Глава V. Философия в XII веке

212

Мы увидим, что на следующих этапах своей жизни этот воинствующий диалектик

предстает как настоящий боец, который нападает на учителей, берет в плен

их слушателей, уводит их словно свою добычу, осаждает школы и кафедры,

которые страстно желает занять. У Абеляра всегда оставалось что-то от

рыцарского духа, царившего в его семье, и рассказ о своей борьбе с

Гильомом из Шампо он заканчивает настоящей победной реляцией.

Сокрушив своего учителя диалектики и риторики, Абеляр идет на выучку к

магистру теологии, прославленному Ансельму Ланскому*, готовя ему ту же

судьбу. Рассорившись с ним по той причине, что сам намеревался толковать и

комментировать Иезекии-ля в школе своего нового учителя**, Абеляр покинул

Лан и отправился в Париж. Там он с необычайным успехом преподавал теологию

и одновременно философию. К этому времени относится эпизод его любви к

Эло-изе и увечье***. Потом он целиком предается религии и продолжает вести

жизнь странника. Абеляр преподает и утешается в многочисленных монастырях

вплоть до своей кончины в 1142 г.

Этот страстный философ, этот беспокойный, гордый, воинственный ум, этот

борец, чей поход внезапно прервал любовный эпизод, закончившийся столь

драматично, был, возможно, величайшим человеком той эпохи — благодаря как

мощной притягательной силе своей личности, так и оригинальности своих

философских построений. Однако видеть в нем основоположника средневековой

философии значит забывать о плодотворных усилиях Иоанна Скота Эриугены и,

в особенности, св. Ансельма Кентерберийско-го; приравнивать его к Декарту,

разрушившему в XVII столетии схоластику, которую Абеляр основал в XII, —

значит легкомысленно упрощать действительность. Из него делали

предшественника Руссо, Лессинга и Канта, делали свободомыслящего, который

защищал от св. Бернарда права разума, делали пророка и предтечу

рационализма но-

вого времени****. Мы увидим, что такие суждения преувеличивают вплоть до

окарикату-ривания некоторые реальные черты Абеляра. Творчество Абеляра

охватывает и теологию, и философию. Что касается теологии, то необходимо

упомянуть его трактат «Да и нет» («Sic et поп»). В этом сочинении собраны,

на первый взгляд, противоречивые свидетельства Священного Писания и отцов

Церкви относительно большого числа вопросов. Абеляр формулирует принцип,

согласно которому в области теологии недопустимо произвольно ссылаться на

авторитеты. В самом намерении, определившем структуру трактата, нет

ничего, что позволило бы обнаружить — как некоторые упорно пытаются это

делать — стремление разрушить принцип авторитета, противопоставив одних

отцов Церкви другим. Напротив, Абеляр прямо заявляет, что он собрал эти

кажущиеся противоречия для того, чтобы поставить вопросы и вызвать в умах

людей желание ответить на них. Метод «Sic et поп» будет полностью

воспринят св. Фомой в его «Сумме теологии», где относительно каждого

предмета рассмотрения одни авторитеты противопоставляются другим и

противопоставление разрешается путем выбора, определения и доказательства

решения. Неверно и утверждение, что в области теологии Абеляр пытался

заменить авторитет разумом. Разумеется, теологи — единственно компетентные

люди в этой сфере — согласятся с утверждением св. Бернарда, что Абеляр

заблуждался, пытаясь рационально истолковать догматы, в частности догмат

Троицы. Но если он, к сожалению, порой и смешивал теологию с философией,

он никогда не отступал от принципа, что авторитет идет впереди разума, что

первейшей задачей диалектики является прояснение истин веры и опровержение

неверия и что, наконец, спасение души приходит к нам от Священного

Писания, а не от книг философов. «Я не желаю быть ни философом,

возражающим св. Павлу, — писал он Элоизе, — ни даже неким Аристотелем,

чтобы отделять себя от

213

2. Петр Абеляр и его противники

Христа, ибо нет иного имени под небесами, которым я мог бы спастись.

