Глава 1. Несостоявшаяся реконструкция европейской системы 67

док выплаты своего долга Соединенным Штатам начиная с 1923 г., а незадолго до одобрения плана Юнга французская палата депу-татов ратифицировала соглашение Меллона–Беранже 1926 г., ко-торое теоретически урегулировало выплату французского долга Соединенным Штатам. Казалось бы, взаимосвязь между долгами и репарациями была разорвана. Но на практике события развива-лись в другом направлении. Экономический кризис тяжело пора-зил Соединенные Штаты, Германию, Великобританию и, в мень-шей степени, Францию. Когда в начале 1930 г. план Юнга вступил в силу, кризис начинал распространяться по всей Европе. Взаимо-связь, отрицавшаяся на бумаге, подтверждалась в действительнос-ти. И, следовательно, не оставалось ничего другого, как учитывать новую ситуацию.

В самом деле, когда экономический кризис полностью охватил Германию, немецкий президент Гинденбург попросил Соединен-ные Штаты о вмешательстве. Американский президент Герберт Гувер положительно ответил на просьбу и высказался в том духе, что платежи как в счет репараций, так и по межсоюзническим долгам могут не осуществляться с 1 июля 1931 г. по 30 июня 1932 г. Своим предложением, которое сразу вступило в действие, Гувер подтвердил типичное для американцев разделение между долгами и репарациями, но в то же время открыл путь для окончания выплат последних. Годичный срок был использован для поиска всеобъемлющего решения. Затем обсуждение темы было продол-жено на новой международной конференции, проходившей в Ло-занне с 26 июня по 9 июля 1932 г. На ней было решено закрыть тему, положив конец немецким платежам и назначив символи-ческую цифру заключительной выплаты - 3 млрд рейхсмарок, которую следовало осуществить до 1935 г. и которая в действи-тельности никогда не была выплачена. Теоретически открытым оставался только вопрос о долгах Соединенным Штатам. Ни Гувер, ни Рузвельт, впервые избранный президентом в ноябре 1932 г., не хотели соглашаться с их аннулированием. Британская сторона признавала законность своих обязательств в отношении Соеди-ненных Штатов и до тех пор, пока это было возможно, платежи продолжались. Французы в конце 1932 г. решили прервать вып-лату суммы, причитавшейся с них. Оставалось совсем немного до прихода к власти Гитлера, и этот аспект международной финан-совой жизни лишь подтверждал хрупкость нормализации. В кон-це 1932 г. было отчетливо видно, что она была всего лишь иллю­зией, сохранявшейся в течение нескольких лет, и что конфликты, унаследованные от войны, вновь вставали в еще более обострен-ной форме.

68

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

1.5 Урегулирование в Центральной Европе и советская проблема

1.5.1. «Страх» перед революцией. разногласия мещду победителями

Темы, связанные с устройством границы по Рейну, с пробле-мами франко-германских отношений и безопасности Франции в ее политических и финансовых аспектах, были, конечно, наибо-лее нашумевшими из тех, что обсуждались в Париже в 1919 г. Однако столь же важной и, конечно, более насыщенной пере-менными и неизвестными величинами была тема урегулирования в Центральной и Восточной Европе, которой Парижская конфе-ренция посвятила серию отдельных договоров — по одному на каждую из стран-союзниц Германии. Доминирующим в комплек-се этих проблем был российский кризис, проявившийся сначала в гражданской войне (1919-1920 гг.), а затем - в явном утверж-дении революционной власти (1920-1922 гг.). Именно успех силы, поставившей в центр своей политической деятельности идею мировой революции, и отклик, вызванный этим призывом в остальной Европе, обусловили восприятие их западными госу-дарственными деятелями, которые не обращали должного внима-ния на трудности самой советской власти и не понимали того, что триумф ленинизма с самого начала - это триумф власти, ос­нованной на силе и на бюрократическом аппарате. Такая власть была, следовательно, вынуждена в первую очередь укреплять себя саму и только в следующую очередь думать о мировой револю-ции. Это означало, что в отсутствие немедленных откликов на события в Москве и Петрограде концепция мировой революции приобретала скорее ценность лишь идеологического инструмента, чем реальной политической перспективы, и превращалась в пре-вентивное оружие для противодействия инициативам, которые могли предпринять капиталистические страны. В самом деле, чего могли ожидать Советы от распространения революции, если не усиления давления на них и возросшего риска проиграть гражданскую войну с коалицией, в которой участвовали бы все европейские страны, объединив побежденных и победителей? Не представлялась реалистичной и гипотеза о расширении револю­ции, поскольку после того, как немногочисленные вспышки были погашены, их результат остался ограничен дискуссиями внутри европейских социалистических партий, в которых с тех пор преобладал дуализм выбора между революцией и реформами. Однако страх (это понятие в данном случае не преувеличено) во-