Глава IX. Философия в xiVвеке

468

на: нужно смиренно ее терпеть, если желаешь увидеть XIV век таким, каким

он был на самом деле.

Гораздо сильнее был разочарован в философии Августин Уголин Мальбранш

(Augustin Hugolin Malebranche, Hugolinus Malabranca de Orvieto),

современник Джо-ванни из Рипы, автор еще одного до сих пор не изданного

Комментария к «Сентенциям» Петра Ломбардского. Он считал философию

сплетением заблуждений: «philosophia proprie loquendo non est scientia sed

mixtura falsoram»*; философия использует для доказательств ложные средства

— или просто вероятные, или неприложимые к их объекту, и поэтому ее выводы

не могут совпасть с выводами теологии. Даже когда Аристотель говорит «Deus

est»**, его высказывание имеет другой смысл, нежели у теолога, ибо

последний понимает слово «Deus» как обозначение Троицы, a «est» — как

обозначение бесконечности. Вся психология Аристотеля покоится на гипотезе,

что душа — это пер-воматерия; следовательно, все сказанное им о душе

становится ложным в силу ложности этой посылки. А что сказать о его

концепции морали? Большей частью она ложна, а там, где верна, она лишена

ценности, так как Аристотель знал лишь видимость добродетелей и не сумел

указать истинных правил добра. Отсюда вывод: «de «Ethica» dico quod

superflua est fidelibus»***. У верующих есть вера, и ее им достаточно.

Правильно было замечено (К. Михальски), что эта критика философов

непосредственно связана с положением Августина о просвещении. Прямо

ссылаясь на св. Августина, которого он, впрочем, истолковывает как бы на

другом языке, Уголин делает из самого Бога «intellectus agens»****,

который просветляет наш интеллект и «formaliter****** помогает ему. Это

позволяет Уголину объяснить тот факт, что философы, несмотря ни на что,

иногда говорили правильные вещи. Несомненно, они вдохновлялись Библией, но

лучшее объяснение состоит в том, что они получили особое просвещение от

Бога,

который открыл им эти истины. Заметим, что здесь Уголин следует Генриху

Гентс-кому, как и в другом месте, где он говорит о свете, присущем теологу

(«lumen theologicum»******). Так что творчество гентского учителя,

воздействие которого мы обнаружим еще у августинца Фиц-Ральфа, испытавшего

глубокое влияние учения Авер-роэса, не было, как обычно считают, полностью

забыто в XIV веке.

Совершенно иным, в том числе по своим историческим последствиям, было

идейное течение, зародившееся благодаря творчеству Томаса Брадвардина

(Bradwardine), преподавателя Оксфордского университета, скончавшегося 26

августа 1349 Г-******* Часть его произведений является блестящим

продолжением научной традиции Оксфорда XIII века и включает ряд трактатов

по математике, кинетике и астрономии: «О спекулятивной арифметике» («De

arithmetica speculativa»), «О практической арифметике» («De arithmetica

practica»), «О спекулятивной геометрии» («De geometria speculativa»), «О

континууме» («De continuo»), «О соотношениях скоростей» («De

proportionibus velocitatum»), «О скорости различных движений» («De

velocitate motuum»), «Астрономические таблицы» («Tabulae astronomicae»).

Но особенно сильное влияние на философию и теологию XIV века он оказал

своими теологическими трудами, главным образом своим знаменитым трактатом

«О причине Бога» («De causa Dei»), который долгое время датировали 1344

г., однако в настоящее время относят к периоду до 1335 г. (К. Михальски).

