Философия

Обычно первым философом Нового времени считают англичанина Фрэнси­са Бэкона (1561—1626 гг.), который провозгласил тезис о том, что наука должна приносить практическую пользу и строиться на основании опыта (эксперимен­та), а не на бесплодных схоластических спекуляциях. Этот же период характерен возникновением целого ряда новых течений в философии: Рене Декарт (1596— 1650 гг.) закладывает основы рационализма, затем его идеи получают развитие у

641

Бенедикта Спинозы (1632—1677 гг.); Джон Локк (1632—1704 гг.) — основопо­ложник сенсуализма; Готфрид Вильгельм Лейбниц (1646—1716 гг.) создает уни­кальную для европейской философии монадологию (в чем-то перекликающуюся с идеями буддийской философии); Джордж Беркли (1685—1753 гг.) — родона­чальник европейского субъективного идеализма; его ученик Дэвид Юм (1711— 1776 гг.) возрождает (на современной основе) античный скептицизм.

В конце XVII—XVIII вв. ведущее положение занимает философия просве­тителей. Философия Просвещения зарождается в Англии, где ее виднейши­ми представителями были (кроме Локка) Джон Толланд (1670—1722 гг.), Ан-тони Коллинз (1676—1729 гг.) и Джозеф Пристли (1733—1804 гг.). Среди аме­риканских просветителей в первую очередь необходимо назвать Бенджамина Франклина, Томаса Джефферсона, Томаса Пейна; среди немецких — Готхоль-да Эфраима Лессинга (1729—1781 гг.). Но наибольшую известность снискали деятели французского Просвещения: Шарль Луи Монтескье, Вольтер, Дени Дидро, Жан-Жак Руссо, Жюльен Офре де Ламетри (1709— 1751 гг.), Клод Ад­риан Гельвеции (1715—1771 гг.), Поль Анри Гольбах (1723—1789 гг.) и др.

Важную роль в распространении и популяризации идей просветителей сыграло издание во Франции -«Энциклопедии, или Толкового словаря наук, искусств и ремесел» — в 17 томах текста и 11 томах иллюстраций — 1751— 1780 гг.; практически все виднейшие французские просветители участвовали в этой работе.

Главная идея просветителей — это вера в мощь и силу человеческого разу­ма, который один только и способен изменить жизнь человечества к лучше­му, поэтому в деятельности просветителей важное место и занимает критика религии и церкви, которые препятствуют свободному развитию человека. Просветители считали, что главная причина человеческих несчастий состоит в невежестве людей. Следовательно, для устранения всех бедствий необходи­мо просвещать людей, — отсюда и само название эпохи. Эпоху Просвещения часто называют веком философии, и действительно, в это время именно она — • а не религия — играет ведущую роль в духовной культуре общества, что было связано не только с самими философскими идеями, но и с тем, что просвети­тели излагали их в доступной для широкого общества форме. Деятельность просветителей во многом идейно подготовила Великую французскую рево­люцию; именно в их идеологии сформировался и знаменитый лозунг: «Сво­бода. Равенство. Братство».

К счастью для них, никто из великих философов этой эпохи не дожил до самой революции и не увидел, во что на практике вылились их призывы к свободе, равенству, братству, основанные на торжестве разума.

Конец эпохи ознаменовался принципиально новым шагом в развитии ев­ропейской философии — появлением трансцендентального идеализма И. Кан­та (1724-1804 гг.).

Дидро о морали Дени Дидро (1713—1784 гг.) — виднейший предста-

верующих и атеистов витель французского Просвещения, инициатор изда­ния «Энциклопедии», по своим философским воззре­ниям — материалист и атеист. Ниже приводится отрывок из одной его ра­боты, интересный не только как пример пропаганды атеизма, но и как пример того, как просветители «просвещали» светское общество.

642

Мне нужно было поговорить по одному делу с маршалом де***. Утром я отправился к нему. Его не было дома, и я велел доложить о себе герцогине. Это очаровательная женщина; она прелестна и набож­на, как ангел; кротость написана у нее на лице; притом интонация го­лоса и наивность ее речи — все это так гармонировало с ее наружнос­тью. Она была за туалетом. Мне предлагают сесть; я сажусь в кресло, и мы начинаем разговор. В ответ на несколько замечаний с моей сторо­ны, осведомивших ее о моей личности и изумивших ее (ибо она была убеждена, что человек, не признающий пресвятой троицы, — каторж­ник, который кончит виселицей), она говорит мне:

Вы не господин ли Дидро?

Дидро. Да, мадам.

Герцогиня. Так это вы ни во что не верите?

Дидро. Я.

Герцогиня. Но ведь у вас мораль верующего человека.

Дидро. Почему бы нет, если этот верующий — честный человек?

