Философия

Наиболее значительное развитие в первой половине XIX в. философия получила в Германии. Прежде всего здесь необходимо отметить школу немец­кой классической философии. Ее основоположником был Иммануил Кант (1724—1804 гг.), а другими ее виднейшими представителями — Иоганн Гот-либ Фихте (1762—1814 гг.), Фридрих Вильгельм Шеллинг (1775—1854 гг.), Георг Вильгельм Фридрих Гегель (1770—1831 гг.), Людвиг Фейербах (1804—

695

1872 гг.). Одной из заслуг этой школы, в частности Шеллинга и Гегеля, было философское осмысление идеи историзма, которая теперь играет важную роль во всей современной культуре. Из этой же школы немецкой классической фи­лософии, можно сказать, вышли Карл Маркс (1818—1883 гг.), принадлежа­вший в молодости к младогегельянцам, и Фридрих Энгельс (1820—1895 гг.), также отдавший дань увлечению гегельянством. Оба этих философа явились основоположниками нового философского учения — марксистской филосо­фии (диалектического и исторического материализма), — которое сыграло важную роль в культуре XIX—XX вв. в силу широкого распространения мар­ксизма как идеологии революционной борьбы.

Еще одним важнейшим философским течением, возникшим в Германии, была философия жизни. У истоков этого учения стоял Артур Шопенгауэр (1788—1860 гг.) со своим учением о мире как воле и представлении. Многие идеи Шопенгауэра нашли свое развитие в учении одного из оригинальней­ших философов века — Фридриха Ницше (1844—1900 гг.).

В середине XIX в. во Франции возникает позитивизм, основоположник которого Огюст Конт (1798—1857 гг.). Само возникновение позитивизма во многом было обусловлено развитием и успехами естественных наук. Особен­ностью позитивизма была ориентация на методы естественных наук в реше­нии философских проблем. Позитивизм оказал серьезное влияние на распро­странение в обществе умонастроения, известного под названием «нигилизм», и был тесно связан со сциентизмом.

О философии Жизнь Ницше был проста. Отец его был протестант-Ницше ским пастором, и Ницше получил очень религиоз­ное воспитание. Он учился в университете на клас­сическом и филологическом отделениях настолько блестяще, что в 1869 году, еще до получения степени, ему предложили быть профессором филологии в Базеле; это место он принял. Он никогда не обладал хоро­шим здоровьем и после периодических отпусков по болезни был вы­нужден в 1879 году уйти в отставку. После этого Ницше жил в Швей­царии и Италии. В 1888 году он сошел с ума и в таком состоянии пре­бывал до самой смерти. Ницше страстно любил Вагнера, но поссорился с ним после написания оперы «Парсифаль», которая показалась Ниц­ше слишком христианской и слишком полной самоотречения. После ссоры он жестоко ругал Вагнера и даже дошел до того, что обвинил Вагнера в .том, что он еврей. Однако общее мировоззрение Ницше оставалось очень схожим с мировоззрением Вагнера, которое отрази­лось в его музыкальном цикле «Кольцо Нибелунгов». Сверхчеловек Ницше во всем сильно напоминает Зигфрида, за исключением того, что он знает греческий язык...

Несмотря на то, что Ницше критикует романтиков, его мировоззре­ние многим обязано им: это аристократический анархизм байронов-ского типа, и никто не удивится, узнав, что Ницше восхищался Байро­ном. Ницше пытался соединить два рода ценностей, которые нелегко гармонируют между собой: с одной стороны, ему нравятся безжалост-

