Исследование познавательной активности как компонента общей одаренности учащихся 7-9 классов

Щебланова Е. И. (г. Москва)

Исследование выполнено при финансовой поддержке РГНФ, проект № 05-06-06043а

Работа посвящена изучению познавательных и личностных особенностей учащихся с разным уровнем общей одаренности в период с VII по IX классы. В исследовании участвовали две группы по 60 семиклассников (поровну мальчиков и девочек) из разных московских школ. Контрольная группа состояла из трех классов целиком без отбора. Одаренные дети отбирались с помощью оце­нок учителей и тестов способностей (примерно 10% возрастной выборки). Обследование обеих групп проводилось трижды через год. Система психодиагностики включала: учительские оценки интеллектуальной и творческой одаренности;тесты познавательных (вербальных, математических, невербальных) способностей; тесты творческого мышления; успеваемость; анкеты по познавательной активности, мотивации достижения, тревожности, самооценки, внешкольным увлечениям.

Полученные результаты не позволили выявить значимых различий по познавательной активности в группах одаренных и обычных учащихся и в подгруппах мальчиков и девочек, за исключением более высоких показателей в контрольной группе IX класса у мальчиков, по сравнению с девочками. Результаты корреляционного анализа продемонстрировали значимые и стабильные взаимосвязи познавательной активности с показа­телями интеллектуальных способностей, мотивации достижения и внешкольных увлечений, а также тендерные различия этих взаимосвязей. Показано влияние уровня познавательной ак­тивности учащихся на выраженность тендерных различий в интеллектуальных способностях, личностных характеристиках и успеваемости, что свидетельствует о неоднозначности проявлений общей одаренности у мальчиков и девочек.

Личностные факторы социального интеллекта

Щербаков С. В. (г. Уфа)

Социальный интеллект- это понятие, которое вошло в совре­менную психологию во второй половине двадцатого века усилиями таких известных исследователей, как Векслер, Гилфорд, Стернберг, Торндайк и др. Изначально Торндайк определял это понятие как способность понимать другихлюдей и совершать мудрые поступки. Д.В. Ушаков определяет социальный интеллект как «компетентность в сфере социального познания». Подчеркивая принципиально ве­роятностный и континуальный характер социального интеллекта, и используя термин «субъективное взвешивание», он указывает на важную роль невербализованных и интуитивных компонентов в структуре этого явления (Ушаков, 2004).

Наиболее известный исследователь в этой области, американ­ский психолог Роберт Стернберг, подчеркивает скрытый, неявный, приблизительный характер знаний, необходимых для решения задач практического и социального интеллектов. Неявные знания формируются стихийно, а не в процессе специального обучения. Они носят эмпирический процедурно-ситуативный характер и тесно свя­заны с практической и профессиональной деятельностью человека. Р. Стернберг разработал процедуру изучения неявных знаний у спе­циалистов в разных областях (высшая школа, бизнес и менеджмент, вооруженныесилы). С высококвалифицированными и успешными специалистами соответствующего профиля проводились интервью. В процессе собеседования из опыта респондентов извлекались те ситуации и эпизоды, которые были особенно важны и значимы для их профессиональной деятельности. В итоге Р Стернберг выделяет такие особенности подобных неявных профессиональных знаний как индивидуальная специфичность, контекстуальность, латентность (Стернберг, 2002).

Отталкиваясь от идей А.В. Брушлинского и Б.Ф. Ломова, Л.А. Регуш в качестве психологического механизма социального интеллекта предлагает «вероятностное прогнозирование». Автор

374

0-Я

указывает, что построение социально-психологической интерпре­тации носит вероятностный характер» (Регуш, 2003).

В отечественной психологии тест для диагностики социального и практического интеллекта был предложен Д. В. Ушаковым и А.Е. Ивановской. С помощью этой методики оценивалась компе­тентность индивида в отношениях с учителями, сверстниками и родителями. Авторы провели психометрическую апробацию теста на школьниках и сопоставили его результаты с успеваемостью и социо­метрическим статусом испытуемых (Ушаков, Ивановская, 2004).

Отсутствие четких разграничительных линий в понимании практического и социального интеллектов, своеобразная личностно-когнитивная двойственность этих феноменов приводит к необхо­димости тщательного исследования личностных и когнитивных факторов социальной компетентности.

В нашем корреляционном исследовании эффективность вы­полнения теста социального интеллекта сопоставлялась с резуль­татами проведения стандартного личностного опросника Р. Кеттела (Капустина, 2001).

