Литература

Мировая литература XX в. содержит множество имен блестящих писате­лей, она весьма разнообразна по жанрам и направлениям. Важное место в ли­тературе заняла тема войны — сначала Первой, а затем и Второй мировой. Люди, прошедшие войну, восприняли ее как жестокую и бесполезную бойню, что нашло свое отражение в творчестве писателей так называемого «потерян­ного поколения», ярчайшими представителями которого были Э.М. Ремарк, Э. Хэмингуэй, У. Фолкнер. Вторая мировая война получила в литературе еще и иную интерпретацию — здесь главной становится тема борьбы с фашизмом.

К ведущим жанрам литературы XX в. можно отнести социальный роман (Г. Манн, Т. Драйзер, Р. Роллан, Д.Ж. Голсуорси, Ф.С. Фицджеральд и др.), исторический роман (Л. Фейхтвангер, Т. Уайлдер, Т. Манн и др.), философ­ские романы, новеллы и рассказы (М. Пруст, Г. Гессе, Ж.П. Сартр, А. Камю, Дж. Фаулз, У. Эко и др.). Ярчайшим явлением мировой культуры середины и конца XX в. стала латиноамериканская литература, породившая особый жанр «фантастического реализма».

Для конца XX в. особенно примечательны появление «постмодернист­ской» литературы с характерной для нее «игрой с текстом», и в ее рамках — под влиянием компьютеризации — создание литературных произведений в форме гипертекста.

Кроме того, для культуры XX в. характерно явление так называемой «массовой литературы».

Из романа Джойса Джемс Джойс (1882—1941)— известный английский •«Улисс» писатель (ирландского происхождения). Его роман

«Улисс» (1922) наряду с книгами М. Пруста положил начало литературе «потока сознания». Понимание человеческой жизни как потока переживаний займет позднее важное место в философии экзистенци­ализма. Этот же роман является одним из первых в современной литературе, где сознательно воплощаются психоаналитические идеи Фрейда. Текст рома­на настолько сложен, что комментарии литературоведов к нему занимают че­тыре тома.

796

Продолжая ощупывать письмо в кармане, он вытащил из него бу­лавку. Простая булавка? Он бросил ее на землю. Откуда-нибудь из одежды: что-то закалывала. Это немыслимо, сколько на них булавок. Нет розы без шипов.

Грубые дублинские голоса взвыли у него в голове. В ту ночь в Куме, две девки, обнявшись под дождем:

Эх, у Мэри панталоны на одной булавке. А булавка упадет — Как домой она дойдет, Как домой она дойдет?

Кто? Мэри. Ужасно болит голова. Наверно, их месячные розы. Или целый день за машинкой. Вредно для нервов желудка. Зрительное на­пряжение. Какими духами душится твоя жена? Додумалась, а?

Как домой она дойдет?

Марта, Мэри. Мария и Марфа. Где-то я видел эту картину, забыл уже, старого мастера или подделка. Он сидит у них в доме, разговари­вает. Таинственно. Те девки из Кума тоже слушали бы.

Как домой она дойдет?

Приятное вечернее чувство. Скитанья кончены. Можешь рассла­биться — мирные сумерки — пусть все идет своим чередом. Забудь. Рассказывай о тех местах, где ты был, о чужих обычаях. Другая, с кув­шином на голове, готовила ужин: фрукты, маслины, прохладная вода из колодца, хладнокаменного, как дырка в стене в Эштауне. В следу­ющий раз, как пойду на бега, надо будет прихватить бумажный стакан­чик. Она слушает с расширенными глазами, темные ласковые глаза. Рассказывай — еще и еще — все расскажи. И потом вздох: молчание. Долгий — долгий — долгий покой.

Проходя под железнодорожным мостом, он вынул конверт, провор­но изорвал на клочки и пустил по ветру. Клочки разлетелись, быстро падая вниз в сыром воздухе: белая стайка, потом все попадали.

(Джойс Д. Улисс. С. 62)

Из романа Гессе Герман Гессе (1877— 1962 гг.) — знаменитый швейцарский •«Нарцисс писатель, всегда проявлял большой интерес к культуре

И Гольдмунд» Востока, особенно религиозным учениям Индии. Ряд его

романов («Сиддхартха», «Паломничество в страну Вос­тока» и др.) представляет попытку европейца понять культуру Востока. Ниже приводится отрывок, в котором Гессе говорит о творческом пути художника.