696

ность, война, аристократическая гордость; с другой стороны, он любит философию, литературу, искусство, особенно музыку. Исторически эти ценности сосуществовали в эпоху Возрождения... Естественно сравнить Ницше с Макиавелли, несмотря на важные различия между этими дву­мя людьми. Различия эти состоят в том, что Макиавелли был челове­ком действия, его мнения формировались в тесном контакте с делами общества и шли в ногу с веком; он не был ни педантичным, ни система­тичным, и его философия политики не образует непротиворечивого целого. Ницше, напротив, был профессором, в сущности книжником, философом, находящимся в сознательной оппозиции к доминирующим политическим и этическим течениям своего времени. Однако сходство их глубже. Философия политики Ницше аналогична философии по­литики, изложенной в книге «Князь» (Государь. — Сост.), хотя она разработана и применена более широко. У обоих — и у Ницше, и у Макиавелли — этика нацелена на власть и носит умышленно антихри­стианский характер, причем антихристианский характер у Ницше вы­ступает более выпукло. Наполеон был для Ницше тем же, чем Чезаре Борджа для Макиавелли: великим человеком, побежденным мелкими противниками...

Ницше очень любит говорить парадоксами, желая шокировать ря­дового читателя. Он делает это, употребляя слова «добро» и «зло» в обычных им значениях, а потом заявляет, что предпочитает зло добру. В своей книге «По ту сторону добра и зла» он на самом деле стремится изменить понятия читателей о добре и зле, но при этом стремится, за исключением отдельных моментов, представить дело так, будто он вос­хваляет зло и порицает добро-Истинная добродетель, в противоположность обычной, не для всех, она должна оставаться свойством лишь аристократического меньшин­ства. Она ни выгодна, ни благоразумна; она отделяет ее обладателя от других людей; она враждебна порядку и причиняет вред тем, кто стоит ниже. Высшим людям необходимо воевать с массами и сопротивлять­ся демократическим тенденциям века, так как во всех направлениях посредственные люди объединяются, чтобы захватить господство...

Этика Ницше не является этикой самооправдания ни в каком обыч­ном смысле этого слова. Он верит в спартанскую дисциплину и в спо­собность терпеть, так же как и причинять боль ради важной цели. Он ставит силу воли выше всего «Я оцениваю силу воли, — говорит он, — по количеству сопротивления, которое она может оказать, по количе­ству боли и пыток, которые она может е нести, и знаю, как обратить ее к ее собственной выгоде. Я не указываю на зло и боль существования пальцем укора, но, напротив, я питаю надежду, что жизнь может од­нажды стать еще более злой и еще более полной страданий, чем когда-либо». Он рассматривал сострадание как слабость, с которой надо бо-роть'ся: «Задача в том, чтобы достичь той огромной энергии величия,

697

которая сможет создать человека будущего посредством дисциплины, а также посредством уничтожения миллионов «недоделанных и непол­ноценных» и которая сможет все же устоять и не погибнуть при виде страданий, тем самым создаваемых, подобных которым никогда не ви­дели раньше». С ликованием пророчит он эру великих войн; интерес­но, был бы ли он счастлив, если бы дожил до осуществления своего пророчества.

Однако он вовсе не почитатель государства, он далек от этого. Он страстный индивидуалист и верит в героя. Несчастье целой нации, го­ворит он, значит меньше, чем страдания великой личности: «Все не­взгоды этих маленьких людей, взятые вместе, не суммируются в це­лом, иначе как в чувствах могучих людей».

Ницше не националист, он не проявляет излишнего восхищения Германией. Ему нужна интернациональная правящая раса, которая должна будет господствовать на земле, — «новая широкая аристокра­тия, основанная на наиболее суровой самодисциплине, в которой воля философов-властителей и художников-тиранов будет запечатлена на тысячи лет»...

Он никогда не устает яростно поносить женщин. В своей псевдо­пророческой книге «Так говорил Заратустра» он пишет^что женщины еще не способны к дружбе: они все еще кошки и птицы или, в лучшем случае, коровы. «Мужчина должен воспитываться для войны, женщи­на — для отдохновения воина. Все остальное — вздор». Это отдохнове­ние воина должно быть довольно-таки своеобразным, если судить по наиболее выразительному афоризму Ницше на этот счет: «Ты идешь к женщине? Не забудь плетку!»