Основная выборка состояла из студентов дневного отделения Башкир-ского государственного университета и Башкирского госу­дарственного педагогического университета (г. Уфа) - 31 мужчина и 52 женщины в возрасте от 17 до 22лет. В дополнительную выборку, предназначавшуюся для уточнения диагностических норм, входило 48 испытуемых заочного отделения Башкирского государственного педагогического университета. Как уже указывалось, на основной выборке проводились опросник практического и социального интеллекта (Ушаков, Ивановская, 2004) и сокращенный вариант опросника Р. Кеттела (Капустина, 2001). Критерием эффективности ответов на опросник служила степень соответствия ответов каждого испытуемого с т.н. «медианным профилем», отражающим систему групповых оценок, а мерой соответствия служила евклидова метри­ка. Сопоставление предложенных нами индексов с экспертными оценками, полученными Д.В. Ушаковым и А.Е. Ивановской, выявило тесную корреляционную связь между евклидовым расстояниями от медиан ответов испытуемых и экспертов (г = 0,66).

С помощью корреляционного анализа был обнаружен ряд до­стоверных связей междутакими свойствами личности по Р. Кеттелу, как А, С, G, О, Q3, с одной стороны, и с различными параметрами согласованности-рассогласованности ответов испытуемых с кол­лективным усредненным профилем ответов, с другой стороны. Большинство вышеперечисленныхличностныхфакторовопросника 16PF важны для прогноза успешности в практической деятельности, коммуникабельности, уравновешенности, самоконтроля и про­явления лидерских качеств.

Для уточнения полученных результатов и выявления, наиболее тесно связанных с практическим интеллектом пунктов теста Р Кэтте-ла, по результатам ответов на каждый вопрос данной методики про­водился параметрический однофакторный дисперсионный анализ, в задачу которого входило определение значимости различий между общегрупповыми средними уровня социального интеллекта по всем трем вариантам ответа на опросник 16PF. Кроме того, на получен­ном таким способом тестовом наборе рассчитывался г-критерий Стьюдента между значениями социального интеллекта по крайним вариантам ответов теста Р Кеттела. В итоге был выделен ряд пунктов вышеуказанного теста,соста вившие шкалу социального интеллекта. Хотя каждый из полученных таким способом вопросов входит в разные шкалы опросника 16PF (G, Н, I и др.), суммарная оценка практического интеллекта воспроизводит значение социальной

компетентности с высокой достоверностью. Ввиду неоднозначной психологической природы выявленных таким способом предикто­ров можно выдвинуть предположение о том, что проблема опреде­ления личностных факторов социального интеллекта полностью не решается в рамках классического диспозиционального подхода. По-видимому, полученная нами шкала социальной компетентности отражает рациональные и прагматические аспекты поведения лич­ности, связанные с умением индивида найти оптимальный выход из неоднозначных и конфликтных ситуаций.

К вопросу о роли подарка в общении

Щербакова Л. В. (г. Ростов-на-Дону)

Выбор стратегий эффективного общения является одной из актуальных задач жизнедеятельности человека. В связи со становлением корпоративной структуры в российском обществе стали актуальными такие проблемы, как ведение различных переговоров, заключение сделок, привлечение партнеров и кли­ентов. Наряду с этим немаловажным становится то, как партнер, продавец или клиент проявляет себя не только в деловом, но в межличностном общении. И здесь добивается успеха тот человек, который, помимо прочего, умеет правильно декодировать не­вербальные сообщения других людей и кодировать свои невер­бальные сообщения. Поэтому в последнее время в отечественной науке интерес к различным сторонам невербального общения резко возрос.

В своем сообщении мы ставим задачу рассмотреть подарок как один из невербальных знаков общения.

В социальной психологии изучаются различные знаки невер­бального общения, к которым относятся мимика, жесты, поза, осо­бенности параязыка, внешний облик, запахи и др. Наряду с прочим к знакам невербального общения мы относим и подарок.

Так как процесс дарения сопровождает различные аспекты жизнедеятельности человека, как на уровне обыденного поведе­ния, так и в деловом общении, становится понятной существенная роль подарка в разнообразных ситуациях общения. Процесс дарения обсуждается в исследованиях, выполненных в области антропологии, истории, социологии, семиотике, экономике, юриспруденции (Н. Артемьева, Е.А. Долгушева, В. Ильин, М. Мосс, Тахо-Годи, М. Энафф и др.). Не смотря на то, что феномен подарка до сих пор не являлся объектом социально-психологических исследований, социокультурный анализ данных работ позво­лил нам выделить наличие у подарка следующих социально-психологических функций.

