Глава IX. Философия в XIV веке

464

ности которых нас убеждает только вера. Весьма сходные позиции

обнаруживаются у Ландольфо Караччоло (ум. в 1351) в его «Комментарии к

Сентенциям» и в сочинении с тем же названием его ученика Уго из

Кастро-Ново, написанном до 1317 г. Примерно в то же время (1320) Франческо

из Марча, или из Пиньяно, или из Эскуло, комментировал текст Петра

Ломбардского в Париже и учил о невозможности строгого доказательства

бессмертия души — ни априори, ни апостериори. Нетрудно заметить, как

быстро распространялась эта идея во францисканской среде, и еще легче

понять, почему вскоре у нее оказалось столько приверженцев, если

вспомнить, что она восходит по меньшей мере к Уильяму из Уэре, жившему до

Дунса Скота. Нужно добавить, что в результате недавно проведенных

изысканий (К. Ми-хальски) Франческо из Марча был признан подлинным автором

учения об «impetus»; он сформулировал его раньше Жана Буридана, который в

этом отношении был лишь его последователем. Впрочем, только публикация

соответствующих текстов позволит проверить правильность подобной

хронологии и оценить ее значение.

В этой группе приверженцев выделяются некоторые особенно оригинальные умы,

в частности английский францисканец Уильям из Олнуика (ум. в 1332);

недавно был опубликован его весьма интересный труд «Вопросы об

умопостигаемом бытии» («Quaestiones de esse intelligibili»). Трудно

указать более совершенный образец диалектического спора, лишенный мелочной

въедливости, но по-настоящему полный, постоянно удерживающий в центре

внимания одну проблему. К концу произведения вопрос оказывается буквально

исчерпанным. По правде говоря, силы читателя — тоже. Но он, по крайней

мере, узнаёт, чего следует держаться, но если для него останется

непрочувствованным техническое совершенство интеллектуального стиля этого

труда, то его следует лишь пожалеть. Проблема, обсуждаемая Уильямом из

Олнуика, — это про-

блема той степени реальности, которой следует оценить бытие познанного

объекта, а точнее — объекта, только мыслимого познанным. Вывод гласит, что

Дуне Скот поступил правильно, приписав ему род относительного бытия,

которое могло бы быть «esse cognitum», однако в этом тезисе нет

какого-либо определенного умопостигаемого смысла. Факт известности больше

не предполагает в познанной вещи реальности, отличной от нее самой: факт

представления себе образа Цезаря не реализуется в статуе Цезаря. Со

стороны интеллекта бытие камня как познанного им есть не что иное, как

бытие интеллекта, который знает этот камень. Будучи применен к проблеме

божественных идей, этот вывод приводит Уильяма из Олнуика к отрицанию

того, что они обладают по отношению к уму Бога относительно умопостигаемым

бытием (esse secundum quid), которое было бы если не сотворенным, то по

крайней мере порожденным. Подобная свобода суждений оправдывает звание,

которое дал Уильяму из Олнуика его издатель: «независимый последователь

Скота» («Scotista independens»). Можно даже заметить, что в данном случае

он — менее «последователь Скота», нежели «независимый». Однако Уильям

также не допускает, что доказательства бессмертия души выходят за рамки

простой вероятности.