...Привлекательные свойства можно обнаружить в женщинах толь­ко до тех пор, пока их держат в повиновении мужественные мужчины; как только женщины достигнут какой-то независимости, они становят­ся невыносимы. «У женщин так много оснований для стыда; в женщи­не скрыто столько педантизма, поверхностности, повадок классной наставницы, мелкой самонадеянности, распущенности и нескромнос­ти... Все это лучше всего сдерживалось и подавлялось до сих пор стра­хом перед мужчиной». Так пишет он в «По ту сторону добра и зла» и добавляет, что женщину надо рассматривать как собственность, сле­дуя примеру жителей Востока. Все его поношения женщин предлага­ются как самоочевидные истины; они не подкреплены ни свидетель- -ством истории, ни его собственным опытом знания женщин, который почти полностью ограничивался его сестрой.

Ницше возражает против христианства, потому что оно принимает, как он выражается, «рабскую мораль»... Ницше не заинтересован в ме­тафизической истинности ни христианства, ни любой другой религии; будучи убежден, что никакая религия в действительности не истинна, он судит обо всех религиях только по их социальным следствиям. Он

698

согласен с французскими философами в их протесте против подчине­ния предполагаемой божьей воле, но он заменяет ее волей земных «ху-дожников-тиранов». Покорность хороша (для всех, кроме этих сверхче-ловеков), но не покорность христианскому Богу. А что касается союза христианских церквей с тиранами и врагами демократии, то, говорит он, это прямо противоположно истине. Согласно ему, Французская рево- люция и социализм, в сущности, по духу своему тождественны христи- анству. Все это он отрицает и все по той же причине: он не желает рас­сматривать всех людей как равных ни в каком отношении...

Нельзя отрицать, что Ницше оказал огромное влияние, но не на философов-специалистов, а на людей литературы и искусства. Надо также признать, что его пророчества о будущем до сих пор оказывают­ся более правильными, чем предсказания либералов и социалистов. Если Ницше — просто симптом'болезни, то, должно быть, эта болезнь очень широко распространена в современном мире. Тем не менее в нем много такого, что надо отвергнуть просто как манию величия.

(Рассел Б. История западной философии. С. 245—250)

Из работы Что хорошо? — Все, от чего возрастает в чело-

«Антихристианин» веке чувство силы, воля к власти, могущество. Ницше Что дурно? — Все, что идет от слабости.

Что счастье? — Чувство возрастающей силы, власти, чувство, что преодолено новое препятствие.

Не удовлетворяться, нет, — больше силы, больше власти! Не мир — война; не добродетель, а доблесть (добродетель в стиле Ренессанса, virtu, — без примеси моралина).

Пусть гибнут слабые и уродливые — первая заповедь нашего чело­веколюбия. Надо еще помогать им гибнуть.

Что вреднее любого порока? — Сострадать слабым и калекам — хри­стианство...

Нечего приукрашивать христианство — оно вело борьбу не на жизнь, а на смерть с высшим типом человека, оно предало анафеме все основные его инстинкты и извлекло из них зло — лукавого в чис­том виде: сильный человек — типичный отверженец, «порочный» че­ловек. Христианство принимало сторону всего слабого, низкого, урод­ливого; свой идеал оно составило по противоположности инстинк­там сохранения жизни, жизни в силе; христианство погубило разум даже самых сильных духом натур, научив чувствовать заблуждение, искушение, греховность в самых высших ценностях духовного. Са­мый прискорбный случай — Паскаль, испорченный верой в то, что разум его испорчен первородным грехом, тогда как испорчен он был лишь христианством!..

