Глава V. Философия в XII веке

248

ЛИТЕРАТУРА

Гонорий Августодунский: Migne J. P. (ed.). Patrologiae cursus completes.

Series latina, t.172; трактат «De philosophia mundi», опубликованный в

этом томе (col. 39—102) как произведение Гонория, принадлежит Гильому из

Конша; о «Clavis physicae» Гонория, до сих пор не изданном (составлен из

отрывков «De divisione naturae» («О разделении природы») Иоанна Скота

Эриугены), см. Endres J. A. Honorius Augustodunensis. Beitrage zur

Geschichte des geistigen Lebens im XII Jahrhundert. Kempten; Mtinchen,

1906; Amann E. Honorius Augustodunensis (art.)//Dictionnaire de theologie

catholique. P., 1903, v. 7, col. 139—158 (превосходная статья).

Александр Неккам: De naturis rerum et De laudibus divinae sapientiae («О

природе вещей и о похвалах Божественной мудрости») // Rerum Britannicarum

Medii Aevi Scriptores, L., 1863, v. 34. Желающие составить представление о

средневековых народных энциклопедиях, характер которых не изменился и в

XIII веке, могут обратиться к добротной книге Langlois Ch.-V. La

connaissance de la nature et du monde au moyen age. P., 1911.

6. СВЯЩЕНСТВО И ЦАРСТВО

Восемь веков спустя после св. Августина и Павла Орозия, в свете глубоких

изменений, происшедших за это время, оказалось необходимым вновь

обратиться к истории двух мистических градов. Это стало делом Отгона

Фрейзингенского, который родился между 1111 и 1115 гг., около 1133 г.

вступил в орден цистерцианцев в монастыре Мори-мунд*, где и умер 22

сентября 1158 г. В «Прологе» к своей VIII книге он сообщает, что озаглавил

свое произведение «Два града» («De duabus civitatibus»)** и довел

изложение до 1146 г., хорошо зная, что история будет продолжаться после

его смерти; как можно прочесть в письме-предисловии к его другу Рейнальду,

канцлеру Фридриха Бар-

бароссы, конец двух Градов совпадет с воскресением мертвых, и тогда — но

не раньше — погибнет Священная Римская империя.

Неоднозначность, отягощавшая августи-новское понятие двух градов, осталась

и в произведении Отгона. Вначале он совершенно правильно описывает их как

два мистических града: один — во времени, другой

в вечности; один — на земле, земной,другой — на небе, небесный; один — от

де

мона, другой — от Христа; короче говоря,это грады, которые церковные

писатели на

зывали соответственно Вавилоном и Иерусалимом. Однако, начиная со второго

пара

графа «Пролога» к книге I, Отгон отождествляет земной град с империей или,

точ

нее, с империями, сменявшими друг другаот начала мира. Возвращаясь к

главной теме

Орозия, он упорядочивает историю в соответствии с провиденциальной

последова

тельностью «regna»***, в которой мы наблюдаем, если говорить о близких

эпохах, что

власть переходит от римлян к грекам (Восточная империя), от греков — к

франкам, от

франков — к лангобардам, от лангобардовк германцам****. Впрочем, этот

цистер

цианец видит в европейской истории лишьдлительный и непрерывный упадок. С

воз

растом империя стареет и дряхлеет; подобно камню, по которому долгое время

течет

вода, она покрывается пятнами и изъянами.Ее немощь отражает немощь самого

мира, и

постепенный распад Рима является прообразом распада Вселенной, которая не

надолго пе

реживет его. Перед нами мир, уже близкий краспаду и, «так сказать,

испускающий пос

ледний вздох предельного старения» (кн. V,«Пролог»). То же самое верно и в

отноше

нии мудрости. Исследовав ее историю, необходимо констатировать, что знание

было

передано египтянами грекам, затем — римлянам и наконец—галлам и испанцам:

«По

всюду мы видим, что всякая власть и всякоезнание начинались на Востоке, а

заканчива

лись на Западе, свидетельствуя тем самымоб ослаблении и упадке всего

человеческо-

— 249

6. Священство и царство

го». Представляется, что на Отгона наибольшее впечатленние произвели такие

ученые, как Беренгарий Турский, Манегольд Лаутен-бахский и Ансельм

Ланский.