Подарок и процедура дарения являются традиционным спо­собом установления связей и отношений, как между людьми, так и между группами. Подарок, выполняя функции социальной комму­никации, превращается в «текст», знак, который несет информацию как о дарителе, получателе, так и о ситуации дарения. Подарок выполняет регулятивные функции: определяет, развивает, транс­формирует отношения и взаимоотношения, поведение дарителя и получателя (одобрение, власть, дружеские чувства, «мир - война» и

375

Материалы IV съезда Российского психологического общества. Том III.

т. д.). Подарок удовлетворяет социальные потребности как дарителя, так и получателя. В качестве главных мотивов дарения выступают: долг, любовь, стремление к одобрению, выгода, страх наказания, стремление к власти и контролю.

Таким образом, выделенные нами функции свидетельствуют о значимой роли подарка, процесса дарения в общении. Это расширяет существующие представления о невербальных пат­тернах общения и вводит феномен подарка и процесса дарения в социально-психологический контекст.

Психологическая компетентность

как условие достижения профессионального акме

Щербакова Т. Н. (г. Ростов-на-Дону)

Психологическая компетентность является одним из условий достижения «акме», это обусловлено потенциалом психологи­ческих знаний, конструктивностью психологических умений, содержанием личностных качеств, интегрированностью уровней субъективного контроля и оптимальностью стратегий, входя­щих в ее структуру. Различные подсистемы психологической компетентности- когнитивная, коммуникативная, социальная и аутопсихологическая - выполняют специфические функции в акмеологическом развитии; вместе с тем его успешность воз­можна при условии развития психологической компетентности как системной интегральной характеристики, а не отдельных ее видов. Динамические характеристики психологической компе­тентности субъекта профессиональной деятельности проявляются в контексте профессиональной деятельности, общения, социума, профессионального развития. Каждый вид психологической ком­петентности имеет свое специфическое функциональное назначе­ние. Так, когнитивная компетентность обеспечивает эффективное решение профессиональных задач за счет расширения индиви­дуального тезауруса паттернов оптимального поиска решений, универсальных алгоритмов и механизмов процедурализации, тактического и стратегического научения, что позволяет выстраи­вать гештальт профессиональных ситуаций. Коммуникативная компетентность дает возможность успешно позиционировать себя как субъекта общения, продуцируя позитивные отношения с другими, эффективное решение проблем профессионального взаимодействия, и обеспечивает оптимальное транслирование смыслов, ценностей, технологий, содержания предмета деятель­ности, конструктивных моделей взаимодействия с миром. Со­циальная компетентность обеспечивает адаптацию, возможность высоких достижений в результате применения конструктивных стратегий активности при сохранении адекватности поведения в динамичной социореальности. Аутопсихологическая компетент­ность обусловливает эффективность прогрессивного развития за счет активизации личностных ресурсов, саморефлексии на основе контекстной самодиагностики собственных возможностей, оптимизации саморегуляции и самоконтроля, а также индивиду­альной системы способов и приемов психологической поддержки.