Герцогиня. И в своей жизни вы сообразуетесь с этой моралью?

Дидро. Как только могу.

Герцогиня. Как! Вы не воруете, не убиваете, не грабите?

Дидро. Очень редко.

Герцогиня. Что же выигрываете вы, не веруя в бога?

Дидро. Ничего, мадам. Разве веруют ради какой-нибудь выгоды?

Герцогиня. Не знаю; но соображения выгоды нисколько не вредят делам ни этого, ни иного мира... Если вы не вор, не убийца, то согласи­тесь, по крайней мере, что вы непоследовательны.

Дидро. Почему же?

Герцогиня. Мне кажется, что если бы не на что было надеяться и нечего было бояться, когда меня здесь не будет, то я не отказывалась бы от тех маленьких удовольствий, которых так много представляется в этой жизни. Признаюсь, я ссужаю богу деньги под ростовщические проценты...

Дидро. Что касается меня, то я получаю со своего капитала пожиз­ненную ренту.

Герцогиня. Нищенский доход.

Дидро. Разве вы предпочитаете видеть во мне ростовщика?

Герцогиня. Ну да, ведь с богом можно заниматься ростовщичеством сколько угодно, его не разоришь. Я знаю, что это несколько неделикат­но, но что же делать. Вся суть в том, чтобы попасть на небо, хитростью или силой; нужно все поставить в счет, не пренебрегать никакой выго­дой. Увы! Мы напрасно стараемся, наш вклад всегда очень скуден по сравнению с ожидаемым доходом. А вы ничего не ждете?

Дидро. Ничего...

Герцогиня. Что может побудить неверующего быть добрым, если он не безумен? Я очень хотела бы это знать.

643

Дидро. Я вам скажу.

Герцогиня. Вы меня обяжете.

Дидро. Не думаете ли вы, что можно быть так счастливо рожден­ным, что будешь находить большое удовольствие в том, чтобы делать добро...

Герцогиня. Думаю.

Дидро. ...Что можно получить превосходное воспитание, укрепля­ющее естественную склонность к добрым поступкам...

Герцогиня. Конечно.

Дидро. ...И что в более зрелом возрасте мы по опыту узнаем, что для нашего собственного счастья в этом мире лучше быть, в конце концов, честным человеком, чем мошенником?

Герцогиня. О, да, но как можно быть честным человеком, когда дур­ные принципы, объединяясь со страстями, влекут нас ко злу?

Дидро. Из-за непоследовательности; что может быть проще, чем быть непоследовательным?

Герцогиня. Увы, к несчастью, нет ничего проще: веруешь, а ведешь себя каждодневно как неверующий!

Дидро. И, не веруя, ведешь себя почти как верующий... Но думаете ли вы, что ужасные опустошения, произведенные религией в истекшие времена, и те, которые она произведет в будущем, в достаточной мере компенсируются этими нищенскими выгодами? Подумайте: она созда­ла и поддерживает самую неистовую вражду между нациями. Нет му­сульманина, который не воображал бы, что, искоренив христиан, кото­рые, со своей стороны, столь же нетерпимы, он делает угодное богу и святому пророку дело. Подумайте: она создала и поддерживает такие раздоры среди народов одной и той же страны, которые редко утихают без пролития крови. Наша история представляет в этом отношении совсем недавние и весьма мрачные примеры. Подумайте: она создала и питает сильнейшую и упорнейшую вражду в обществе между гражда­нами, в семье между родными. Христос сказал, что он пришел отде­лить мужа от жены, мать от детей, брата от сестры, друга от друга; его предсказание исполнилось слишком точно.

(Дидро Д. Разговор философа с женой маршала де * * *. С. 453—456)

Франклин Бенджамин Франклин (1706-1790 гг.) - выдающийся

О христианской американский просветитель, государственный деятель, нравственности ученый, один из авторов Декларации независимости и Конституции США.

Моя вера такова. Я верю в единого бога — творца Вселенной, в то, что он правит ею с помощью провидения, что ему следует поклонять­ся, что самое угодное служение ему — это делать добро другим его де­тям, что душа человека бессмертна и к ней отнесутся справедливо на

644

том свете соответственно ее поведению в этом. Таковы основные пунк­ты всякой здравой религии, и я уважаю их, как и Вы, в какой бы секте ни встретился с ними.

