихи с невестами ходят в театр. Обычно, если вы идете в театр, то собираетесь задолго, может быть, за несколько дней, назначаете день, выбираете пьесу, «примериваетесь» к «исполнителям» и т. д., а в кинематограф вы отправляетесь, часто за полчаса до этого и не предполагая, что отправитесь,

i

i

56

Часть I Внетекстовые структуры

20. Карикатурист

И. Степанов изобразил

«конфузливого» зрителя, неузнанным прокрадывающегося в «электротеатр» (Наша неделя, 1913, № 20—21. С. 20).

не чувствуя тяги и желания. «Господа, пойдемте в кинематограф! — Пойдемте!»» |190, с. 69—70];

— групповой характер. Поход в кинематограф «всей компанией» способствовал атмосфере коллективной ответственности и лишал этот поступок оттенка тайного пристрастия;

— систему колебаний: «И вот компанией отправляются, часто не зная еще, в какой же именно кинематограф пойдут. Увлекаемые уличным движением, пройдут мимо одного ярко освещенного, разукрашенного плакатами входаг мимо другого, поколеблются — пойдут дальше и, наконец, куда-нибудь да зайдут, потолкутся в фойе, прямо так, не раздеваясь, в шубах, в калошах'...» [190, с. 70];

— притворную неискушенность, которая оборачивается своей противоположностью: «<,..> у всех этих людей, так искренне презирающих кинематограф, вдруг оказываются обильные, точные сведения по вопросу о том, где картины разнообразнее, где аппарат меньше мигает» [231, с. 19];

— систему ложных мотивировок. Аддикция прикрывалась или ссылкой на волю обстоятельств (П. Тавричанин рассказы-

57

___________________г, Глава 1. Jfopttil^ №«6архитектура

вает: «Пишущему эти строки не раз приходилось выслушивать от своих знакомых, встречаясь с ними в «ожидалке», такого рода полу оправдания; «Да вот и мы ... тово, зашли «.. Сидели, знаете, с Марьей Ивановной дома, пошли воздухом дохнуть, немного устали и пить она захотела ... Иногда, знаете, занятно бывает, но больше чепуха»» [367, с, 3]), или любопытством социолога-любителя («В самом деле, пойдемте! <., .> Картины, конечно, не интересны, зато любопытно посмотреть на публику, как она интересуется всякими пошлостями!» [231, с, 19]), или интересом к фильмам как симптому падения современной цивилизации. Такой мотив проскользнул уже в 1910 г, в ходе полемики между К. И. Чуковским и В. В, Розановым. Известная филиппика Чуковского по поводу кино, содержавшаяся в его лекции «Нат Пинкертон и современная литература» [435], вызвала следующее замечание Розанова:

«И что за младенчество: войти в кинематограф, увидеть, что все лавочки заняты, и закричать наподобие Иеремии: «Погиб народ мой, погиб Иерусалим» <.. .> Ну вот и вы были в кинематографе и, судя по вашему чтению, пересмотрели чуть ли не все картинки. Не будем ежиться и ломаться, и признайтесь, вы ходили туда не для одной же лекции, не собирая для нее сюжеты. Правдоподобнее, что сюжет мелькнул потом, что выг сидя и сидя перед картинками, догадались: «Ба, да ведь это целая литература» и решились это сделать предметом особого чтения. Но пока все это пришло вам на ум, вы попросту, по-нашему, ходили для удовольствия, небольшого, не крупного, — но, однако, именно для удовольствия» (ЦГАЛИ, ф, 419, оп, 1, ед. хр. 203, л. 13).

Такова, вкратце, психологическая обстановка, определявшая рецептивные особенности русской киноаудитории 1900— 1910-х годов. Наиболее отточенную формулировку она получила в романе Л. Добычина «Город Эн», где психология семейного похода в кино передана языком детского сказа: «Мы любили его «видовые» с озерами «драмы», в которых несчастная клала ребенка на порог богачей, и «комические». До чего это глупо, — довольные, произносили мы по временам» [151, с 79].

В книге «Прошлое на экране» Л. Мэй сообщает, что владельцы американских кинотеатров повышали престиж своих заведений, приглашая на премьеры представителей лучших семей — Рузвельтов, Карнегиг Вандербильтов [556, с, 158]. Видимо, в тех же целях русские кинематографические жур- -налы вели светскую хронику: «Пребывающий в настоящее время в Киеве Его Императорское Величество Великий Князь Дмитрий Павлович 20-го августа посетил кинемо-театр Шан-цера, где просмотрел всю программу» [416, с. 18]. Рассказывая о кинематографических пристрастиях изгнанного порту-

58