Глава VIII. Философия в XIII веке

392

все формы происходят от Бога через первую сотворенную форму, которая сама

по себе есть понимание, осуществляющееся как бы через распространение

света: «prima causa est pura lux formalis et intellectualis, et cum ipsa

causet per suam essentiam, aliter enim non esset prima causa, sequitur

necessario, quod effectus ejus sit diffusio hujus lucis et formalitatis»*.

Здесь мы видим смесь всех неоплатонических тем, каждая из которых еще раз

напоминает о другой: универсальное иерархическое исхождение по способу

познания, просветление, отождествление бытия и формы. Из этих тем нет ни

одной, эквивалента которой не было бы у Альберта Великого. Сказать, как

это часто делают, что Альберт Великий и Фома Аквинский ориентировали

средневековую мысль на аристотелизм, — значит сказать сущую правду, но они

толковали этот аристотелизм по-разному. Поэтому идеи Альберта продолжали

развиваться в головах его подлинных учеников в других направлениях, нежели

в голове Фомы Аквинского.

В истории философии это своего рода правило: элементы доктринального

синтеза сохраняются в ней как тенденции, чтобы потом развиться и занять,

если так можно выразиться, свое естественное место. В конце XIII века

аристотелизм почти полностью победил как философская техника. В

зависимости от его отношения к тем или иным проблемам все или почти все

ученые заимствуют у него свой метод, чтобы обсуждать и решать эти

проблемы. Однако к концу века заимствованные у Авиценны, равно как у

Дионисия Ареопаги-та и Альберта Великого, неоплатонические элементы были

введены в вероучительный синтез и взяли верх над учениями некоторых из

приверженцев аристотелизма, хотя Аристотель продолжал оставаться

источником их философских понятий и основателем диалектического метода

дискуссий. Так произошло у доминиканца Дитриха из Фрейберга, ученого,

философа и теолога, умершего несколько позже 1310 г.

По всей вероятности, Дитрих учился и вначале преподавал в доминиканском

мона-

стыре во Фрейберге, в Саксонии, откуда в 1276 г. был послан в Париж для

завершения образования. В данном случае речь идет не об ученике Альберта

Великого или о мыслителе кружка Экхарта, на которых через Альберта

решающее влияние оказал Прокл. На самом деле косвенное влияние этого рода

никогда не прекращалось со времени появления «Liber de causis», дух

которой был заимствован у Прокла еще до ее перевода на латинский язык

(возможно, его выполнил Герард Кремонский ок. 1180 г.). Мы видели, что в

конце XII века это сочинение под названием «Афоризмы о сущности высшего

блага» («Aphorismi de essentia summae bonitatis») использовал Алан

Лилльский. Он существенно повысил его значение для истории теологической

тематики блага (de bono). 18 мая 1268 г. неутомимый переводчик греческих

философов доминиканец Вильгельм из Мёрбеке завершил в Витербо перевод

«Первооснов теологии» («Elementatio theologica») Прокла, которые являлись

непосредственным источником «Liber de causis». В 1281 г. он перевел три

других произведения Прокла «О десяти сомнениях относительно провидения»

(«De decem dubitationibus circa providentiam»), «О провидении и судьбе»

(«De providentia et fato»), «О субсистенции зла» («De malorum

subsistentia»), а также его комментарии к «Тимею» и «Пармениду» Платона.

Влияние этих переводов обнаружилось незамедлительно и оказалось весьма

значительным, особенно в кругах теологов и философов, где господствовали

взгляды Альберта Великого. Дитрих из Фрейберга, Экхарт и Бертольд из

Мосбурга являли собой характерный признак: все трое — немцы, как и

Альберт, и все трое — доминиканцы, как и он.

