Глава V. Философия в XII веке

210

ществуют индивидуально, то можно по крайней мере мыслить их индивидуально

и рассматривать по отдельности, хотя по отдельности они не существуют.

В этом виден характер академизма Иоанна Солсберийского. Этот мыслитель

любит здравый смысл и ясные решения, питает отвращение к словесной мишуре.

Он позволяет себе утверждать что-либо, лишь будучи твердо убежденным в

этом; являясь свидетелем бесконечных препирательств, которые возникали по

вопросу универсалий и к которым были склонны его современники, Иоанн,

подобно «академикам», не спешит вынести свое суждение, но вовсе не из

предрасположенности к открытым вопросам: когда он видит перед собой

разумный выход из лабиринта, он, не колеблясь, идет к нему. Впрочем, Иоанн

Солсберийский знает, как важно для человека прийти к какому-то решению и

что философские рассуждение — не пустая игра. Если истинный Бог, говорит

он, — это истинная мудрость для людей, то любовь к Богу — это истинная

философия. Следовательно, совершенный философ не тот, кто удовлетворяется

теоретическим знанием, но тот, кто живет согласно учению, которое

проповедует; по-настоящему философствовать —значит следовать проповедуемым

принципам. «Philosophus amator Dei est»*: этот призыв к любви и

благочестию является завершением и венцом жизненной позиции человека, чей

дух был не столько мощным, сколько утонченным, но таким утонченным,

богатым и возвышенным, что одно его присутствие возвышает и облагораживает

в наших глазах образ всего XII столетия.

ЛИТЕРАТУРА

Шартрское движение: Сочинения Иоанна Солсберийского: Migne J. P. (ed.).

Patrologiae cursus completus. Series latina, t. 199 (наиболее важный

исторический источник); Webb С. С. J. Polycraticus. Oxford, 1909, vol.

1—2; а также Metalogicon. Oxford, 1909 (два превосходных критических

издания); Clerval A. Les ecoles de Chartres au moyen

age du Vе au XVIе siecle. P., 1895; Poole R. L. The Masters of the Schools

at Paris and Chartres in John of Salisbury's Time // English Historical

Review, 1920, v. XXXV, p. 321—342; Faral Edm. Le manuscrit 511 du

«Hunterian Museum» de Glasgow// Studi Medievali, 1935, t. IX, p. 69—103.

Комментарии Гильберта Порретанского к Боэцию помещены в Migne J. P. (ed.).

Patrologiae cursus completus. Series latina, t. 64; критическое издание

«Трактата о шести началах» («Tractatus de sex principiis»), приписываемого

Гильберту Порретанскому, опубликовано А. Хейсе (A. Heysse) в «Opuscula et

textus», Mimster, fasc. VII; об учении Гильберта и его влиянии на

дальнейшее развитие философии и теологии см.: Berthaud A. Gilbert de la

Porree et sa philosophie. Poitiers, 1892; Grabmann M. Die Geschichte der

scholastischen Methode. Freiburg im Breisgau, 1911, Bd. 2, S. 408—438;

Forest A. Le realisme de Gilbert de la Porree dans le commentaire du «De

hebdomadibus» // Revue neo-scolastique de Philosophie, 1934, v. XXXVI, p.

101—110; Hayen A. Le concile de Reims et l'erreur theologique de Gilbert

de la Porree // Archives d'histoire doctrinale et litteraire du moyen age,

1935—1936, p. 29—102; Vicaire M.H. Les Porretains et l'avicennisme avant

1215 // Revue des sciences philosophiques et theologiques, 1937, v. XXVI,

p. 449—482.

Теодорик Шартрский и Гильом из Конша: Parent J.M. La doctrine de la

creation dans 1'ecole de Chartres. P.; Ottawa, 1938; о других философах

этого направления см.: Jansen W. Der Kommentar des Clarenbaldus von Arras

zu Boethius de Trinitate. Breslau, 1926; Gilson E. La cosmogonie de

Bernardus Silvestris // Archives d'histoire doctrinale et litteraire du

moyen age, 1928, v. Ill, p. 5—24; Flatten H. Die Philosophie des Wilhelm

von Conches. Koblenz, 1929; Grabmann M. Handschriftliche Forschungen und

Mitteilungen zum Schrifttum des Wilhelm von Conches und zu Bearbeitungen

seiner wissenschaftlichen Werke. Mtinchen, 1935.

