Глава VIII. Философия в XIII веке

338

идеи, которые суть неизменное умопостигаемое, просвещают человеческий

интеллект в познании соответствующих им объектов. Идеи не выступают здесь

как познанные объекты, ибо они суть сам Бог, увидеть которого в этом мире

для нас недоступно: они непосредственно контактируют с человеческим

интеллектом, воздействуя на него, но это действие чисто регулятивное.

Благодаря идеям мы видим не только то, что есть, но также соответствие или

несоответствие того, что есть, тому, что должно быть. Поскольку

божественные идеи содержат суждения о нашем интеллекте, он сам становится

способен судить.

Было бы опрометчиво сводить это сложное учение о познании к какой-либо

одной формуле. Однако мы не погрешим против истины, если скажем, что св.

Бонавентура объясняет всякое истинное познание сверхчувственного

присутствием и действием в нас некоего ослабленного луча божественного

света. Мы говорим «ослабленного», так как св. Бонавентура постоянно

напоминает, что мы не постигаем вечных причин, или идей, в том виде, в

каком они пребывают в Боге, а замечаем лишь их отражение, причем смутно:

мы видим в них лишь то, что может видеть тварь, «cum propria ratione

creata»*. Но, с другой стороны, очевидно, что вечные причины, или

божественные идеи, — это непосредственно действующее правило нашего

познания. Не посредством вечных причин, но в вечных причинах мы видим

истину. Св. Бонавентура, опираясь на учение св. Августина, категорически

настаивает на этом и отвергает смягчение указанной формулировки. В этом

пункте его мысль настолько тверда и убежденность настолько сильна, что он

приходит к крайним выводам, которые можно извлечь из этой позиции. Если

всякое истинное знание предполагает, что мы постигаем вечные причины, и

если мы постигаем их весьма смутно, то не следует ли из этого, что мы в

этом мире не обладаем полностью обоснованным знанием? Это безусловно так,

отвечает св. Бонавенту-

ра, и с этим необходимо согласиться. Здесь у нас есть надежные и ясные

познания, потому что тварные начала, которые Бог поместил в нас и

посредством которых мы познаём вещи, предстают нам ясными и без всяких

покровов. Но это надежное и ясное знание неполно: всегда не хватает

последнего основания, ибо, если начала познания ясны, то вечные идеи,

действие которых управляет нашим интеллектом, подчиняя его этим началам,

ускользают из нашего поля зрения — а ведь именно они придают ценность

началам. Если сказать, что в земной жизни мы ничего не познаём полностью,

то в этом не будет большой несообразности: («si diceretur quod nihil in

hac vita scitur plenarie, non esset magnum inconveniens»).

Откуда происходит эта двойственность человеческого познания? Дело в том,

что человек оказался в промежуточном положении, причем несомненно, что он

бесконечно ближе к вещам, чем к Богу, однако он все-таки находится между

Богом и вещами. Истину можно считать пребывающей в Боге, в нашей душе или

в материи, но если мы будем считать ее пребывающей в нашей душе, то

увидим, что она имеет отношение к истине в Боге так же, как к истине в

материи. Середина располагается между двумя крайностями, и душа своей

высшей частью обращается к Богу, а низшей — к вещам. От того, что ниже ее,

она получает относительную достоверность, от того, что выше — абсолютную:

«ita quod ab inferiori recipit certitudinem secundum quid, a superiori

vero recipit certitudinem simpliciter»**. Забывать об одном из двух

аспектов человеческой природы означает пренебрегать либо Аристотелем, либо

Платоном.

Так как для того, чтобы подняться к Богу, мы опирались на творение, мы

тотчас достигли Его как Творца. Теперь проблема заключается в том, чтобы

узнать, вечен ли мир или он имеет начало во времени. Аристотель и Аверроэс

полагают, что Вселенная вечна как развертывающееся движение. Св. Фома

будет полагать, что аргументы в пользу веч-

339

2. От Александра Гэльского до Раймунда Лулли

яости мира не являются решающими, но что нет и решающих аргументов в

пользу сотворения мира во времени; поэтому творение во времени может

считаться истиной только благодаря свидетельству Откровения. Св.

Бо-навентура придерживается в этом отношении самых строгих взглядов,

которые когда-либо существовали в христианской традиции, и отказывается

делать даже малейшие уступки Аристотелю. Он считает вполне доказанным, что

допущение существования мира в вечности приводит к противоречиям. Если бы

Вселенная продолжала существовать после уже прошедшего бесконечного

времени, то нужно было бы допустить, что бесконечность может

увеличиваться, поскольку к прошедшим дням прибавляются новые; или что из

двух одинаково бесконечных чисел, как, например, количество обращений Луны

или Солнца, одно в двенадцать раз больше другого; или что мир не имеет

начального момента и, следовательно, он не мог прийти к нынешнему моменту,

так как временной промежуток между ними бесконечен. Заметим, наконец, что

бесконечности объектов или индивидов не могли бы существовать

одновременно: если бы их число было вечным, то существовало бы бесконечное

число людей, а теперь — бесконечное число бессмертных душ; но это

представляет собой противоречие. Таким образом, не только верой, но и

разумом мы должны признать невозможность полагать сотворенную Вселенную

совечной Богу.

Если теперь мы рассмотрим самое структуру творения, то прежде всего должны

будем констатировать, что во всех сотворенных вещах сущность реально

отлична от существования. Другими словами, никакое творение не несет в

себе самом достаточной причины своего существования, но каждое из них

требует производящего действия Творца; так оказывается устраненным

пантеизм. Кроме того, все тварное состоит из материи и формы, то есть из

возможного и актуального. Нет необходимости, чтобы материя сама по себе

была телесной или мате-

риальной, — она становится той или иной только благодаря форме, которую

получает. Если чистое действие — это один лишь Бог, то необходимо, чтобы в

каждой конечной вещи та сторона, которая ограничивает ее актуальность,

оставляла бы место некоторой возможности бытия — и именно это называется

материей. Так, ангелы и человеческие души, поскольку те и другие являются

субстанциями, состоят из духовной материи и определяющей ее формы.

Если это так, то уже не одна материя составляет принцип индивидуации. Вещь

существует, ибо обладает материей, но она есть то, что она есть, только

потому, что эта материя определена формой. Соединение материи и формы—вот

истинный принцип индивидуации. Комбинируя эту теорию индивидуации с

теорией универсальной материи, мы получаем два новых следствия. Первое

состоит в том, что мы не обязаны принимать вслед за св. Фомой, что

лишенный материи ангел может быть скорее индивидуальным видом, нежели

подлинным индивидом. В силу второго следствия мы не будем испытывать

никаких затруднений при объяснении того, что душа продолжает жить после

разрушения тела. Душа и тело не являются на самом деле неполными

субстанциями, результатом соединения которых является человек, то есть

полная субстанция. Душа — это уже завершенная форма сама по себе,

состоящая из собственных материи и формы независимо от тела, которое она

формирует и информирует. Душа овладевает уже сформировавшимся телом и

придает ему окончательное совершенство, но, даже отделяясь от тела, она

сохраняет свое собственное.

Физике св. Бонавентуры придают характерный аспект две другие доктрины.

Во-первых, тезис о множественности форм. Всякая вещь предполагает столько

форм, сколько у нее свойств. Следовательно, во всякой вещи обнаруживается

множество форм, расположенных иерархически таким образом, что они образуют

единство. Это верно даже по отношению к простым телам, вплоть до эле-