Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

ориентировались на экономически стабильные пути, сколько диктовались националистическими соображениями.

В этой атмосфере конец репараций в результате экономичес-кого кризиса и отказа немцев от их уплаты, а также неудача по­пытки напрямую увязать тему германских долгов с проблемой межсоюзнических долгов, подтвердили неспособность политичес-ких деятелей быстро построить, помимо политических связей, также и связи в экономической и финансовой сфере между Со-единенными Штатами и Европой. Различные системы сосуще­ствовали по-отдельности, и каждая руководствовалась своими собственными интересами. Противоречия одержали верх над осознанием необходимости создания глобальной взаимозависи-мой системы, которая могла бы противостоять внешним вызовам только в случае, если бы она признала свое существование в ка-честве единого целого.

В политическом плане поворот начала 30-х годов выявил ис­чезновение духа Локарно. Некоторые формальные моменты со-глашений могли еще действовать, но начиная с 1929-1930 гг. Германия демонстрировала, что в своей внешней политике она стремится отойти от сотрудничества с Францией и формировать собственную политику в другом направлении. В первую очередь это означало - в направлении Австрии и Балканского полуост-рова. Затем - также и Польши. В этот поворот - вызванный смертью Штреземана, но более глубоко уходивший корнями в практический поиск Германией самостоятельного пути, который вернул бы ей пространство для внешней политики и торговой экс-пансии, отобранное в результате контроля французов, - вписалась новая позиция Великобритании. Неоднократные выступления англичан, ставшие еще более откровенными после конференции в Оттаве в 1932 г. и начала создания Содружества, отчетливо де-монстрировали, что в Лондоне смотрели на аншлюс как на неиз-бежное событие и что в целом англичане оставались скорее ин-дифферентными в отношении планов ревизии территориального устройства стран Восточной Европы и Балканского полуострова.

Италия, со своей стороны, продолжала проникновение на Балканы и вела военную подготовку колониальных кампаний, проводя неоднозначный курс во внешней политике, требовавший многочисленных издержек. Новый немецкий самостоятельный курс способствовал воспроизводству еще не совсем отчетливого дуализма, который возвращал Италии то поле для маневра, которое было отнято у нее соглашением Бриан–Штреземан. Отношения с Францией колебались между моментами жестких столкновений и

Глава 2. «Великая депрессия» и первый кризис...

167

вариантами компромисса в контексте совпадения многочисленных европейских интересов. Наиболее постоянной характеристикой итальянской международной деятельности было, однако, согласие с Великобританией. Средиземноморское соперничество еще не разгорелось. До тех пор, пока не приобрел актуальность колони­альный вопрос, общая заинтересованность в сохранении status quo в Средиземноморье и общая склонность попустительствовать «ре­визионистским» позициям сближали политику обеих стран.

Таким образом, вплоть до прихода к власти Гитлера в начале 1933 г. и еще в течение нескольких месяцев после этого поворота Франция оставалась одна в своих попытках укрепить антиревизи­онистский фронт, не стремясь при этом к поиску компромиссов с другими странами, которые раньше не были с ней связаны, а лишь обусловливая финансовую помощь и политические перего­воры подтверждением антиревизионистских гарантий.

Это была слишком хрупкая последняя точка для того, чтобы биться до конца. Политический кризис, порожденный экономи­ческим кризисом, не был разрешен. Противоречия продолжали обостряться. Приближался момент подведения итогов. Кризис Версальской системы трансформировался в ее крах. Европейская модель демонстрировала остальному миру внутренне присущую ей хрупкость. Только Соединенные Штаты и Советский Союз смогли бы поддержать ее существование, но ни одна из двух стран не была тогда способна, да и не стремилась, действовать в этом направлении. Слишком много было внутренних причин, слишком очевидно было различие целей и слишком сильна была враждеб­ность в отношении сохранения вечных причин для европейского соперничества, чтобы две державы преждевременно вышли из своей изоляции. В этой обстановке за пределами Европы начала разрушать мировой порядок Япония. Муссолини, движимый стремлением избежать того, чтобы неминуемый европейский по­жар воспрепятствовал осуществлению его «ревизионистских» пла­нов, подготовился подражать ей.

Глава третья

КРИЗИС И КРАХ ВЕРСАЛЬСКОЙ СИСТЕМЫ

3. 1. Внешняя политика Японии и захват Маньчжурии

3.1.1. ПРЕВРАЩЕНИЕ ЯПОНИИ В ВЕЛИКУЮ ДЕРЖАВУ

Определение «Версальская система», в узком смысле слова, включает не только проблемы, связанные с Парижскими догово­рами, но и переустройство территорий государств, являвшихся их объектами. В действительности, это определение, в сжатой форме синтезировало сложную, но однозначную реальность — оно представляло собой одну из бесчисленных попыток, но в крайней форме, адаптировать глобальные международные отношения к модели, принятой европейской дипломатией, несмотря на ее огра­ниченность, проявившуюся в 1914 г., в 1919 г. и в последующий период.

Более широкое толкование самой концепции этой модели по­зволяет утверждать, что переход от кризиса к слому системы, конец status quo, крушение иллюзий, родившихся в Париже в 1919 г., началось за пределами Европы - на Дальнем Востоке. Маньч­журский кризис, спровоцированный Японией, хотя и был далек от европейских противоречий, явился их отражением, по крайней мере, с того момента, когда в начале XX века японская диплома­тия связала свою судьбу с европейской внешней политикой.

Этот кризис стал начальным этапом распада системы, так как основная парадигма развития кризиса открыто противоречи­ла тому, что до 1932 г. пытались делать в Европе, где неустанно искали дипломатические решения всех споров. Только действия Муссолини и Гитлера в 1935 г. прервали эту цепь изнурительных переговоров. Кроме того, Маньчжурский кризис стал возможен именно потому, что Европа и Соединенные Штаты были слиш­ком далеки от региона развития событий и были слишком погру­жены в распутывание клубка собственных экономических и по­литических проблем, чтобы быстро реагировать на происходящее (допуская, конечно, что у них было такое желание).

То, что произошло в Маньчжурии, было жизненно важно для сущности самой Версальской системы и затрагивало интересы