Глава V. Философия в XII веке

202

но есть то, что Он есть. В любом другом существе, напротив, имеет место

сочетание того, что оно есть, с тем, посредством чего оно есть, и если мы

решаем сохранить имя бытия (esse) за quo est, то о всяком составном

существе можно сказать, что отчасти оно не то, что оно есть (in parte non

est id quod est). Например, человек—не целиком то, что он есть, так как он

состоит из тела и души, являющейся формой тела, и он не целиком эта форма,

которая сообщает ему бытие, делая его тем, что он есть.

В произведениях Гильберта Порретанско-го эти заимствованные им понятия

приобрели новое звучание. Они фактически соответствовали тому, что было

наиболее платонического в аристотелевой концепции бытия, и Гильберт лишь

еще сильнее акцентировал их платонический характер. На вершине всего того,

что есть, он помещает Бога, который есть сущностная реальность по

преимуществу (essentia) и от которого все остальное сущее получает свою

essentia, то есть самое реальность. Следовательно, можно сказать, что

Божественная сущность есть бытие всех созданий: «divina essentia, quam de

Deo praedicamus, cum dicimus, Deus est, omnium creaturarum dicitur esse».

С другой стороны, все созданное Богом не есть чистое и простое бытие — это

всегда лишь некоторый род бытия. В этом смысле всякое сотворенное существо

— составное. Оно разделяется сначала на бытие (esse) и на то, что есть (id

quod est). Бытие вещи есть то, что дает ей возможность быть тем, что она

есть. Например, бытие тел — это «телесность»; само тело, существующее

благодаря телесности (причем телесность для тела является началом его

субсистенции), есть то, что есть. Аналогично «человечность» — это бытие

субъекта «человек» сам по себе человек есть то, что есть. Творческое

деяние Бога состоит в создании формы (которая по-гречески называется

«ousia»), по образу божественной Идеи, например телесности или

человечности. Эта родовая форма, или сущность, определяет тип соединения

опреде-

ленной материи (materia, hyle) с ее особенной формой — ее собственной

эссенциаль-ностью (ousiodes). Божественное бытие (essentia) как бы

передается таким образом другим творениям, сообщая им бытие (esse)

посредством их родовой сущности: быть телом означает быть телесностью, так

же как быть человеком означает быть человечностью. Утвердившись в бытии

через сущность, дающую ей существование (ее subsistentia), творение

становится субстанцией (subs-tantia). Собственно говоря, самой сущности

нет, так как она — не «то, что есть», а «то, посредством чего» имеет место

субстанция. Но чтобы иметь причастность к чему-либо, нужно быть;

следовательно, сущность не может быть ни к чему причастна. Но она есть

esse в том смысле, что она создает бытие; субстанция, порождение которой

она детерминирует, есть, и, следовательно, она может быть к чему-то

причастна. Так, «телесность» не причастна ни к чему, однако порождаемая ею

телесная субстанция может быть причастна к цвету, длительности,

протяженности, плотности, твердости и т.д. Таким образом, всякая

сотворенная реальность вполне заслуживает эпитета «конкретная», ибо она

представляет собой сгусток («конкрецию») различных форм, наслаивающихся

друг на друга в субстанции, само бытие которой является родовой сущностью,

дающей ей существование.

Подобная философская позиция относительно сотворенной реальности имеет для

Гильберта настолько принципиальное значение, что он не может полностью

отказаться от нее и когда обращается к теологической проблеме бытия Бога.

Мы помним его первоначальное утверждение: Бог — это абсолютная реальность

(essentia), и Он не есть что-либо иное, кроме этого («simplex atque sola

essentia»*). В то время как человек (id quod est) не тождествен своей

человечности (quo est), Бог, его essentia и его divinitas (божественность)

— одно и то же. Это, однако, не мешает Гильберту неоднократно заявлять,

что утверждать таким образом

203

1. Шартрская школа

простоту Бога якобы означает то же самое, что и говорить, будто то, что

есть Бог (id quod est Deus), является Богом только посредством Его quo

est; Гильберт даже называет это quo est: божественность (divinitas). Такая

позиция стала причиной теологических нападок, которые обрушились на него

на Реймсском соборе в 1148 г., однако не привели к его осуждению.

