Глава IV. Философия в XI веке

188

в результате действия его слова, или его глагола: Бог изрек их — и они

стали быть. Это творящее слово, разумеется, не имеет ничего общего со

словами, которые исходят из наших уст, или со словами, которые мы, не

произнося, мыслим в душе; если обратиться к ущербному наглядному образу,

то слово Бога, скорее, подобно внутреннему представлению о вещах, когда мы

их себе воображаем или когда наш разум размышляет об их универсальной

сущности. Произносимые или мыслимые слова у каждого народа свои;

внутренняя речь, посредством которой мы представляем себе существа или

думаем о их сущности, у всех народов одна: она в самом деле является

универсальным языком, с помощью которого общаются все умы. Именно слово,

или глагол такого рода, прототип вещи, существованию которой он

предшествует, был в божественной мысли образцом сотворенных вещей,

средством их творения, и он еще и теперь остается тем инструментом,

благодаря которому Бог знает вещи.

Итак, все, что не сущность Бога, было сотворено Богом; так же, как Он дал

всем вещам бытие, которым они обладают, Он их поддерживает и сохраняет,

позволяя им пребывать в бытии. Это означает, что Бог вездесущ, что Он все

поддерживает своею силой и что там, где Его нет, нет ничего.

Следовательно, если мы хотим что-то сказать о существе, полностью

трансцендентном относительно всех тварных существ, мы должны дать ему

имена, обозначающие положительное совершенство, — и только их. Подобная

атрибуция законна лишь при двух условиях. Во-первых, эти имена должны

присваиваться в абсолютном, а не в относительном смысле, даже не

относительно тотальности сотворенных вещей, первопричиной которых Он

является. Охарактеризовать божественную субстанцию можно только

провозгласив ее превосходство над всеми созданиями, ибо, если бы Вселенная

не существовала, божественное совершенство, абсолютное в себе самом, не

претерпело бы от

этого никакой перемены и никакого ущерба. Во-вторых, законно приписывать

Богу не какие угодно положительные совершенства, но лишь те, которые,

выражаемые в абсолютных терминах, лучше всего того, что к ним не

относится. Богу можно приписать только такие качества, которые соотносят с

Ним самое совершенное в каждом роде свойств. Мы не можем сказать, что Бог

— тело, потому что мы знаем нечто высшее по сравнению с телом — дух; и

наоборот, поскольку мы не знаем в роде бытия ничего высшего по отношению к

духу, мы можем сказать, что Бог есть дух. Итак, приписывая Богу все то,

что, выражаемое в абсолютных терминах, нам представляется лучшим в

качестве бытия, нежели небытия, мы утверждаем, что Бог есть и что Он есть

нераздельно живой, мудрый, сильный, всемогущий, истинный, справедливый,

блаженный, вечный. Все эти совершенства соединяются в Боге, не нарушая его

совершенной простоты. Имея бытие в себе самом, соединив в Себе

существование с сущностью, Он не имеет ни начала, ни конца; Он пребывает

во всяком месте и во всякое время, не будучи заключен ни в одном месте и

ни в каком времени; Он неизменен, и его сущность тождественна себе самой,

не получая какой-либо акциденции; индивидуальная субстанция и дух, Он не

может быть отнесен к категории субстанции, которая соответствует лишь

тварным существам: лишь Он есть в полном смысле этого слова, тогда как

другие существа в сравнении с Ним не суть.

Среди всех творений человек является одним из тех, в которых наиболее

естественно обнаруживается образ Божий, запечатленный Творцом в его

созданиях. Когда человек исследует самого себя, он действительно

обнаруживает в своей душе следы Троицы. Единственная из всех творений,

человеческая душа вспоминает о самой себе, постигает и любит самое себя и

благодаря памяти, разуму и любви составляет неизреченную Троицу. Познание

вещей предполагает совместную работу чувств и сознания,

189

3. Анселъм Кентерберийский

но св. Ансельм не уточняет, как эта работа осуществляется, и

ограничивается воспроизведением, не углубляя их, нескольких выражений

Августина о просвещении души Богом. Что касается способа существования

общих идей, то Ансельм энергично высказывается против номиналистских

тенденций Росцелина и, чисто негативно реагируя на позицию своего

оппонента, настаивает на реальности родов и видов вплоть до того, чтобы

сделать из реализма необходимое условие теологической ортодоксии. Согласно

св. Ансельму, если кто-то не понимает, каким образом некоторое множество

людей, объединенных в один вид, может представлять собой одного человека,

тот тем более не поймет, как единый Бог может состоять из трех различных

Лиц. Впрочем, реальность, приписываемая общим идеям, является одним из

элементов, которые подтолкнули мысль св. Ансельма к открытию

онтологического аргумента и позволили ему построить доказательство

непосредственно по поводу ступеней совершенства, чтобы подняться к Богу.

Если идеи — это вещи, то каждая ступень совершенства является ступенью

реального, и идея самого совершенного существа, которое мы можем

вообразить, сразу вводит нас в определенный порядок реальности. Переход от

идеи к бытию привлекал мысль св. Ансельма вследствие того, что для него

идеи — это уже сущее*.

Эту естественную теологию — единственный раздел философии св. Ансельма,

который он углубил и развил систематически, — дополняет теория истины,

рассматриваемой в ее сугубо метафизическом аспекте. Истинность познания

зависит от его «правильности», то есть от того, является ли оно тем, чем

оно должно быть — корректным «схватыванием» того, что является его

объектом. Но это лишь частное выражение истины. Познанный объект, как и

познание, которое «схватывает» его, обладает своей истиной, — и это есть

еще одна «правильность»: всякая вещь истинна постольку, поскольку она есть

то, чем должна быть в

соответствии с идеей Бога. Воля истинна, если она права; деяние истинно по

тем же основаниям. Коротко говоря, истина — это соответствие того, что

есть, правилу, которое устанавливает то, чем оно должно быть; а так как

это правило в конечном счете всегда представляет собой творящую сущность,

то, как заключает св. Ансельм в трактате «Об истине», есть единственная

истина всего того, что истинно, — Бог.

Тезисы св. Ансельма не образуют законченного ни теологического, ни

философского учения, но они свидетельствуют о глубоком проникновении в

затронутые проблемы и представляют собой первый пример рационального

исследования догматов, которое затем будет развито в так называемых

схоластических теологических доктринах. С профессиональной точки зрения,

теология Ансельма превосходила теологию, предложенную чуть позже Абеляром,

— по духу еще вполне патриотическую. Учению Ансельма, столь энергичного в

мысли и сильного в выражениях, больше всего недостает философии природы,

достаточно разработанной, чтобы уравновесить поразительную диалектическую

виртуозность его автора. В самом деле, творчество св. Ансельма — это

диалог между логикой и христианским Откровением. Поэтому неудивительно,

что оно имеет фундаментальное значение для истории теологии; но даже если

с точки зрения истории философии его наследие представляет меньший

интерес, оно, проигрывая в широте, выигрывает в глубине. Доказательство

бытия Божия, основанное только на идее Бога, было и остается одним из тех

метафизических опытов, о которых можно сказать, что они родились для

вечности, потому что достигли последнего предела на одном из путей

человеческого духа.

Эпоха св. Ансельма знала примеры крайне напряженной теологической

рефлексии. В то самое время, когда приор Бекского аббатства определял дух

и обозначал основные положения будущего синтеза, другие мыслители строили

теологические рамки, в ко-