Глава IX. Философия в XIV веке

448

усилий усваивать и критиковать их с позиций христианской мысли.

Предпринимая эти усилия, они обязательно сталкивались с работами своих

старших коллег, но согласие с последними не всегда означало следование за

ними в прямом смысле слова, и единственным средством, которым схоласты

нередко пользовались для самозащиты, была критика.

1. ДУНССКОТ

И РЕАЛИСТЫ XIV ВЕКА

Иоанн Дуне, именуемый также Иоанном Дунсом Скотом по названию своей родины

— Шотландии, родился в 1266 г. в Мекстоне в графстве Роксбург. Посланный в

1277 г. во францисканский монастырь Денфри, он вступил в Орден меньших

братьев в 1281 г. Проучившись в Оксфорде до начала 1290 г., Дуне Скот 17

марта 1291 г. был назначен священником в Нортхемптоне, после чего

отправился учиться в Париж, где его наставником в 1293—1296 гг. был

Гонсалве из Баль-боа (Gonzalve de Balboa). Затем он вернулся в Оксфорд,

чтобы продолжить образование под руководством Уильяма из Уэре. Именно там

в 1300 г. Дуне Скот начал изучать теологию, и содержание этого образования

определило предмет его первого трактата — «Комментария к Сентенциям»,

более известного как «Оксфордское сочинение» («Opus Oxoniense»)*. В 1302

г. молодой магистр возвращается в Париж и, чтобы получить там докторскую

степень, во второй раз комментирует тот же текст. Этому мы обязаны второй

редакцией «Комментария», известной под названием «Парижские сообщения»

(«Reportata Parisiensia»)**. Изгнанный из Франции в 1303 г. вместе со

многими другими деятелями, ставшими на сторону Святого Престола во время

конфликта с ним Филиппа Красивого, в 1304 г. Дуне Скот возвращается в

Париж, где в следующем году становится доктором теологии. Из Парижа в 1307

г.

он был послан в Кёльн, где скончался 8 ноября 1308 г. Помимо двух

Комментариев к Петру Ломбардскому, он оставил нам несколько сочинений по

логике, а также имеющие большое значение «Вопросы по метафизике», «Вопросы

для широкого обсуждения» («Quaestiones quodlibetales») и трактат «О

первоначале» («De primo principio»)***. Даже если не брать в расчет

других, менее важных произведений или таких, принадлежность которых Дунсу

Скоту не вполне установлена, огромная работа, выполненная магистром,

умершим в возрасте 42 лет, приводит в восхищение.

Эта преждевременная кончина, безусловно, лишила нас произведений, в

которых сегодня мы могли бы найти полное выражение его мысли, и их

отсутствие вызывает искреннюю скорбь. Относительно многочисленных важных

предметов мы ограничены знанием, что он о них думал, не будучи в состоянии

сказать, как он обосновывал свои мысли. Напротив, общая направленность

философии Дунса Скота ясна, и мы, не рискуя впасть в заблуждение, можем

отнести его к числу средневековых философов. В рамках своего учения сам

Дуне Скот более ориентируется на теологию. Собственный объект теологии —

это Бог как таковой; объект философии или, скорее, метафизики, которая

увенчивает ее, — это бытие как таковое. Из этого различия следует, что

метафизика не в состоянии возвыситься до Бога самого по себе, который

является объектом теологии, — она может рассматривать Бога только как

бытие. Это первое ограничение сверху на компетенцию метафизики. Снизу на

него накладывается другое ограничение, которое касается самой метафизики

на ее собственной почве. Говорить о бытии как о таковом — значит считать

объектом бытие как таковое без всякого ограничения, которое свело бы его

до такой формы детерминированного бытия. Оказывается, что человек должен

извлекать свое знание из чувственно воспринимаемого. Следовательно,

человеческий интеллект по-настоящему знает о

449 1. Дуне Скот и реалисты XIVвека

бытии лишь то, что он способен абстрагировать из чувственных данных. У нас

нет никакого непосредственного представления о том, чем могут быть чисто

нематериальные и умопостигаемые субстанции, например Бог и ангелы. Будем

считать поэтому, что мы не только не знаем их собственной природы, но и не

можем даже понять, что означает слово «быть» в приложении к ним.

Следовательно, вся наша метафизика есть наука о бытии как таковом,

сконструированная разумом, который может проникнуть в душу только в одном

каком-либо из ее аспектов и который не есть наивысший.

Если ситуация такова, то что нужно сделать, чтобы метафизика стала

возможной? Нужно в качестве объекта дать ей понятие бытия настолько

абстрактного и недетерминированного, чтобы его можно было применять ко

всему, что есть, безразлично. Поэтому метафизика не может ставить перед

собой задачу достичь того акта существования (ipsum esse), который,

согласно учению св. Фомы, есть центральное ядро всякого бытия. В конечном

счете эти акты существования непреодолимо отличны друг от друга; их

изучение не приведет к подлинно единому объекту. Чтобы сохранить единство

своего объекта, а следовательно, и свое собственное существование,

метафизика должна рассматривать понятие бытия только как высшую степень

абстракции, где метафизика в одном и том же смысле применима ко всему, что

есть. Вот что означает выражение, что для метафизика бытие «однозначно».

Отсюда мы видим, как метафизика может и должна ставить проблему Бога.

Некоторые мыслители считают необходимым исходить из существования

чувственно воспринимаемых вещей, чтобы вывести из него причину их

существования. Разумеется, если исходить из физических тел, то в конце

концов мы придем к доказательству их первопричины — причины того, что они

движутся или даже просто существуют. Однако при этом мы не выйдем за

пределы физики. Это произошло с Аристотелем, чей Перводвига-

тель, изначальная причина Вселенной, сам включен в нее. Другими словами,

если доказательство существования Бога оставить за физикой, то достигнутый

ею Бог не транс-цендирует за пределы физического порядка: как замок свода

является частью последнего, так и этот «Бог» останется в природе, даже

если она существует только через Него. Чтобы добраться до первоначала,

которое есть причина мира в самом его бытии, нужно опираться не на

чувственно воспринимаемое бытие, а просто на бытие.

Однозначное понятие бытия как бытия есть, следовательно, условие самой

возможности науки, трансцендентной по отношению к физике, и необходимая

отправная точка метафизики. Это понятие — абстрактное и первое из всех

понятий, ибо, как говорил Авиценна, бытие есть то первое, что схватывается

интеллектом. Следовательно, это — универсалия, но не как таковая, которую

рассматривает метафизик (то есть предици-руемая всему прочему). Природа и

условия предицируемости наших «схватываний» являются логическими

свойствами и проистекают из науки логики. С другой стороны, поскольку мы

абстрагируемся от индивиду-ирующих условий, которыми определяются

чувственно воспринимаемые существа, мы не считаем себя и физиками. Бытие,

изучаемое метафизиком, — это не частная физическая реальность и не

универсальная реальность, взятая в своей логической всеобщности, но именно

эта умопостигаемая реальность есть сама природа бытия как бытия. Авиценна

четко установил, что «природы» сами по себе не являются ни общими, ни

единичными. Если бы природа лошади была сама по себе универсальна, то не

могло бы быть отдельных лошадей; если бы природа лошади сама по себе была

единичной, то существовать могла бы только одна лошадь; так что, как любил

повторять Дуне Скот вслед за Авиценной, «equinitas est equinitas tantum»*.

To же самое относится и к природе бытия: оно есть все то, что есть как

бытие, и ничего кроме этого.