Различение в Боге Deus и divinitas представляет философский интерес в том

отношении, что оно свидетельствует о вторжении в теологию концепции

реализма, сознания, которая переживет само это учение. Признавая за каждой

умопостигаемой сущностью, воспринимаемой рассудком, определенную

реальность, Гильберт представлял себе каждую вещь как единство субъекта и

его абстрактных определений, которые, характеризуя субъект, дают ему

возможность быть тем, что он есть. Гильберт имел так много учеников, что о

них стало принято говорить как об отдельной доктри-нальной группе —

порретанцах. Назовем самых известных: Радульф (Рауль) Ардент-ский*, Иоанн

Белет и Николай Амьенс-кий**. Но главное не в этом. Чем больше мы изучаем

средневековье, тем яснее видим в нем многообразие платоновских влияний.

Самого Платона нет нигде, но платонизм — повсюду; можно даже сказать, что

повсюду — «платонизмы»: платонизм Дионисия Аре-опагита и Максима

Исповедника, переданный посредством сочинений Скота Эриуге-ны, —

присутствие этого платонизма мы только что отметили у Бернарда

Шартрско-го; платонизм св. Августина, овладевший мыслью св. Ансельма;

платонизм Боэция, направлявший творчество Гильберта; и еще платонизм

«Книги о причинах» («Liber de causis») и философии Авиценны, с которой мы

вскоре встретимся. Этим сходством в платонизме весьма различных учений

объясняется непонятный иначе факт возникновения между ними своего рода

союзов. Они были столь часты, что можно даже говорить о существовании в

средние века закона «сообщающихся гшатонизмов». В этом сложном

комплексе порретанизм занимает совершенно определенное место: он

способствовал распространению той формы платонизма, которую можно назвать

реализмом сущностей и которая вскоре получит новую мощную поддержку со

стороны философии Авиценны.

Преемником Гильберта в качестве канцлера школ стал Теодорик (Тьерри)

Шартрский, младший брат Бернарда; как и Бернард, он был одним из наиболее

типичных представителей своей среды и своего времени. Предметы, которые он

преподавал, нам хорошо из-вестны благодаря его «Семикнижию»

(«Heptateuchon») — сборнику текстов и пособий, на основе которого

осуществлялось обучение семи свободным искусствам. Один лишь перечень

включенных в него произведений показывает, насколько широк был умственный

кругозор философов XII века и какой живой была их любознательность. Основу

преподавания грамматики составляли трактаты Доната и Присциана; при

обучении риторике обращались к Цицерону и Марциа-ну Капелле***; сочинения

Боэция и почти полный «Органон» Аристотеля были главными пособиями по

диалектике; в курсах арифметики, геометрии, астрономии и музыки

фигурировали Боэций, Капелла, Исидор Севиль-ский, Колумелла****, Герберт

Орильякский, Гигин*****, Птолемей. Преподавание Теодо-рика охватывало,

таким образом, не только «тривий», но и «квадривий». Старое предание

гласит, что одним из его учеников по арифметике был Абеляр. Это отнюдь не

исключено. В 1134 г. Теодорик покинул Шартр и отправился преподавать в

Париж, откуда вернулся через семь лет. Когда в 1142 г. Гильберт

Порретанский был номинирован епископом Пуатье, Теодорик стал его

преемником в должности канцлера Шартра. Он был еще жив в 1148 г.: в этот

год он присутствовал на соборе в Реймсе. Точная дата его смерти

неизвестна, но это не позднее 1155 г.

Теодорик с не меньшим, чем его предшественники, упорством и мужеством

отстаивал шартрский идеал классической культу-