Иоанн Солсберийский: Demimuid M. Jean de Salisbury. P., 1873;

Schaarschmidt C. Joannes Saresberiensis nach Leben und Studien, Schriften

und Philosophie. Leipzig, 1862; Waddell Helen. John of Salisbury // Essays

and Studies by Members of the English Associations. Oxford, 1928, v.

XUI,p. 28—51.

211

2. Петр Абеляр и его противники

2. ПЕТР АБЕЛЯР

И ЕГО ПРОТИВНИКИ

Богатая и разнообразная деятельность шар-трских школ и составление научных

и популярных энциклопедий были лишь одним из аспектов философской работы в

XII столетии. В то время как шартрские магистры наслаждались Платоном и

умозрениями «Тимея», произошел неожиданный взлет изысканий в области

логики, которые настойчивее, чем когда-либо, вторгались в теологию и дали

новый импульс уже упоминавшемуся нами старому антагонизму между

диалектиками, или философами, с одной стороны, и мистиками и теологами — с

другой.

В наименее интересную форму облекли в те времена чисто рациональную

спекуляцию косные диалектики. Их типичным представителем был Ансельм из

Безаты*; но в XII веке подобных ему было немало. Корнифиций Иоанна

Солсберийского не был обыкновенным невеждой — это был человек, который

любил мудрствовать о многих предметах. Представляется, что в школе в

Пти-Поне на берегу Сены, где среди прочих преподавал Адам Парвипотан (дю

Пти-Пон)**, было достаточно «корнифициев». Они ожесточенно спорили о

глубоких вопросах, часть которых можно считать неразрешимыми; например,

такие: когда свинью тащат на базар, то кто ее удерживает — человек или

веревка? Когда покупают полное облачение для мужчины, то покупают ли

капюшон? В этих кругах были также в моде хитросплетения софистических

рассуждений. Среди них имелись особенно популярные, которые называли

гюальдичес-кими по имени их изобретателя Гюалона. Вот два примера подобных

рассуждений. 1) У тебя есть то, чего ты не потерял, — ты не потерял рога —

следовательно, у тебя есть рога; 2) «мышь» есть слово — слово не грызет

сыр — следовательно, мышь не грызет сыр. Самое замечательное в том, что

человек, у которого мы почерпнули эти примеры, указывал, что не следует

пользоваться этим искусством с целью провокации, но также не следует и

пренебрегать им. Безусловно, нельзя забывать, что нередко там находились

обычные темы для дискуссий с целью практического овладения диалектикой; но

даже те, кто видел во всем этом чисто формальное упражнение или просто

игру, в конце концов настолько увлекались, что уже путали с подобным

ребячеством философию и даже теологию.

Однако в ту эпоху были и другие ученые, которые сумели найти лучшее

применение своему разуму. Наиболее известный из них, Петр Абеляр

(1079—1142), является одной из самых замечательных личностей XII столетия,

столь богатого образованными людьми и сильными характерами***. Он родился

в городке Пале близ Нанта; его отец получил кое-какое образование, но

вскоре поступил на военную службу и хотел, чтобы все его сыновья

последовали этому примеру. Абеляр с таким увлечением начал изучать

гуманитарные науки, в особенности диалектику, что решительно отказался от

военной карьеры. Он отправился в Париж учиться у Гильома из Шампо****,

однако бурными возражениями на занятиях своего учителя вызвал его

неприязнь, равно как и враждебность своих соучеников. Тогда Абеляр захотел

немедленно основать школу, которой бы управлял он сам, и несмотря на свой

юный возраст открыл таковую в Мелене. Этот успех вызвал в нем желание

перевести свою школу в Корбейль, поближе к столице, но из-за болезни он

был вынужден прекратить преподавание. Несколько лет Абеляр оставался в

провинции, однако, выздоровев, вернулся в Париж изучать риторику под

руководством своего старого учителя Гильома из Шампо. Многие полагают, что

он снова начал противоречить наставнику и, если верить молве, заставил его

отказаться от доктрины реализма, которой тот придерживался в вопросе об

универсалиях. Подобная вынужденная капитуляция подорвала авторитет Гильома

как профессора диалектики, и его школа опустела, в результате чего

расширилась и укрепилась школа Абеляра* * * * *.