В качестве взаимосвязанных и взаимообусловленных структурных элементов психологической компетентности как интегральной акмеологической характеристики, выступают интериоризирован-ные психологические знания, действующие комплексы умений, личностные качества, конструктивные стратегии и субъективный контроль, регулирующий и контролирующий взаимосвязь ком­понентов и обеспечивающий их взаимодействие и интеграцию в компетентный стиль. Специфика профессиональной деятельности учителя определяет содержательную наполненность структурных элементов психологической компетентности. Влияние психо­логической компетентности на успешность профессиональной деятельности и профессиональное развитие осуществляется посредством реализации ее функций: гностической, селективной, рефлексивной, проективной и преобразующей. Гетерохронность развития подсистем психологической компетентности на уровне индивидуального субъекта профессиональной деятельности обусловливает наличие пяти типов: когнитивно-компетентные, коммуникативно-компетентные, социально-компетентные, аутокомпетентные и гармоничные. Развитие психологической компетентности учителя, как субъекта профессиональной деятель­ности, проходит ряд этапов: «накопительный», «согласования», «интеграции», «стилеобразования». Персонализация учителя в педагогической деятельности коррелирует с развитием аутоп-сихологической компетентности, позволяющей вычленить осо­бенное в своей личности и способы его транслирования. Вместе с тем персонализация возможна лишь в интерперсональном пространстве. Коммуникативная компетентность обеспечивает осуществление персонализации в адекватных формах в процессе педагогического общения. Социальная компетентность позволяет учителю оценить ситуативную и прогностическую востребован­ность своих вкладов. Психологическая компетентность может использоваться двояко: как инструмент конструктивного транс­лирования субъектное™ либо как инструмент манипуляции, что определяется нравственной позицией учителя и интегрировано-стью концептуального, тактического и операционального уровней субъективного контроля. Психологическая компетентность влияет на индивидуальный стиль, являясь стилеообразующим фактором. Недостаток рефлексии в оценке собственной психологической компетентности приводит к противоречию декларируемого и реализуемого стиля - «эффект подмены стиля». В зависимости от уровня развития профессиональной психологической компетент­ности можно выделить конструктивные или компетентные стили и компенсаторные. Обобщение результатов анализа педагогической практики позволяет выделить отрицательные эффекты в реали­зации компенсаторных стилей, порождаемые низким уровнем развития профессиональной психологической компетентности. К ним относятся: «профессиональные искажения»- подмена реальной педагогической проблемы неадекватным видением; «селективный фильтр авторитаризма»; «когнитивная глухота» к задаче, поставленной другим; фиксация на «заготовках»; тенденция к эклектичности; «профессиональный аутизм»; жест­кость моделей профессиональной активности; тиражирование «собственного портрета»; нонконгруэнтность. Как показало эмпи­рическое исследование, существуют различные уровни развития психологической компетентности: «желаемый», «знаниевый», «практический» и «интегральный». Эмпирически выявлено, что существует большая группа учителей, которая недостаточно адек­ватно оценивает уровень собственной компетентности. Показано

376

0-Я

различие в проявлении психологической компетентности учите­лей разного уровня профессионализма по параметрам: поведение в конфликте, коммуникативный самоконтроль, выраженность эмпатии, субъективный контроль, отношение к сотрудничеству, способность к самоанализу, прогнозированию и моделированию профессиональной деятельности, а также содержательные раз­личия в формировании запроса на психологическую помощь и акмеологическую поддержку.

Новая классификация социальных страхов

Щербатых Ю. В. (г. Воронеж)

Социальные страхи отличаются тем, что источник тревоги или страха не наносит явного вреда жизни или здоровью человека, который испытывает данную эмоцию. Среди множества социальных страхов можно выделить восемь главнейших разновидностей, об­разующих четыре пары страхов, каждый из которых состоит из двух взаимно противоположных и взаимосвязанных компонентов:

• страхи руководства и подчинения;

• страхи успехов и неудач;

• страхи близких социальных контактов;

• страхи оценок;

Первая категория страхов состоит из двух основных компонен­тов: страха перед начальством и страха ответственности. Первый из них вызван иерархическим характером человеческого общества и частично запрограммирован на подсознательном уровне, так как характерен не только для высших приматов, но и для других стадных животных. Его зеркальным отражением можно считать эмоциональные переживания человека, наделенного властью, который может принимать форму страха ответственности (за своих подчиненных, порученное дело, организацию, спортивную команду, семью и т. д.).

Составляющие второй категории страхов понятны из ее назва­ния - «страхи успехов и неудач». Страх неудачи связан с опасением претерпеть неудачу на каком-то поприще, будь то карьера, бизнес, учеба или личная жизнь. К этой группе относится широко распро­страненный среди студентов страх перед экзаменами, который имеет массовый характер и вызывает много проблем у студентов и школьников. В группу страхов перед неудачами как отдельная разновидность входит страх начинания (классическим примером его являются переживания Юлия Цезаря перед Рубиконом). Раз­новидностями страха перед неудачами являются страх получить отказ, страх бедности, страх не суметь заплатить долги и пр.

Страх успеха свойственен для не вполне уверенных в себе людей, которые примирились со своим положением и в глубине души боятся, что в случае успеха им придется брать на себя новую ответственность, прилагать дополнительные усилия и удерживать завоеванные позиции. Боязнь успеха может возникать и из-за

мысли о том, что на данного человека после первого успеха воз­ложат слишком большие надежды, и он должен, но не сможет оправдать эти ожидания. Успех в таком случае видится человеку опасным, и он начинает его избегать, обрекая себя на унылое прозябание.

Страхи близких социальных контактов также состоят из двух антагонистических составляющих: страха одиночества и страха слия­ния с другим человеком. Фриц Риман считает, что каждого человека характерны две противоположные тенденции. Первая тенденция связана с желанием индивидуума отграничить себя от остальной человеческой массы и реализовать себя как отдельную личность, что в итоге неизбежно вызывает страх изоляции и одиночества. Вторая тенденция подразумевает самоотречение и самоотдачу, слияние с окружающими людьми. Сюда же относится страх потери близкого человека. Подобные страхи характерны для личностей, которые изначально стремятся к самоотдаче, доверительным близким контактам, и у которых присутствует выраженное желание любить и быть любимым.