Второе имя, по праву связываемое с направлением Дунса Скота, интерес к

которому продолжает расти до сих пор, — это францисканец Джованни из Рипы,

или Джован-ни из Марча, прозванный так по названию монастыря —

Рипатрансоне. Он является автором «Комментария к Сентенциям» и трактата

«Определения», или «Детерминации» («Determinationes»; 1354), написанных в

совершенно оригинальном философско-теологическом ключе. Его называют

учителем, чьи личные взгляды спорны, Петр из Альи (1350—1420), Жан Жерсон

(1363— 1429) и Иоанн Базельский (ум. до 1365) (Ф. Эрле). Изученные к

настоящему времени части сочинений Джованни из Рины посвя-

465

1. Дуне Скот и реалисты XIVвека

щены теологической проблеме божественного знания о будущих возможностях

(Г. Швамм), однако благодаря недавно проведенным исследованиям

обнаружилось, что Жерсон приписывал ему четыре из двенадцати положений,

осужденных в 1362 г., положений, предполагаемым автором которых считался

некий Луиджи Падуанский (А. Комб). Согласно этому свидетельству, Джованни

из Рипы учил, что божественные идеи различны не только с точки зрения

человеческого сознания, как утверждал еще Генрих Гентский, но более

существенно, ибо одна какая-либо идея не может быть иной, причем «ex parte

rei»*. Вот эти четыре положения, осужденные в 1362 г., ответственность за

которые Жерсон возлагает на Джованни из Рипы: «Aliquid est Deus secundum

suum esse reale, quod non est Deus secundum suum esse formale; quod

aliquid intrinsecum in Deo sit contingens; volitio qua Deus vult «a» esse,

non minus distinguitur a volitione qua Deus vult «b» esse quam

distinguitur realiter a materia prima; quaelibet volitio qua Deus vult «a»

esse, immense formaliter distinguitur a voluntate qua vult «b» esse»**.

Если эти положения и не резюмируют всего учения, они выделяют значительный

его сегмент. Чему бы еще он ни учил, традиция относит Джованни из Рипы к

направлению, которое через Дунса Скота связано со старым реализмом

сущностей. Жерсон считает его приверженцем формообразователей

(formalizantes). Он понимает, что формализм интеллекта могут выражать

тезисы такого рода: различение того, что есть Бог согласно своему

реальному бытию, и того, что Он есть согласно своему формальному бытию;

формальное существование в Боге будущих возможностей как таковых;

формальное различение волевых действий Бога; различение «ex parte rei»

Бога и Его идей. В какой степени взгляды Джованни из Рипы сложились под

влиянием Дунса Скота, являлись ли они более радикальным продолжением, или

Джованни отошел от учений, которые лишь частично повлияли на самого Дунса

Скота, или

же он свободно развивал открывшиеся в них возможности, — обо всем этом

позволит судить лишь детальное изучение «Комментария» и «Детерминаций».

Одним из первых свидетелей авторитета, которым пользовался Джованни из

Рипы, был Петр из Кандии (ум. в 1410) — францисканец, родившийся на

острове Крит, и по этой причине ставший однажды защитником своего

соотечественника Платона: «cum Plato fuisset Graecorum peritissimus, et

ego qui sum suae regioni vicinus, jure patriae debeo pro

compatriotapugnare»***. Это позволило ему утверждать, что, согласно

Платону, идеи являются формами, существующими вне вещей, в мысли Бога, где

они поддерживают друг друга в своем тождестве, хотя и там полностью

сохраняют свои формально неустранимые различия («habentes identicum

concursum, suas tamen formalitates indelebiles penitus retinentes»).

Верно, добавляет он, Аристотель тоже грек, однако он утверждал

противоположное; но, когда нужно выбрать одного из двух друзей, пусть на

него укажет истина! Впрочем, заключает Петр, если бы я пожелал защитить

всех моих соотечественников, я бы часто запутывался в противоречиях,

потому что соседи нередко ссорятся.

Таков обычный тон этого любезного, дружелюбного грека, проявлявшего

подлинную духовность, а в дискуссиях куртуазную иронию. Получивший степень

бакалавра теологии в Оксфордском университете, магистра — в Парижском

(1378—1381), последовательно занимавший епископские кафедры в Плезансе и

Висансе, затем ставший миланским архиепископом, 26 июня 1409 г. он был

избран папой и принял имя Александра V. Подобная карьера требует

дипломатического искусства, и как мы только что видели, у Петра из Кандии

не было в нем недостатка, даже как у теолога. В своем «Комментарии»,

изобилующем именами собственными, он предстает арбитром по всем вопросам в

спорах, где сталкивались друг с другом Оккам и его ученики, Дуне Скот и

его сторонники и, конечно, Джованни из Рипы, чья доктри-