Глава VIII. Философия в XIII веке

434

меняется в зависимости от того, ограничивается ли единство двух властей

папы территорией Папского государства или же распространяется на весь мир.

Представляется затруднительным согласовать первую, узкую интерпретацию с

утверждением, что папа находится на вершине как светской, так и духовной

власти. Если же его положение в обоих случаях одинаково, то в каждом из

них речь может идти только об одном — общем верховенстве. Напротив, более

широкая интерпретация — единственная, которая совпадает с другим тезисом,

поддержанным св. Фомой в «De regimine principum» (I, 14), — следующая: все

христианские государи должны быть покорны Верховному Понтифику, «как

самому Господу нашему Иисусу Христу». Таким образом, мы оказываемся в

сфере папской теократии, которая, впрочем, предполагает не подавление

светской власти государей, а ее подчинение царству земного наместника

Христа-Царя.

Этот тезис поддерживал и человек, завершивший книгу «De regimine

principum», — Бартоломео из Лукки. Работая над незаконченным произведением

св. Фомы, Бартоломео фактически написал собственное сочинение, за которое

ему воздается честь и налагается ответственность. Если в средние века и

существовала какая-то «метафизика государства», то найти ее можно прежде

всего там. Всякая политическая власть (dominium) исходит от Бога «sicut a

primo dominante»*. Бартоломео доказывает это с помощью понятия сущего, ибо

всякое сущее восходит к Первосущему как к своему началу. Но власть

покоится на бытии сущих; следовательно, всякая власть зависит от Высшей

Власти: «Sicut ergo omne ens ab ente primo dependet, quod est prima causa,

ita et omne dominium creaturae a Deo sicut a primo dominante et primo

ente»**. Такое же заключение выводится из «Liber de causis». Согласно

этому сочинению, первая причина более, чем любая другая из причин, влияет

на свое следствие. Этот принцип подтверждается движениями тел, а еще

больше — духовны-

ми движениями, то есть божественными озарениями. Применяя к этой проблеме

принципы Дионисия, Бартоломео заключает, что, нисходя в иерархическом

порядке, божественные озарения сначала достигают мышления государей, по

крайней мере если последние правят должным образом. Это доказывает пример

Давида, а примеры нечестивых царей, таких, как Навуходоносор и Валтасар,

подтверждают это «a contrario»***. Этот же тезис можно обосновать исходя

из понятия цели. Цель побуждает к движению тем сильнее, чем она выше. Цель

государя и его подданных — вечное блаженство, которое заключается в

лицезрении Бога. Следовательно, Бог есть конечная причина власти государя

над подданными. По существу доктрина Бартоломео представляет собой

приложение к проблеме политической власти дионисиевской теологии

просветления. Государь добр, когда он надзирает над своим народом, как

добрый пастырь над своим стадом, но делает он это только потому, что в

этом случае «eum divina lux irradiat ad bene agendum»****.

Чтобы расположить различные виды власти в иерархическом порядке, их

следует различать. Первая и высшая власть является одновременно и

священнической, и царской. Это — власть папы, которую он в лице св. Петра

получил от Христа, и поэтому папа стал выше всех верующих: «Merito summus

Pontifex, Romanus episcopus, dici potest rex et sacerdos»*****. Власть

папы распространяется на всю Церковь, торжествующую, но все еще

воинствующую, ибо в руках папы — ключи Царства Небесного. Природа этой

власти по своей сущности духовна, но через духовное папа достигает и

мирского. Это проявилось, например, когда Иннокентий III пытался низложить

Отгона IV или когда Го-норий отлучил от Церкви Фридриха II по причине

грехов, совершенных этими императорами, ratione peccati. Князья и короли,

осуществляющие только светскую власть, стоят ниже пап. В этот порядок

включен и сам император наряду с прочими государя-

435

7. Мудрость и общество

ми: он царствует только в силу полученного им священнического помазания.

Кстати, это подтверждает Ветхий Завет: «История повествует, что от начала

мира три вещи сопровождали друг друга в установленном порядке:

божественный культ, схоластическая мудрость (sapientia scholastica) и

светская власть. И действительно, мы видим, что царь Соломон получил все

эти вещи — и именно в таком порядке — и сохранял их своими заслугами. Так

как он спустился с Хеврона, места молитвы, где поклонялся Богу, он был

возвышен до царства и приобрел мудрость. Царская мудрость пришла к нему

только вследствие помазания на царство. История империй свидетельствует,

что пример Соломона впоследствии постоянно подтверждался: хорошие цари

правили согласно предписаниям Второзакония и получали за это награды,

тогда как дурные цари были наказаны. Итак, Царь Христос правит всеми

государями ради своих собственных целей, когда подчиняет их Верховному

Понтифику, который обладает высшей властью, ибо на него возложена забота о

bonum totius Christianitatis*». Категоричность Роджера Бэкона и

высказанные гораздо раньше дионисиевские идеи об озарении не означают, что

св. Фома меньше заботился о нашем воспитании. По-прежнему передача

божественной мудрости князю через священника обосновывает авторитет

священства по отношению к империи. В конце концов, само Писание внушает

эту формулу: «Per me reges regunt...»** Кто это говорит, как не сама

Мудрость? И кто хранит здесь, на земле, сокровище этой Мудрости, как не

Верховный Понтифик? Поскольку было признано единство христианской

мудрости, то папская теократия смогла выдвинуть неотразимые доводы в свою

пользу: светская власть покоряется духовной в той же степени и в том же

смысле, в каких человеческая мудрость покоряется Мудрости Божьей.

В последние годы XIII и в начале XIV века появилось большое число

произведений, посвященных проблеме отношений между

церковной властью и государством. Эти произведения очень трудно

классифицировать по определенным группам, так как на них часто отражалась

политическая ситуация, в результате чего мысль автора порой приобретала

совершенно неожиданный смысл. Например, Иоанн Парижский (Jean Quidort, Жан

Кидор, ум. в 1306), автор трактата «О королевской и папской власти» («De

potestate regia etpapali»), который, как считается, вдохновлялся

томистскими принципами, в конце концов пришел к заключению, что Собор

имеет право низложить папу по причине ереси или компрометирующей ситуации

(scandale), ибо «воля народа», которая в те времена выражалась собором или

кардиналами, сильнее воли папы. Иоанн Парижский должен был весьма

своеобразно понимать принципы св. Фомы, чтобы в угоду своему политическому

галликанизму вывести из его сочинений такие следствия. На самом деле

отношения Церкви и государства нельзя сформулировать с помощью чистого

умозрения. Разгоревшийся во Франции конфликт между королем Филиппом

Красивым и папой Бонифацием VIII придал этой проблеме особую актуальность.

В большинстве сочинений Кидора используются самые разнообразные ресурсы —

из Писания, теологии, канонического права, философии, истории; некоторые

тексты и даже аргументы повторяются в его сочинениях порой с утомительной

монотонностью, тем более что каждый из них интерпретируется здесь же в

диаметрально противоположных смыслах выведенными на сцену противниками.

Тем не менее отдельные сочинения Кидора заслуживают внимания философа, в

частности потому, что вероучительный примат папы показан в них как основа

его примата в сфере светской власти. Это не главная тема, каковой она была

в произведениях Роджера Бэкона или даже Бартоломео из Лукки; однако в то

время было немного произведений, причем не самых значительных, где так или

иначе не затрагивалась бы эта тема. Мы сталкиваемся с ней, например, в

трактате «О христианском прав-