(Ницше Ф. Антихристианин. С. 19—20)

699

О философии События его жизни частично объясняют сложный Маркса характер его философии. Он родился в Трире, как

и Святой Амвросий, в 1818 году. Трир подвергся сильному французскому влиянию во время революционных лет и на­полеоновской эры и был более космополитичен по сравнению с боль­шей частью других областей Германии. Его предки были раввинами, однако родители перешли в христианство, когда он был ребенком. Женился он на аристократке нееврейского происхождения, с которой прожил всю свою жизнь. В университете он находился под влиянием тогда еще распространенного гегельянства, а затем подпал под влия­ние материалистического бунта Фейербаха против Гегеля. Он занимал­ся журналистикой, но его «Рейнская газета» была закрыта властями за радикализм. После этого он в 1843 году уехал во Францию изучать со­циализм. Здесь он встретил Энгельса, который был управляющим фаб­рики в Манчестере. Через него он познакомился с положением рабо­чих в Англии и с английской экономической школой. Еще до 1848 года он приобрел, таким образом, необычно интернациональный багаж зна­ний. В отношении Западной Европы он не высказывал никаких нацио­нальных предпочтений. Этого нельзя сказать о Восточной Европе, по­тому что он всегда презирал славян.

Он принял участие в обеих французской и немецкой революциях 1848 года, однако реакция вынудила его искать убежища в Англии. Всю остальную жизнь он провел, с краткими перерывами, в Лондоне, пре­следуемый нищетой, болезнями и смертями детей, но тем не менее не­устанно сочиняя и накапливая знания. Стимулом к работе у него все­гда была надежда на социальную революцию, если не при его жизни, то не в таком уж отдаленном будущем.

Маркс... ничего не хотел иметь общего с романтизмом и всегда стре­мился проводить научную точку зрения. Его экономические воззрения были результатом классической английской экономики, в которой из­менена лишь движущая сила. Классические экономисты, сознательно или бессознательно, заботились о процветании капиталиста — в про­тивоположность землевладельцу и наемному работнику. Маркс, напро­тив, был на стороне интересов наемного работника. В юности, как это видно из «Коммунистического манифеста» 1848 года, у него было много пыла и страсти, нужных для нового революционного движения... Но он всегда стремился апеллировать к фактам и никогда не полагался на какую-либо вненаучную интуицию.

Он называл себя материалистом, но не в духе XVIII века. Свой ма­териализм он, под влиянием Гегеля, назвал «диалектическим»; этот материализм существенно отличается от традиционного и гораздо бли­же тому, что сейчас называют инструментализмом...

Философия истории Маркса есть смесь гегельянства и английских экономических концепций. Подобно Гегелю, он полагает, что мир раз-

700

вивается согласно диалектической формуле, но совершенно расходится с Гегелем относительно движущей силы этого развития. Гегель верил в мистическую сущность, называемую «Духом»... По Марксу, движущей силой является не дух, а материя. Но материя в весьма своеобразном смысле этого слова, совсем не похожая на полностью лишенную челове­ческого участия материю атомистов. Это означает, что, для Маркса, дви­жущей силой на самом деле является отношение человека к материи, наиболее важная часть которого — способ производства. Таким образом, материализм Маркса на практике становится экономическим учением.

Политика, религия, философия и искусство любой эпохи челове­ческой истории являются, согласно Марксу, продуктами способа про­изводства, присущего времени, и в меньшей степени, распределения. Я думаю, что он должен был бы применять этот тезис только к самым общим очертаниям культуры, но не к ее тонкостям. Сама доктрина на­зывается «материалистическим пониманием истории». Это очень важ­ный тезис; в частности, для историка философии. Сам я не принимаю этого тезиса в трм виде, как он изложен Марксом, но полагаю, что он содержит очень важные элементы истины...

Как чистый философ Маркс обладает рядом серьезных недостат­ков. Он чрезмерно практичен и слишком прикован к проблемам своего времени. Взгляд его ограничен этой планетой, и на ней — Человеком. Со времени Коперника стало ясно, что Человек не обладает той косми­ческой важностью, которую он прежде приписывал себе. Ни один че­ловек, который не смог усвоить этот факт, не имеет права называть свою философию научной.