Теология Брадвардина не выходит за рамки положений, общепринятых в XIII

веке, по крайней мере до тех пор, пока речь идет о Боге Самом по Себе и о

Его атрибутах. Доктрина строится на понятии Бога как в высшей степени

совершенного существа, относительно которого прежде всего утверждается,

что это—логически возможное понятие (concept), то есть что оно не ведет к

какому-либо противоречию. К этому первому основанию добавляется второе,

которое

469

1. Дуне Скот и реалисты XIVвека

первоначально лишь постулируется: в перечне существ нельзя идти в

бесконечность, но у каждого рода есть начало. С математической строгостью

применяя эти принципы к проблеме добровольных актов человека, Брадвардин

приходит к тому, что воля Бога объявляется их действующей первопричиной —

не только достаточной, но и в каком-то смысле вынужденно необходимой. Бог

может с необходимостью определить для всякой сотворенной воли совершение

свободного акта. Для того чтобы этот акт был свободным, необходимо и

достаточно, чтобы он не был определен вторыми причинами, однако не

необходимо и даже невозможно, чтобы он не был подчинен первой причине,

которая есть Бог. Этот, как его называют, «теологический детерминизм»

получил в XIV веке широкий отклик, в частности у Роберта Холкота (Holcot)

и Жана из Мирку-ра, но не следует выводить из него любую доктрину,

согласную с подобными идеями. Положения, которым Брадвардин придал

четкость и строгость почти математического вывода, восходят к более ранним

авторам, а некоторые из его последователей могли пользоваться своими

собственными источниками. Это нисколько не противоречит тому факту, что он

оказал глубокое влияние на современников и потомков. Лейбниц, имея в виду

как раз трактат «О причине Бога против Пелагия и о свойстве причин» («De

causa Dei contra Pelagium et de virtute causarum»), напишет в своей

«Теодицее»: «Я весьма далек от чувств Брадвардина, Уиклифа, Гоббса и

Спинозы, которые учат одному и тому же —- почти математической

необходимости». Имя Уиклифа (1320—1384)*, которое здесь следует за именем

Брадвардина, служило для последнего ценным побудительным мотивом не только

по причине теологического детерминизма, которому тоже учил английский

реформатор, но и потому, что Уиклиф был теологом и философом одновременно

вследствие своей приверженности реализму, и его реализм идей нашел среди

других реформаторов самых решительных сторонников.

Здесь имеет место целая метафизическая интрига, которую еще предстоит

распутать, ибо до сих пор мы знали об Уиклифе-фило-софе только по его

«Трактату о логике» («Tractatus de logica»), тогда как секрет истории,

возможно, содержится в его еще не изданном трактате «Об идеях» («De

ideis»). Впрочем, история эта представляет собой настоящую драму, так как

завершилась она сожжением Иеронима Пражского** и Яна Гуса***. К этой

трагической развязке усиленно привлекает наше внимание Жан Жерсон в своем

труде «О согласии между метафизикой и логикой» («De concordia metaphysicae

cum logica»), где, говоря о тех, кто полагает универсалии как реальности

вне души, но в другом месте и иначе, чем в Боге, добавляет такой

комментарий: «Тезис о реальных универсалиях этого рода был совсем недавно

осужден священным Констанцским собором в постановлениях против Гуса и

Иеронима Пражского, которые были сожжены, и дающий настоящее свидетельство

видел и слышал это». Вместе с тем то немногое, что известно о

метафизическом реализме Уиклифа, приглашает к более строгой дискуссии об

отношениях, которые могли связывать Гуса с Уиклифом. Нужно проявлять

осторожность, отыскивая верхнюю точку этой исторической линии, если она

вообще существует. Мы уже говорили о Дунсе Скоте и его «formalitates»; в

принципе это возможно, но все-таки мы не обнаружим у него «universalia

realia» в том виде, в каком они были осуждены на Констан-цеком соборе,

зато обнаружим его «formalitates» у многих других теологов.

ЛИТЕРАТУРА

Вера и разум: Lang Albert. Die Wege der Glaubensbegriindung bei den

Scholastikern des 14. Jahrhunderts. Mtinster, 1931.

Иоанн Дуне Скот: Opera omnia. Lyon, 1639, vol. 1—12 (переиздание: Р.,

1891—1895). Отдельные произведения: Opus oxoniense, libri I et II.