Глава IX. Философия в xiVвеке

516

двумя интенсивностями одного и того же вида всегда обнаруживается в

положении линий, которые их представляют, и наоборот. Это — род

представления, значение которого носит всеобщий характер. Таким образом,

Орем предлагает представлять изменения линейного качества, нанося на

горизонтальную линию длину, равную протяжению, на котором можно наблюдать

данное качество, и строя от этой горизонтальной прямой вертикальную

прямую, высота которой пропорциональна интенсивности исследуемого

качества. Так мы получаем изображение, свойства которого соответствуют

свойствам исследуемого качества и которое позволяет понять «яснее и легче,

что нечто подобное [реальной вещи] изображено на плоском чертеже и что это

нечто с помощью зрительно наблюдаемого примера становится более ясным и

схватывается воображением быстро и совершенно... Ибо представление на

чертеже очень помогает познанию самих вещей». С другой стороны, Орем не

придерживался принципа графического представления с помощью прямоугольных

координат: он обнаружил возможность показать изменения интенсивности

явления другими способами и очень четко осознал соответствие

геометрических представлений некоторым соотношениям, которые сейчас мы

выражаем алгебраически.

В области механики Орем, исходя из тех же самых принципов, что и Альберт

Саксонский, открыл закон, в соответствии с которым пространство

преодолевается телом, приведенным в движение, «равномерно изменяющееся»

пропорционально времени. В соответствии с предложенными им принципами мы

можем применить его к исследованию падения тел в прямоугольных координатах

и точно определить условия, когда такое представление будет корректным.

Изучая изменения интенсивности этого частного качества, которое Орем

называет равномерно ускоренным движением (vitesse uniformement acceleree),

он показывает, что его можно представить как движение с по-

стоянной скоростью. Протяженность, преодолеваемая телом, которому придано

рав. ноускоренное движение, равна протяженности, преодолеваемой за то же

самое время телом, которому придано равномерное движение, и средней

скорости, которую достигает первое тело. Таким образом, Орем явно опередил

Жана Буридана и обнаружил истину, которая через многочисленные связующие

звенья дойдет до Галилея.

Орем лишь издалека предвосхищал исследования Декарта и Галилея, но его,

безусловно, можно считать непосредственным предшественником Коперника. В

своем «Трактате о небе и мире» он прямо утверждал, что «никаким опытом

нельзя доказать, что небо движется в своем дневном движении, а Земля

остается неподвижной»; он считал, что это положение не может быть доказано

не только на опыте, но и путем рассуждения. Затем он приводит «несколько

великолепных доводов в пользу того, что именно Земля подвержена

ежедневному движению, а небо — нет», и в заключение доказывает, «насколько

подобные рассуждения полезны для защиты нашей веры». Несомненно, было бы

чрезмерным воздавать почести за такое открытие одному Николаю Орему. Когда

наш философ учился на факультете свободных искусств Парижского

университета, теория дневного движения Земли была там известна всем.

Альберт Саксонский заявляет, что один из его учителей явно поддерживал то

же утверждение, что и Николай Орем, а именно что невозможно доказать ни

того, что Земля пребывает в покое, ни того, что пребывает в покое небо. Мы

видели, что в первые годы XIV века последователь Дунса Скота Франциск из

Мей-ронна излагал мнение одного из учителей, согласно которому учение о

движении Земли более удовлетворительно, нежели противоположное: «dicit

tamen quidam doctor, quod si terra moveretur et coelum quiesceret, quod

hie esset melior dispositio»*. Но Орему требуется прийти к чему-то иному,

нежели простое предположение, чтобы увидеть возмож-

517

4. Оккамистское движение

ность строго аргументированного доказательства, «ясность и точность

которого, — по словам П. Дюэма, — намного превосходили бы то, что написал

на эту тему Коперник».

Так же как факультет искусств Парижского университета дал Венскому

университету его первого ректора — Альберта Саксонского, он дал своего

ректора и новому Гейдельбергскому университету в лице Мар-силия Ингенского

(ум. в 1396). Его сочинения включают комментарии к логике Аристотеля,

«Вопросы для обсуждения» к сочинениям «О возникновении и уничтожении» («De

generatione et corruptione»), «Сокращенное изложение книг по физике»

(«Abbre-viationes libri physicorum») и один из многочисленных Комментариев

к Сентенциям. Ученик Буридана в Париже, он сам преподавал там с 1362 г. и

дважды был ректором Парижского университета (1361 и 1375), а затем стал

ректором Гейдельбергского университета. Терминизм вовлек его в скептицизм

не более, чем Буридана. Марсилий проводит различие между математическим

доказательством, бессильным доказать существование Бога, и метафизическим,

которое способно это сделать, как это продемонстрировал, например, Дуне

Скот. На путях метафизики можно также доказать, что Бог един и является

причиной возникновения и сохранения всего; но тем самым можно лишь

доказать, что творение «ex nihilo» возможно лишь благодаря естественному

свету. Только вера позволяет утверждать о существовании беспредельного и

свободного Бога, который может в одно мгновение сотворить множество

существ, в том числе самое материю, без всяких посредствующих причин. Уже

Буридан учил, что «in lumine naturali поп est notum Deum esse infmiti

vigoris»*. Здесь Марсилий только следует за своим учителем, но мы видим,

что в определенных доктринах XIV века возникают попытки поискать, не

сливаются ли в конечном счете два направления теологической критики —

Скота и Оккама.

Парижский коллега Марсилия Генрих из Хейнбуха (или из Лангенштейна) с 1363

г. преподавал в университете философию, а затем, с 1376 по 1383

г.,—теологию. В 1384 г. он оказывается в университете в Вене, где и

умирает в 1397 г. Именно во время пребывания в Вене им были написаны

«Вопросы к книгам Сентенций» («Quaestiones super libros Sententiarum»).

Это произведение чрезвычайно разнообразно по тематике: оно содержит

обширный комментарий к трем первым главам Книги Бытия, трактаты по физике:

«О сведении специфических действий к общим свойствам» («De reductione

effectuum specialium in virtutes communes», «О виде причин и

распространении общей природы относительно низшей» («De habitudine

causarum et influxu naturae communis respectu inferiorem»), по астрономии:

«Об отклонении эпициклов и концент-ричностей» («De improbatione

epicyclorum et concentricorum»), по экономике: «О контрактах по

купле-продаже» («De contractibus emptionis et venditionis»), а также

«Письма» («Epistola») на ту же тему, не говоря уже о множестве писем,

вызванных расколом 1378 г.**, и трактатах об аскетике: «О созерцании мира»

(«De contemptu mundi»), «Зерцало души» («Speculum animae»). Как и Генрих

из Хейнбуха, окончил свои дни на теологическом факультете в Вене его

парижский коллега и друг Генрих из Ойты (Heinrich Totting von Hoyta). Он

преподавал в Париже и Праге. Ему мы обязаны «Вопросами к "Исагогу"», тремя

трактатами о душе и ее способностях («Tractatus de anima et potentiis

ejus»***), сочинением по экономике «Нравственный трактат о контрактах по

годовым платежам» («Tractatus moralis de contractibus reddituum

annuorum»), а также «Комментарием к Сентенциям». Его произведения иногда

путают с произведениями другого Генриха из Ойты (Henri Pape d'Oyta),

который тоже преподавал в Праге в 1369 г. Большинство произведений Генриха

из Хейнбуха и Генриха из Ойты до сих пор не изданы, но некоторые

предварительные иссле-