Он часто заходил в мастерскую, подбадривая помощника Эриха, который продолжал работать над алтарем и очень ждал возвращения мастера. Иногда настоятель отпирал комнату Гольдмунда, где стояла

797

фигура Марии, осторожно снимал покрывало с фигуры и оставался возле нее. Он ничего не знал о ее происхождении: Гольдмунд никогда не рассказывал ему историю Лидии.

Но он все чувствовал, он видел, что образ этой девушки долго жил в душе его друга. Может быть, он ее соблазнил, может, обманул и покинул. Но он взял ее в свою душу и сохранил вернее, чем любой супруг, и в конце концов, возможно, много лет спустя, не видя ее больше, он воссоздал ее трогательную фигуру, вложив в ее лицо, позу, руки всю нежность, восхищение и страсть любящего. И в фи­гурах кафедры для чтеца в трапезной он всюду читал историю свое­го друга. Это была история бродяги и раба страстей, бездомного и неверного, но все, что осталось от этого здесь, было полно добра и верности, живой любви. Как таинственна была эта жизнь, как мут­но и бурно неслись ее потоки, и вот какое благородство и какую чи­стоту она породила!...

Мадонна-Лидия стояла в комнате и смотрела на них.

— Ты все время думаешь о смерти? — спросил Нарцисс.

— Да, я думаю о ней и о том, что вышло из моей жизни. Мальчи­ком, когда я был еще твоим учеником, у меня было желание стать та­ким же исполненным духовности человеком, как ты. Ты мне показал, что у меня нет призвания к этому. Тогда я бросился в другую сторону жизни — в чувства, и женщины помогали мне найти в этом наслажде­ние: они так сговорчивы и страстны. Но мне не хотелось бы говорить о них презрительно и о чувственных наслаждениях тоже, я ведь часто бывал очень счастлив. И я имел также счастье испытать одухотворе­ние чувственности. Из этого возникает искусство. Но сейчас угасли оба пламени. У меня нет больше животного желания счастья, и оно не появилось бы, даже если бы женщины бегали за мной. И творить мне больше не хочется: я сделал достаточно фигур, дело не в количе­стве. Поэтому для меня пришло время умирать. Я не хочу противить­ся, мне даже любопытно.

— Почему любопытно? — спросил Нарцисс.

— Ну, пожалуй, это немного глупо. Но мне действительно любопыт­но. Речь не о потустороннем мире, Нарцисс, об этом я мало думаю и, откровенно говоря, уже не верю в него. Нет никакого потустороннего мира. Засохшее дерево мертво навсегда, замерзшая птица никогда не вернется к жизни, а тем более человек, если умрет. Какое-то время его будут помнить, когда его не станет, но и то недолго. Нет, смерть любо­пытна мне потому, что я все еще надеюсь или мечтаю оказаться на пути к моей матери. Я верю, что смерть — это большое счастье, да, счастье, такое же огромное, как счастье первой любви. Я не могу отделаться от мысли, что вместо смерти с косой придет моя мать, которая возьмет меня к себе и вернет в невинность бытия.

(Гессе Г. Нарцисс и Гольдмунд. С. 255—262)

798

Латиноамериканская В середине XX в. в мировой культуре появилось но-литература XX в. вое значительное явление: латиноамериканская ли­тература. Ее наиболее известные представители —

Хорхе Луис Борхес (1899-1986) и Хулио Кортасар (1914-1984) - Аргенти­на, Жорджи Амаду (1912—2001) — Бразилия, Габриель Гарсиа Маркес (р. 1928) — Колумбия. Так как латиноамериканские страны в течение нескольких столе­тий представляли из себя колонии (в основном — Испании и Португалии), то не удивительно, что культура этих стран является синкретической: в ней пе­ремешались элементы местной (традиционной) культуры южноамериканских индейцев, традиционной культуры африканских племен (негры были завезе­ны сюда во времена рабовладения) и европейской культуры (особенно хоро­шо это смешение видно в религиозных верованиях населения). Все это нашло отражение и в литературе. Этих писателей, и в первую очередь Борхеса, лите­ратуроведы относят к постмодернистам.