Противоположной формой социального страха является опасение слишком близко «впустить» в себя другого. Некоторые люди, находящиеся под влиянием импульсов, направленных на усиление самостоятельности, будут испытывать страх перед откры­тостью и самоотдачей. Жизнь таких людей связана с повышенным стремлением к самостоятельности, что приводит к их изоляции от окружающих.

Четвертая группа социальных страхов - страх оценок может принимать две противоположные формы: боязнь негативных оценок со стороны окружающих, с одной стороны, и страх перед невниманием со стороны других людей - с другой. Одним из вариантов поведения, сопряженного со страхом перед оценкой другими людьми, является застенчивость. В какой-то мере застенчивость можно отнести к предыдущим страхам перед социальными контактами, но для такого человека его оценка со стороны окружающих играет важнейшую роль. Как писал Филип Зимбардо, причиной застенчивости может быть сильный страх, испытанный в детстве ребенком, страх, заставляющий его впо­следствии избегать инициативы в контактах с другими людьми. Близким к этому страху является боязнь осуждения со стороны окружающих, где на первый план в сознании выходит не конечный результат его деятельности, а реакция ближайшего социального окружения.

Страх невнимания со стороны других людей характерен для демонстративных, истерических личностей, которые расстраи­ваются, если на них не обращают внимание. Им неважно, каким будет повод - главное, чтобы о них говорили, на них смотрели, ими восхищались, или, по крайней мере- их ненавидели. Их главный страх состоит в том, чтобы стать серыми и незаметными, остаться без внимания публики. Такие люди идут в артисты и становятся героями скандальных хроник. Их кредо- привлечь внимание любой ценой!

Таким образом, данная классификация социальных страхов охватывает подавляющее количество эмоциональных пережива­ний, связанных с жизнью личности в социуме. В то же время она обладает определенной логикой и компактностью, что облегчает исследование механизмов социальных страхов.

377

Материалы IV съезда Российского психологического общества. Том III.

Эффективность карьерной стратегии

Щетинина Е. А. (г. Ростов-на-Дону)

Под карьерной стратегией мы понимаем часть жизненной стратегии, выработанной самим субъектом деятельности или сло­жившейся под влиянием объективных факторов. Это обобщенная и индивидуализированная эффективная организация личностью пути достижения карьерных целей, предполагающая обогащение опытом и развитие субъекта (внутренний результат), ведущая к достижению и социальному признанию (внешний результат), ориентирующая и направляющая поведение личности втечениедлительного времени, с учетом изменяющихся внутренних и внешних условий. Стратегия построения карьеры имеет трехкомпонентную структуру: мотива-ционно - целевой компонент, который является источником актив­ности человека, регулятором ее содержания и определяет цели, способы их достижения и результаты к которым стремится человек, т. е. стратегию в целом; когнитивно - предметный, включающий в себя предметное содержание карьеры и осознание переменных, влияющих на построение карьеры, и поведенческий компонент, включающий в себя способы, которыми пользуется человек для достижения карьерных целей.

В экономической и психологической литературе существуют различные определения эффективности, но из множества подходов можно выделить общие признаки эффективности:

305. Отражение степени достижения поставленной цели;

306. Связывание ценности результата с ценностью затрат на до­стижение цели;

307. Отражение отношения целевых показателей к нормативным;

308. Связь с удовлетворенностью результатом деятельности.

309. Оценка эффективности связана с результативностью, произво­дительностью, успешностью, продуктивностью деятельности.Под эффективностью карьерной стратегии мы будем понимать

реализацию субъектом заданных карьерных целей, соответствую­щих представлениям субъекта о предметном содержании карьеры, при оптимальных психических, физических и материальных затра­тах, ведущих удовлетворенности карьерой.

Эффективная карьерная стратегия должна соответствовать следующим требованиям:

310. Обеспечивать достижение заданных конкретных карьерныхцелей;

311. Обеспечивать оправданность затрат достижения целей, сучетом имеющихся внутренних ресурсов и условий;

312. Обеспечивать соответствие поставленных целей мотивам ипредставлениям человека о карьере.