Наследие Дитриха значительно, но можно надеяться получить в скором времени

более полное собрание его сочинений, так как у него хватило

сообразительности придать своим трактатам относительно краткую форму,

которая не обескураживает издателей. Уже опубликованы трактаты «Об интел-

393

4. От Альберта Великого до Дитриха из Фрейберга

лекте и интеллигибельном» («De intellectu et intelligibili»), «Об

обладании» («De habitibus»), «О сущем и сущности» («De ente et essentia»)

(изд.Э. Кребса), «О радуге и ее радиальных впечатлениях» («De iride et

radialibus impressionibus») (изд.И. Вюршмид-та), «О времени» («De

tempore»), «Об измерениях длительности» («De mensuris durationis») (изд.Ф.

Штегмюллера). У Дитриха есть немало других произведений, с которыми стоит

познакомиться. Сами их названия вызывают интерес. Укажем среди прочих: «О

происхождении названий вещей» («De origine rerum praedicamentalium»), «О

чтойности сущего» («De quidditatibus entium»), «О свете и его источнике»

(«De luce et ejus origine»), «Об интеллигенциях и движениях небес» («De

inlligentiis et motibus caelorum»), «Об универсальности сущего» («De

universitate entium»), «О причинах» («De causis»), «О действенности Бога»

(«De efficientia Dei»), «О теологии, ибо она есть наука сообразно

совершенному смыслу науки» («De theologia, quod est scientia secundum

perfectam rationem scientiae»). Это последнее название указывает на автора

как на теолога, не меньшего, чем Ульрих Страс-бургский, озабоченного тем,

чтобы придать теологии законченный научный характер, но из этого также

видно, что его интерес привлекали сугубо научные проблемы. В подлинно

научном духе — в том духе, который мы теперь хорошо понимаем, — он

обсуждает проблему радуги. Геометрическое построение, данное Дитрихом в

решении, абсолютно корректно; и в то же время он первым увидел, что радуга

является результатом простого отражения и двойного преломления, разгадал,

что каждая капелька порождает полный солнечный спектр и объяснил, как

различные цвета этого спект-Ра воспринимаются глазом. Кроме того, Дитрих

правильно определил порядок расположения цветов в преломленном луче и в

солнечном спектре и доказал, построив правильную геометрическую

конструкцию, что Для всех капель, находящихся на одной уг-

ловой высоте по отношению к оси, идущей от солнца к глазу, требуются одни

и те же условия; и именно поэтому радуга — причем она всегда представляет

собой дугу круга — достигает максимальных размеров, когда солнце находится

у горизонта.

Определяя место творчества Дитриха среди творений его современников,

историк, за которым мы здесь следуем, отмечает, что именно в XIII столетии

зарождались естественнонаучные исследования, представленные, в частности,

работами Роджера Бэкона и Витело в области оптики. Близорукие палеографы,

задающиеся вопросом, как люди средневековья могли писать и читать свои

рукописи, будут удивлены, если узнают, что в своем трактате «De mtellectu

et intelligibili» Дитрих упоминает о тех, кто призывает искусство на

помощь зрению: «ut patet de illis, qui vident per berillum et similia»*.

Значит, уже тогда пользовались лупой, а возможно, и очками. «Бэкон

пророчески мечтал о телескопе, который появился лишь 300 лет спустя. В

зеркалах стали использовать свинец. Бэкон изобретает очаги с вогнутыми

зеркалами, которым Витело придает параболическую форму. Это было время,

когда люди начали совершать морские путешествия при помощи компаса, о чем

сам Дитрих упоминает в своем сочинении «О трудно понимаемых членениях»

(«De tribus difficilibus articulis»), рассказывая, как Винцент из Бове и

Фома из Кантемпре широко пропагандируют естественные науки. А изучение

Альбертом Великим ботаники и зоологии, его тонкие личные наблюдения,

решительное противостояние множеству глупейших легенд — всего этого

достаточно, чтобы возвести его в ранг великого ученого в истории науки.

Если принять все это во внимание, то необходимо согласиться, что век,

которому мы обязаны великими теологами и философами средневековья, двумя

политически наиболее сильными папами, величайшими святыми, равно как и

величайшим поэтом Италии, заслуживает чести называться одним из важнейших

периодов в истории на-