Отгона постоянно вдохновляли Августин и Орозий, но у него перед глазами

было состояние вещей, слишком отличающееся от того, которое знали его

предшественники, чтобы хоть немного не пересмотреть перспективу. Со времен

Карла Великого Священная Римская империя германской нации, к которой он

принадлежал, представляла собой в некотором роде земное тело Града

Божьего*. На самом деле вследствие вполне объяснимой оптической иллюзии

Отгон датирует начало перемен временем обращения Константина. Начиная с

этого момента, «так как не только все народы, но также правители, за

исключением некоторых, стали католиками и подчинились ортодоксии, мне

кажется, что я пишу историю не двух градов, а, вероятно,

одного-единственного, который я называю Церковью. Ибо, хотя избранные и

отверженные пребывают в прежнем состоянии, я больше не могу говорить, —

как делал это раньше, — что этих градов два, но должен сказать, что они

составляют один град, где все перемешано, как зерна с соломой» (кн. V,

«Пролог»). Изменение перспективы у Отгона, которое возымело

фундаментальное значение, будет описано ниже. Заметив, что Церковь

возвеличивается по мере упадка Империи, Отгон добавляет, что со времени

Феодосия ее история «не есть история двух градов, но скорее, если так

можно выразиться, одного — пусть не в чистом виде, — который есть Церковь

(кн. VII, «Пролог»).

Это поглощение земного града и империи Градом Божьим и Церковью было

характерным для XII века. В письме королю Генриху II (Epistolae, 179) св.

Фома Кентербе-рийский** заявляет: «Церковь Божья состоит из двух сословий

— духовенства и народа...; среди народа живут короли, князья, герцоги,

графы» и т. д. Во введении к своей «Summa decretorum» каноник Симон из

Турне*** пишет почти то же самое: «В

каждом городе под властью одного короля живут два народа. От этих двух

народов происходят две жизни; от этих двух жизней — два верховных начала

(principatus); от двух верховных начал — два порядка юрисдикции. Град —

это Церковь, король Града — Христос. Два народа образуют два сословия в

Церкви: духовенство и миряне. Две жизни — это жизнь духовная и жизнь

плотская; два верховных начала — это священство и царство; двойная

юрисдикция — это право человеческое и право Божественное. Отдайте каждому

свое — и все придет в согласие».

Нельзя и желать более краткой и точной формулы, выражающей полное

включение временного, земного порядка в Церковь; но чтобы увидеть

целостное вероучительное обоснование этого, нужно обратиться к Гуго

Сен-Викторскому. Вторая часть его книги «О таинствах» («De sacramentis»),

озаглавленная «О единстве Церкви» («De unitate ecclesiae»), великолепно

обосновывает это понятие на основе экклезиологии св. Павла. В начале

истории человек пребывал в греховном состоянии, но не знал этого; Бог

провозгласил Закон, чтобы ему это открыть, а потом ниспослал человеку

благодать, чтобы укрепить его. Это было делом Святого Духа, и оно носило

двоякий характер: развеять неведение и зажечь сердца («lumen ad

cognitionem, flammam ad dilectionem»)****. Действие благодати оживляет

всех христиан и подобно душе образует с ним одно тело, глава которого —

Иисус Христос. Таким образом, единство обеспечивает вера: верою мы

становимся членами этого тела; любовью мы участвуем в его жизни («per

fidem accipimus unionem, per charitatem accipimus vivificationem»).

Такова и есть Церковь, тело Христово, которую животворит один лишь дух и

объединяет одна лишь вера: «Ecclesia sancta corpus est Christi, uno

spiritu vivificata, et unita fide una, et sanctificata»*****. Понимаемая

таким образом Церковь есть совокупность верующих (верных): «quid est ergo

Ecclesia, nisi multitudo fidelium, universitas Christianorum?.. Ecclesia

sancta, id est universitas fide-