Содержательно эффективность карьерной стратегии раскрыва­ется в степени приближения достигнутых результатов к поставлен­ными карьерными целями. Функционально она должна обеспечить относительную устойчивость и результативность функционирования карьерной стратегии в определенный период в условиях изменчи­вости требований внешней среды.

К критериям оценки относятся: внутрикомпонентная и меж­компонентная согласованность карьерной стратегии, достижение внутреннего и внешнего результата карьеры, «психологическая цена» карьеры и удовлетворенность карьерой.

На основании анализа психологической литературы и соб­ственных исследований (Щетинина, 2006г), мы выделяем следую-

щие детерминанты, обеспечивающие эффективность карьерной стратегии. Во-первых, готовность к реализации карьерной стратегии, под которой понимаем установку на мобилизацию мотивационных, познавательных, эмоциональных и волевых компонентов, обеспечивающих эффективность деятельности, на выполнение определенных действий. В профессиональной карьерной стратегии готовность будет эмпирически определяться представлениями субъекта о предметном содержании карьеры, о выбранной профессии, ее месте в системе общественных отно­шений, знаниями о способах построения карьеры, осознанностью самой карьерной стратегии. Во-вторых, детерминантой, обеспе­чивающей эффективность является самоэффективность субъекта, как оценка им собственной эффективности, расширяющей воз­можности выбора вида деятельности, карьеры, усилий, которые придется приложить для преодоления препятствий. Отметим следующие выделенные нами детерминанты: локус контроля; эмоциональная стабильность; профессиональные способности; способы построения карьеры, при реализации которых люди надеются на свои силы и стараются профессионально совер­шенствоваться для достижения карьерных целей; ищут опору в других людях; стараются изменить условия деятельности; черты характера (настойчивость, упорство, коммуникативность и т. д.); уровень профессиональных притязаний; адаптированность стратегии; тендерные различия. Очевидно, что все выделенные индивидуально- психологические особенности относятся к разрозненным группам характеристик человека: к индивидным свойствам (эмоциональная стабильность), свойствам субъекта деятельности (готовность к реализации карьерной стратегии, профессиональные способности, способы построения карьеры, уровень профессиональных притязаний, адаптированность стратегии), к личностным свойствам (локус контроля, тендерные различия, черты характера). Явно недостаточное внимание в ис­следованиях уделяется таким детерминантам, обеспечивающим эффективность карьерной стратегии, как социально - экономи­ческие и профессионально - организационные, что предполагает необходимость изучения эффективности карьерных стратегий не только в связи с индивидуально - психологическими особенно­стями субъектов, но и в контексте социально - экономических и профессионально - организационных условий и требований.

Восприятие иммигрантов: половые различия, стереотип и локус контроля

Щебетенко С.А., Корниенко Д.С., Балева М.В.

(г. Пермь)

Восприятие иммигрантов русскими представляет собой не только социальную и политическую проблему. По всей видимости, оно имеет также психологические корни. При этом психологиче­ские механизмы изменения восприятия иммигрантов русскими до сих пор экспериментально изучены довольно слабо. Исходя из имеющихся данных в отечественной и зарубежной психологии в отношении данной проблемы были сформулированы некоторые предположения.

378

0-Я

Более позитивное отношение женщин к аут-группам (Herek, 2002; Kite SWhitley, 1998), их ориентация на межличностные отношения (Birnbaum & Laser-Brandt, 2002) при сравнительно низкой социальной доминантности (Pratto et al., 1994; Sidanius & Pratto, 1999), позволили нам предположить, что женщины будут воспринимать иммигрантов более положительно, чем мужчины. Установленные ранее факты о предпочтении контр-стереотипных членов аут-групп стереотипным (Schimel et al., 1999) дали нам основание предполагать то, что стереотипные образы иммигрантов будут восприниматься менее позитивно, чем контр-стереотипные образы. Кроме того, предыдущие исследования (Navarre & Minton, 1977) дали нам основание ожидать, что оценка образа иммигранта может быть связана с уровнем интернальности респондентов. Наконец, обнаруженные ранее взаимодействия пола с другими социально-психологическими и личностными характеристиками дали нам основание ожидать взаимодействие пола, стереотипности и интернальности при восприятии иммигранта.

Для проверки указанных предположений было организовано эмпирическое исследование, участниками которого явились студен­ты Пермских вузов в возрасте от 17 до 25 лет (М=19.4; SD=1.6) 274 человек. Среди участников было 88 мужчин и 188 женщин.

