Глава 5. Первый этап Второй мировой войны

317

В первые два года войны стал очевиден ее идеологический ха-рактер. После 1941 г. беспорядочный водоворот событий не сделал столкновение идей, превратившихся тем временем в пропагандист-ские лозунги, менее острым. В самом деле, с сентября 1939 г. до июня 1941 г. идеологические различия проявились достаточно от-четливо. Агрессорами были авторитарные и диктаторские режимы: Германия, союзница Советского Союза, затем Италия, союзница Германии. Жертвами нападения стали: Польша (в демократичес-ком характере которой были основания сомневаться), Норвегия, Дания, Голландия, Бельгия, Франция, Великобритания, то есть северо-атлантические демократии. Война, следовательно, стала отражением конфликта между демократиями и наци-фашизмом, выступавшим в союзе с большевизмом. Отличительные признаки авторитаризма, а также плюрализма и демократии были очевид-ны и формировали четкие воплощения, а сложившаяся ситуация не предполагала ни различий, ни политических оттенков.

Проблема намного осложнилась в 1941 г., после нападения Германии на Советский Союз и Японии на Соединенные Штаты. Глобализация конфликта смешала также карты идеологического столкновения, способствовав, однако, возрождению размытого понятия «антифашизм», уже испытанного во время гражданской войны в Испании и вновь введенного в употребление в данной ситуации. Это возрождение сопровождалось не слишком боль-шой внутренней убежденностью, но при том - большим пропа-гандистским размахом, тем более необходимым, чем в большей степени тяготы войны, ухудшавшие положение гражданского на-селения, вынуждали искать мобилизационные стимулы, которые становилось все труднее находить. В Италии они служили в каче-стве скрепляющего страну средства, не слишком внушающего до-верие, лишь в течение короткого времени. В Германии большая способность гитлеровского режима к осуществлению контроля и, вероятно, более глубокая склонность к гегемонии на континенте, сделали эту связующую силу более прочной. В противоположном лагере военные неудачи заставили на некоторое время забыть о стратегических и идеологических противоречиях, сомнениях и подозрениях.

Державная политика и идеологическая война являлись, таким образом, реальными силами и проявлениями коллективной пси-хологии, высвобожденными гитлеровской активностью. Если бы Германия победила, то в Европе доминировали бы марионеточные режимы в составе нацистской имперской системы. Советский Союз вынужден был бы, раньше или позже, посчитаться с гитлеров-

318

Часть 2. Вторая мировая война

ским гегемонизмом, который включил бы Украину, Белоруссию и Прибалтийские государства. Великобритании пришлось бы столкнуться с тем, чему она, начиная с XVI века, пыталась вос-препятствовать, то есть с появлением в Европе главенствующей силы, исключающей всякие другие влияния, силы, способной также устремляться вовне и оспаривать превосходство у властите-лей самой крупной в то время колониальной державы, в том чис-ле и с целью заменить их в осуществлении глобального контроля. Этот контроль, в совокупности с тем, что выстраивали японцы в Тихоокеанском регионе, должен был охватить Соединенные Шта-ты с разных сторон, бросив вызов их изоляционизму и их превос-ходству в Западном полушарии. Сегодня можно только предпола-гать, как бы все это было в действительности, учитывая реальные структурные условия международной системы. Но если бы в 1939 г. Германия выиграла войну, то последствия этого были бы чудо-вищными. Гитлер умел бороться со временем, и это объясняет стремительность его действий, быстроту принятия решений и чувство неотложности совершаемого, которое в нем преобладало. Он понимал, что если Германии не удастся победить за два–три года, то судьба войны станет гораздо более непредсказуемой.

Вышеизложенная аргументация основывается, однако, на предпосылке, требующей пояснения. В современных войнах, на-чиная с середины XIX века и вплоть до Первой мировой войны, становилось все более очевидным, что наряду с традиционными элементами, составлявшими военную мощь и определявшими в прошлом судьбу военных столкновений (вооружениями, людьми и стратегическим руководством), прочное место заняли другие элементы, полностью изменившие значение войны. Отныне не имело смысла полагать, что война - это еще и иной способ осу-ществления внешней политики, т.е. средство для принуждения строптивого соперника к выполнению воли его антагониста с целью избежать рисков дорогостоящего, но ограниченного по своим масштабам столкновения. Технологические изменения, проис­шедшие в системе индустриального производства во второй по-ловине XIX века и ускорявшиеся на протяжении всего XX века, несмотря на годы «великой депрессии», повлияли, в том числе, и на сам концепт войны. Она больше уже не могла трактоваться как ограниченное по своим масштабам событие, направленное на достижение определенной цели. Когда конфликт развязывала ка-кая-либо великая держава, он неизбежно вовлекал в столкнове-ние всех (как это уже показал опыт событий 1914-1918 гг.).