При этой привязанности к делам земным у Маркса есть готовность уверовать в прогресс как в универсальный закон. Эта готовность ха­рактерна для XIX века и она свойственна Марксу в той же мере, в ка­кой и его современникам. Именно вера в неизбежность прогресса по­зволяла Марксу думать, что можно избавиться от этических рассмот­рений. Если социализм наступит, то это будет улучшением. Он должен был бы с готовностью допустить, .что это будет улучшение не для по­мещиков и капиталистов, но это лишь показало бы, что они не в гармо­нии с диалектическим движением времени. Маркс провозглашал себя атеистом, но придерживался космического оптимизма, который может быть оправдан только теистически...

История репутации Маркса весьма любопытна. На его родине его доктрины инспирировали программу социал-демократической партии, которая постоянно росла до тех пор, Пока на всеобщих выборах 1912 года не набрала одной трети всех голосов. Сразу после окончания Пер­вой мировой войны Социал-демократическая партия оказалась у вла­сти, и Эберт, первый президент Веймарской республики, был ее чле­ном. Но к тому времени партия порвала с марксистской ортодоксией. Между тем в России фанатичные сторонники Маркса пришли к влас- ти. На Западе ни одно крупное рабочее движение не было полностью

701

марксистским; Британская Лейбористская партия время от времени двигалась в этом направлении, но при этом она все-таки придержива­лась эмпирического типа социализма. Однако огромное число интел­лектуалов подпало под влияние Маркса, как в Англии, так и в Амери­ке. В Германии всякая пропаганда его взглядов была подавлена силой... Следует, однако, признать, что в некоторых своих аспектах рациона­лизм Маркса ограничен... Он возлагает мало надежд на убеждение и по­лагается на классовую борьбу. Таким образом, на практике он привер­жен политике захвата власти, а также доктрине господствующего клас­са, хотя и не господствующей расы. Верно, что можно ожидать в результате социальной революции исчезновения разделения на классы и наступления полной политической и социальной гармонии. Но это отдаленный идеал, подобный Второму Пришествию, а пока что суще­ствуют война и диктатура и навязывание идеологической ортодоксии. (Рассел Б. История западной философии. С. 265—271)

Религия и церковь

В XIX в. в европейском обществе довольно активно проходил процесс се­куляризации жизни, т.е. освобождения от власти религии и церкви. Ведущую роль в этом играло развитие науки, так как научное мировоззрение в те време­на многим представлялось несовместимым с религиозным. В XIX в. начался систематический критический анализ религиозных идей и учений. В частно­сти, в Германии сформировалась так называемая «мифологическая школа», сторонники которой считали библейские, коранические и т.п. рассказы толь­ко мифами, т.е. вымыслами.

XIX век — это время бурного развития археологии, а ее успехи стимулиро­вали значительный интерес к древней истории. Во второй половине века фор­мируется особое направление— «библейская археология», занимающаяся раскопками в библейских местах. Совершенные при этом открытия имели двойственное влияние на религиозные взгляды. Так, например, открытие Джоном Смитом глиняных табличек из Месопотамии с описанием всемирно­го потопа (в эпосе о Гильгамеше) подрывало значение Библии как уникаль­ной и богодухновенной книги, ибо соответствующий рассказ о Ное оказался заимствованием из более древней литературы. В других случаях раскопки подтверждали правильность информации, имеющейся в Библии, — о древних городах, о войнах и др.

Государство и право

В развитие учения о государстве и праве начала XIX в. большой вклад вне­сли представители немецкой классической философии — Кант, Фихте, Гегель; в целом их идеи о государстве находятся еще в русле общих представлений

702

Просвещения, и для них право является результатом деятельности разума. Оригинальная концепция государства и права была разработана Марксом и Энгельсом, по учению которых государство есть аппарат насилия, орудие гос­подства большинства над меньшинством; а после победы социалистической революции и по мере приближения к коммунистическому обществу государ­ство должно отмереть.

Во второй половине века в развитии западноевропейской политико-юри­дической мысли можно выделить в качестве основных течений либерализм (английский, французский и немецкий), социалистические и позитивистские учения.