Контрольные и независимые переменные. Осуществлялся контроль национальности образа иммигранта. Сравнивалось вос­приятие образа одного изтипичных иммигрантов в Россию - «узбе­ка» (выходца из одной из стран СНГ) с восприятием иммигранта нетипичного - «немца» (выходца из одной из стран Евросоюза). Образы иммигрантов задавались текстом, якобы написанным от лица самого иммигранта, работающего в России, которые были предварительно разработаны независимой группой русских сту­дентов (экспертов). Для формирования контр-стереотипного образа иммигранта был создан образ «русского». Стереотипность образа иммигранта задавалась за счет включения в «рассказ иммигранта» качеств, которые приписали эксперты русскому этносу.

Интернальность измерялась в трех сферах: общая интерналь-ность, интернальность в сфере достижений и интернальность в сфере неудач. Использовался вопросник «Уровень субъективного контроля» (Бажин, Голынкина, Эдкинд, 1983).

Зависимые измерения. Измерялось отношение к образам им­мигрантов. С использованием существующей методологии (Burris& Rempel, 2004; See & Petty, 2006) нами была разработана шкала отно­шения к образу рассказчика. Шкала включала в себя 7 утверждений, каждое из которых участник исследования оценивал по 7-значной шкале Ликерта от 1 (совершенно не согласен) до 7 (совершенно согласен). Оценка согласованности пунктов шкалы дала высокие результаты (а = 84.1; средняя межпунктная корреляция г = .45, р < .001). В качестве показателя отношения к образу иммигранта использовалось среднее арифметическое 7 пунктов этой шкалы.

Исследовательский план и статистика. Применялся квазиэкспе­риментальный план исследования. Использовались 3-факторный дисперсионный анализ ANOVA (межгрупповой план, регрессионный подход) 2 (пол) х 2 (стереотипность образа) х 3 (интернальность), корреляционный анализ и анализ надежности шкалы.

Основные результаты исследования связаны с взаимодей­ствием факторов.

Во-первых, фактор пола взаимодействовал со стереотипностью образа иммигранта, F (1,224)=3.87, р=.О5. При этом мужчины выше оценивали образ контр-стереотипного иммигранта в срав­нении со стереотипным образом. Женщины же, напротив, выше

оценивали образ стереотипного иммигранта в сравнении с контр­стереотипным. Анализ контрастов показал, что это взаимодействие характерно для восприятия «узбекского» образа, F (1,224)=4.83, р<.03, и не проявляется при восприятии «немецкого» образа, р>.62. Post hoc сравнения (метод LSD Fisher) показали, что наи­больший вклад в этот эффект вносит отношение мужчин к узбекам. При этом отношение мужчин к стереотипному «узбекскому» образу было наиболее негативным, но достигало максимальных по выборке значений в отношении контр-стереотипного «узбекского» образа.

Во-вторых, данное взаимодействие уточняется общей интер-нальностью, F (2,252) = 3.67, р < 0.02. Оно в целом воспроизво­дится у интернальных участников, F (2,252) = 3.99, р < .04, и у участников со средней интернальностью, F (2,252) = 3.31, р < .07, но не воспроизводится у экстерналов, F (2,252) = 1.84, р > .15. При этом наблюдается тенденция обратного взаимодействия между полом и стереотипностью у экстерналов.

В целом, наши гипотезы получили эмпирическую поддержку отчасти. Однако в некотором смысле они были взаимно исклю­чающими: взаимодействия факторов обычно не сопровождаются их главными эффектами. Кроме того, полученные результаты со­гласуются с многочисленными данными в работах по тендерным различиям в интернальности (напр., Abrahamsonetal., 1973; Collins, 1974;Gurin etal., 1969; Joe& Jahn, 1973;Viney, 1974), подтверждаю­щими то, что значимых различий в общей оценке интернальности между мужчинами и женщинами не существует.