Что касается Иисуса из Назарета, мое мнение о котором Вам особо хотелось бы узнать, то я думаю, что его учение о нравственности и его религия — лучшее из того, что мир когда-либо знал или может узнать. Однако, мне кажется, оно подверглось различным вредным изменени­ям, и у меня, вместе с большинством нынешних английских диссиден­тов, есть некоторые сомнения в его божественности. [...] Я не усматри­ваю, однако, вреда в том, чтобы в это учение верить, если эта вера име­ет хорошие последствия, как, вероятно, это и имеет место, когда делают его учения более уважаемыми и более почитаемыми; тем более, что я не вижу, чтобы всевышний дурно истолковывал ее, выделяя тех, кто не верит в его мироправление, особыми знаками нерасположения. [...]

(Франклин Б. Письмо к Э.Стайлсу. С. 695—696)

Наука

Если эпоха Возрождения была открытием реального, земного мира как сферы бытия и деятельности человека, то человечеству XVII века открылась огромность, безграничность земли и вселенной. Впервые человек узнал всю землю от Арктики до Австралии (лишь Антарктида стала известна позже) с бесчисленными новыми племенами людей, видами животных и растений; телескоп и микроскоп, позволившие уви­деть лунные горы и жизнь микробов, направили умы к бесконечно да­лекому и бесконечно малому; работы Галилея и Кеплера позволили увидеть землю не центром вселенной, а одним из бесчисленных небес­ных тел, затерянных среди множества миров. Но еще более важным, чем понятие о бесконечно многообразном, было открытие единства сущего, общих законов, управляющих многообразием мира. Галилей, Ньютон и Кеплер установили законы движения всех тел, в том числе и небесных, а усилиями Ньютона, Лейбница и Декарта были созданы математические методы, позволившие точно определять и рассчиты­вать различные явления, казавшиеся еще недавно непостижимыми. Среда, окружение человека становятся предметом не только интереса, но и научного анализа. Торричелли, Паскаль, Бойль, Мариотт поло­жили начало научному изучению жидкостей и газов, а Декарт и Нью­тон сделали важные шаги в объяснении света, его природы, законов его движения и преломления. Открытие Гарвеем кровообращения как бы приобщало и человека к картине единого, движущегося по общим законам мира.

(Прусс И.Е. Западноевропейское искусство XVII в. С. 14)

645

Франклин о науке Быстрый прогресс истинной науки иногда вызыва­ет у меня сожаление, что я родился так рано. Не­возможно представить себе той высоты, которой достигнет власть че­ловека над материей через тысячу лет. Мы, возможно, научимся ли­шать огромные массы их тяжести и придавать им абсолютную легкость для более удобной перевозки. Уменьшатся затраты труда в сельском хозяйстве и удвоится его продукция; всякие болезни благодаря надеж­ным средствам будут либо предотвращаться, либо излечиваться, не исключая даже болезни старости, а наша жизнь будет по желанию про­длена даже за пределы глубокой старости. Наука нравственности пой­дет по верному пути усовершенствования, так что уже не будет, как теперь, человек человеку волк и люди наконец узнают то, что они сей­час неверно называют человеколюбием [...].

(Франклин Б. Письмо кДж. Пристли. С. 695—696)

О развитии науки С начала цивилизации общественным укладам при­чиняло вред не только и не столько деление на угнетателей и угнетенных, сколько деление на людей мысли и людей труда. Образованные люди были выходцами из правящих кругов или их привилегированных прислужников. Подобно самим правителям ни­какого или почти никакого прямого отношения к производству они не имели (мы уже упоминали об отдельных исключениях из этого прави­ла в случае греческих инженеров последнего античного периода и не­которых монастырских орденов средневековья). Поэтому наука (или то, что считалось наукой) интересовалась чисто схоластическими тео­риями о Вселенной и вещах, в ней существующих, не заботясь о совер­шенствовании или даже простом осмысливании производственных процессов. Но когда капиталисты, непосредственно заинтересованные в производстве, разбогатели и стали влиятельными, тогда ученые, за­висящие от их расположения или покровительства, также были вынуж­дены (разумеется, это относилось не ко всем) заняться вопросами про­мышленного производства и торговли. Отсюда возникли новые взаи­моотношения между ремесленником и ученым: первый стал понимать, что научная теория способна принести ему пользу в делах практиче­ских, а второй в свою очередь осознавал, что трудовые навыки ремес­ленника помогают ему в научном раскрытии природы вещей. Таким образом, теория и практика стали друг к другу значительно ближе. А что, кроме науки, может объединять теорию и практику к их взаимной выгоде?..

Начиная с XV века повсюду в Европе, где зарождался капиталисти­ческий способ производства, мы обнаруживаем даже в недрах феода­лизма все больше практически мыслящих ученых и теоретически бо­лее подкованных практиков. Иными словами, это был сдвиг к совре­менной науке. Подобная тенденция дала первые плоды уже в 1450—1660

646

годы... Но полное свое выражение это движение обрело в Англии пос­ле революции 1640 года.

(Лилли С. Люди, машины, история. С. 112—113)