Государство и право

Эпоха Просвещения — это время господства абсолютизма в большинстве стран Европы, но это и время активного развития политических учений, оправдывающих свержение монархии.

649

Великие географические открытия XVI—XVII вв. обнаружили перед ев­ропейцами тот факт, что значительная часть населения земного шара живет (и неплохо живет!), обходясь без какого-либо государственного устройства. Это открытие заставило отбросить прежнюю христианскую периодизацию че­ловеческой истории (от создания людей — до грехопадения и изгнания из рая... — от первого пришествия Христа — до второго) и привело к выводу о существовании двух стадий в человеческой истории: догосударственного (ес­тественного состояния) и государственного (гражданского общества). Соот­ветственно возник вопрос о происхождении государства: если оно есть не бо­жественное установление, а человеческое, то существовали естественные при­чины, которые вызвали данный переход от одной стадии к другой.

Революции XVII—XVIII вв. (голландская, две английские, американская, а затем и Великая французская) также потребовали теоретического обосно­вания возможности свержения одного правительства (чаще всего — королев­ской власти) и замены его на другое — возможно, республиканское. Все это стало мощным стимулом для разработки новых учений (как философских, так и политических, юридических) о государстве и праве.

У истоков учения о государстве и праве эпохи Просвещения стоит выда­ющийся голландский юрист и политический мыслитель Гуго Гроций (1583— 1645 гг.). Он был энциклопедически образованным человеком и занимался не только изучением юридических и политологических проблем, но и общей ис­торией, этнографией, античной культурой. Главная его работа — это фунда­ментальный труд «О праве войны и мира. Три книги, в которых объясняются естественное право и право народов, а также принципы публичного права». Гроций — один из первых представителей «юридического мировоззрения», столь характерного для Нового Времени. Он четко различает две самостоя­тельные дисциплины: юриспруденцию (предмет которой — право и справед­ливость) и политику (где главные проблемы — целесообразность и польза). Право он делит ria естественное и волеустановленное; естественное право ба­зируется на самой разумной сущности человека, которому свойственно стрем­ление к спокойному общению с себе подобными; волеустановленное право в конечном счете базируется на естественном праве, поэтому между ними не может быть принципиальных противоречий. Гроций первым выдвигает дого­ворную концепцию происхождения государства и утверждает, что соответ­ствующий договор также базируется на естественном праве.

Большой вклад в развитие учений о государстве внесли и философы: Спи­ноза, Гоббс, Локк, Монтескье, Руссо и др. В этих учениях можно выделить две крайние позиции в понимании естественного состояния. Так, Гоббс считал, что изначально все люди равны и имеют «одинаковое право на все». Но так как люди по своей природе — существа эгоистичные, жадные, честолюбивые (короче, «человек человеку волк»), то отсюда в естественном состоянии каж­дый ведет войну против всех. В этом смысле очевидная польза государства состоит в том, что оно охраняет и гарантирует права каждого гражданина. По Локку же, в естественном состоянии нет никакой войны каждого против всех, но в естественном состоянии не существует никаких органов, которые могли бы решать споры между людьми, осуществлять наказание тех, кто нарушает естественные права человека и т.п. И, ради надежного обеспечения естествен­ных прав каждого, люди и учреждают государство. Руссо же утверждал, что в естественном состоянии все были свободны и равны, но с появлением част-

650

ной собственности и социального неравенства началась борьба между бедны­ми и богатыми.

Об абсолютизме Именно в эпоху абсолютизма сложилось убеждение, что только начиная с барона человек имеет право называться человеком.

На этом основании государь окружал себя только дворянами, был доступен только дворянам, и только дворянство имело права. «Король абсолютен только по отношению к народу, к мещанству и крестьянству, а также к отдельным представителям дворянства (к которому можно вполне отнести и высшее духовенство), но не по отнршению к дворян­ству как сословию. Государство становится собственностью короля, при­чем, однако, доходы — собственность дворянства. Дворянство все: на него работает крестьянин и ремесленник, для него содержится армия, для него создаются должности и ему принадлежат доходы государства.

Подобное презрение к ротюре (roture (чернь. — Сост.)) было неот­делимо от соответствовавшего ему прямо противоположного умонаст­роения, выливавшегося в своем крайнем выражении в чувство собствен­ного богоподобия. Абсолютный государь становится в своих глазах, а также в глазах всего мира высшим земным существом, становится вла­дыкой «божьей милостью». Власть его не от народа, и он ответственен только перед Богом... Из такого воззрения само собой возникает убеж­дение, что единственный и высший закон для страны — его благо, его удовольствие: ...воля короля — высший закон. Этот принцип становится во всех странах общим мнением, получает всеобщее признание, возво­дится в догмат, который в продолжение столетий принимается на веру и если критикуется, то только украдкой и тайком. Фраза ...«Потому, что нам так хочется» все оправдывала или же опровергала.