Хотя ни пол, ни стереотипность образа, ни интернальность респондентов не влияли «в чистом виде» на оценку иммигранта, их взаимодействие оказалось весьма показательным. Наличие подоб­ных взаимодействий подтверждает тот факт, что половые различия будут проявляться в связи с другими особенностями, что находит свое теоретическое объяснение (Егорова, 1997). Как, в частности, можно объяснить взаимодействие пола и стереотипности образа иммигранта? Во-первых, его можно понять, приняв во внимание теорию социальной доминантности (Pratto et al., 1994; Sidanius & Pratto, 1999). Напомним, что эта теория утверждает, что мужчинам социальная доминантность присуща в большей степени в сравне­нии с женщинами. Похоже, что эта мужская доминантность может проявляться как в негативном, так и в позитивном отношении к иммигранту в зависимости от стереотипности образа последнего. Так, позитивное отношение к контр-стереотипному образу можно объяснить «благосклонностью победителя». Действительно, в классических исследованиях группового одобрения (Schachter, 1951) было показано, что группа начинает сочувствовать противо­стоящему ей индивиду, если он соглашается, что совершил ошибку и перенимает ее взгляды. Возможно, что мужчины рассматривают контр-стереотипность «иммигранта» как подобное принятие взглядов русской ин-группы и основание для благосклонности. Отношение же к стереотипному иммигранту, возможно, перево­дится в плоскость конфликтной конкуренции, что и выражается в более негативных оценках образа. Пониженная доминантность у женщин с ориентацией на межличностные отношения допускает обратный эффект: женщины проявляют более позитивное отно­шение к «чуждому», стереотипному образу, предполагая более со­держательные отношения с ним в сравнении с контр-стереотипным иммигрантом.

Подобную интерпретацию можно уточнить в терминах эво­люционного подхода (Buss, 1998; Buss & Schmitt, 1993; Trivers, 1972). Следует иметь в виду, что участникам предъявлялся образ

379

Материалы IV съезда Российского психологического общества. Том III.

иммигранта - весьма молодого, 25-летнего мужчины. Возможно, что женщины рассматривали стереотипный образ иммигранта как более сексуально привлекательный в плане генетической изменчивости (Палмер, Палмер, 2004). В этом контексте «гены» контр-стереотипного, «обрусевшего», иммигранта могут иметь меньшую ценность, чем «гены» иммигранта «стереотипного». Отношение мужчин, в этом плане, может иметь обратный вектор: стереотипный иммигрант может рассматриваться как «генетически опасный» конкурент, вто время как контр-стереотипный иммигрант может рассматриваться как генетически менее опасный.

Как можно объяснить вклад в этот эффект интернальности? Напомним, что рассмотренное выше взаимодействие проявилось в основном у интерналов, а у экстерналов приобрело противопо­ложный характер. Возможно, что этот факт обусловлен известной взаимосвязью интернальности и доминантности. Дополнительным подтверждением этого является тот факт, что данное взаимодей­ствие более ярко проявилось в контексте интернальности в сфере достижений. Можно предполагать, что мужчины-экстерналы, об­ладая пониженной доминантностью, не склонны рассматривать иммигранта в контексте конкуренции (как половой, так и со­циальной). Это и может выражаться в их большей толерантности касательно стереотипных иммигрантов в сравнении с мужчинами-интерналами. Аналогично, менее позитивное отношение мужчин-экстерналов к контр-стереотипным иммигрантамтакже можно объ­яснить отсутствием «благосклонности победителя», проявляющейся у мужчин-интерналов. Женщины-экстерналки, предположительно, в сравнении с женщинами-интерналками могут проявлять мень­шую межличностную активность и большую подчиняемость в межличностных и половых отношениях (Палмер, Палмер, 2004).

Это, возможно, и определяет их более «мужскую» стратегию оценки иммигранта.

Полученные факты требуют повторного тестирования по­лученных эффектов, но вместе с тем данное исследование обо­значает ряд дальнейших перспектив. Во-первых, предложенная нами интерпретация предполагает воспроизведение полученных результатов при восприятии мужских образов «не-иммигрантов». Во-вторых, остается открытым вопрос о роли национальности в восприятии иммигранта. Так, восприятие русскими образа немца не соответствовало принципам, обнаруженным при восприятии узбекского образа. Насколько полученные эффекты воспроизво­димы при восприятии русскими других «типичных» иммигрантов в Россию, остается неясным. В-третьих, остается открытым вопрос о вкладе других, отличных от интернальности, диспозициональных личностных характеристик русских в восприятие иммигрантов. В-четвертых, использование «мужского» образа иммигранта оставляет возможность получения иного паттерна результатов при использовании «женского» образа. Таким образом, следующим возможным шагом является контроль половой принадлежности образа иммигранта. Наконец, в-пятых, отсутствие главных эффектов независимых переменных при их значимом взаимодействии сви­детельствует о сложности, имплицитное™, феномена восприятия иммигрантов. Так, ранее нами было установлено также достаточно сложное взаимоотношение факторов стереотипности и националь­ной принадлежности образа иммигранта с экспериментальной социальной угрозой участникам (Щебетенко, Балева, Корниенко, 2006). Следовательно, экспериментальные исследования вос­приятия иммигрантов русскими могут развиваться в плоскости уточнения определяющих его факторов.

380