Камень, который я кладу в основание своей совести,— тот же, что Христос

положил в основание своей Церкви: fundatus enim sum super firmam

petram*»**. Эти слова, которые указывают на жизненные принципы Абеляра, и

волнующее свидетельство Петра Достопочтенного о последних десяти годах его

жизни исходят не от еретиков***. Он, возможно, допускал теологические

ошибки, но это совершенно другое, нежели ересь. Может быть даже, что ему

недоставало чувства тайны — а это гораздо худший порок для христианина,—

но все же легенду о свободомыслящем Абеляре следует сдать в антиквариат.

Впрочем, не благодаря трактату «Sic et поп», который представляет собой

лишь изложение проблем, Абеляр оказался вовлеченным в разрешение

теологических трудностей. Его собственная точка зрения на эти проблемы

выражена в сочинениях совершенно иного характера, которые продолжают

традицию латинских отцов Церкви: «О единстве и троичности Бога» («De

unitate et trinitate divina»), написанном после 1118 г. и осужденном в

1121 г. (сохранились две редакции этого сочинения); «Христианская

теология» («Theologia Christiana»), появившаяся на свет после 1123—1124

гг. и «Теология» («Theologia»), упоминаемая обычно под названием «Введение

в теологию» («Introductio ad theologiam»). Помимо писем к Элоизе, весьма

богатых суждениями о человеке и мышлении, к этим сочинениям следует

добавить содержательные «Проповеди», в особенности «Диалог между Иудеем,

Философом и Христианином», по всей видимости относящийся к последним годам

жизни Абеляра****.

Важнейшая часть его философского наследия является результатом

деятельности в качестве профессора логики. Нам она известна по нескольким

сочинениям, из которых необходимо упомянуть «Диалектику», изданную

Виктором Кузеном*****, и серию толкований и комментариев, недавно

опублико-

ванную Б. Гейером: «Комментарии к Пор-фирию», «Комментарии к «Категориям»,

«Комментарии к «Об истолковании»******. В этих трудах Абеляр раскрывает

свое исключительное дарование, которое принесло ему успех в преподавании:

искусство ставить наиболее интересные философские вопросы по поводу

рассматриваемых текстов, ясность при обсуждении проблем, строгость

формулировок в процессе их решения. У него всегда были перед глазами

сочинения Боэция, которые он комментировал, однако далекий от увлечения их

платоновскими тенденциями Абеляр сознательно истолковывал их в подлинно,

как ему казалось, аристотелевском смысле; иногда он таковым и был, но

всегда оставался абеляровским. Кстати, нужно учесть, что Абеляр знал лишь

часть логических сочинений Аристотеля и был совершенно не знаком с такими

трудами, как «Физика» или «О душе», знание которых имело бы для него

капитальное значение. Быть может, по этому поводу не стоит огорчаться, ибо

благодаря этому незнанию Абеляр был вынужден изобретать и сочинять сам.

Как и все преподаватели логики его времени, Абеляр приходит к философии в

связи с проблемой универсалий. Вопросы, поставленные Порфирием, сводились

к тому, чтобы узнать, существуют ли универсалии в реальном мире или только

в мышлении: utrum veram esse habeant an tantum in opinione

consistant*******; если они существуют реально, то телесны они или

бестелесны; наконец, отделены ли они от чувственно воспринимаемых

предметов или заключены в них. К этим трем вопросам Порфирия Абеляр

добавляет четвертый, который потом стал классическим, как первые три:

сохраняют ли роды и виды значение для мышления, если принадлежащие к ним

индивиды прекращают свое существование? Например, будет ли иметь смысл

слово «роза», если больше не будет роз? Разрешение этих проблем

определяется разрешением первой: являются ли универсалии лишь объектом

мышления или же они существуют в действительности?