Наука и искусство обязаны прославлять лишь короля, и они в са­мом деле поют только ему — всемогущему — хвалу. История становится описанием героизма и подвигов его и его предков. В его и их лице на землю спустился самый блестящий и гордый род. Монарх полон муд­рости и добродетели. Никогда раньше мир не видал подобного соеди­нения в одном человеке благородства, величия и возвышенности...

Официальная любовница вызывала презрение разве только в серд­це ее конкуренток. Раз ее красота и любовь заслужили королевское внимание, то она сама становилась «божьей милостью». И это положе­ние пытались даже научно обосновать. В своей «Придворной филосо­фии» знаменитый Томазиус из Галле говорит: «Когда речь идет о кня­зьях и господах, то нет места odium in concubinas (ненависти к метрес­сам), ибо князья и господа обязаны отдавать отчет в своих поступках только Богу, в силу чего на любовницу видимым образом падает некий отсвет от ореола ее любовника»...

Так как смертный не в состоянии прямо смотреть на солнце, то к воплотившемуся в земном теле божеству подходят не иначе, как скло-

651

нив голову и колена, а речь становится заглушенной, так как слишком громкое слово нарушило бы почтение. Аудиенция, милостиво дарован­ная, превращается в акт боготворения... Склонив колена, приветству­ют монарха даже придворные, как и прохожие на улице. Когда по до­роге мчится королевская карета, кавалеры и дамы бросаются в ров и ждут на коленях, пока она проедет. Мимоходом брошенный на них слу­чайный взгляд служит им достаточным вознаграждением за то, что они встают с земли, покрытые грязью. И даже если в карете никого нет, ей оказывается такое же почтение...

Абсолютный монарх под гипнозом своего видимого всемогущества, очутившегося в его руках только благодаря противоположности инте­ресов боровшихся общественных сил, в самом деле искренне верил, что все это так и быть должно. Он нисколько не сомневался, что в нем жи­вет и действует само божество. Французские короли одним прикосно­вением руки лечат болезни и недуги, порой действительно исцеляя больных: чудо это творила вера.

В этом — ключ к разгадке и логическое оправдание всех поступков самодержавного государя. Божество может распорядиться всем. Оно вольно над жизнью и свободой подданных, в особенности же над их собственностью. Все принадлежит по праву королю. Все государство — его личное владение. При Людовике XIV не раз серьезнейшим обра­зом обсуждался вопрос, «не следует ли королю фактически взять в свои руки все земли и доход Франции». К этой удивительной мысли все снова и снова возвращались. В инструкции, составленной по поруче­нию короля для дофина, говорится:

«На том же основании все, что находится в пределах наших владе­ний, принадлежит нам, что бы оно ни было. Вы должны быть убежде­ны в том, ч^о короли от природы имеют право свободного и полного распоряжения всем имуществом клира и мирян и могут каждую мину­ту, подобно мудрым управляющим, им воспользоваться для нужд го­сударства»...

(Фукс Э. Иллюстрированная история нравов: Галантный век. С. 11—35)

Монтескье Шарль Луи Монтескье (1689—1755 гг.) — знаменитый

о влиянии климата французский философ-просветитель, один из сотрудни-на политическое ^ков «Энциклопедии», много внимания уделял проблемам устройство сущности государства, выдвинул идею о том, что зако-

ны государства и формы политического устройства за­висят от природных условий, в частности от климата (это учение получило название географический детерминизм).

Если справедливо, что характер ума и страсти сердца чрезвычайно различны в различных климатах, то законы должны соответствовать и различию этих страстей, и различию этих характеров. [...]

652

Холодный воздух производит сжатие окончаний внешних волокон нашего тела, отчего напряжение их увеличивается и усиливается при­ток крови от конечностей к сердцу. Он вызывает сокращение этих мышц и таким образом еще более увеличивает их силу. Наоборот, теплый воз­дух ослабляет наружные волокна, растягивает их и, следовательно, уменьшает их силу и упругость.

Поэтому в холодных климатах люди крепче. Деятельность сердца и реакция окончаний волокон там совершаются лучше, жидкости на­ходятся в большем равновесии, кровь энергичнее стремится к серд­цу, и сердце в свою очередь обладает большей силой. Эта большая сила должна иметь немало последствий, каковы, например, большее доверие к самому себе, т.е. большее мужество, большее сознание сво­его превосходства, т.е. меньшее желание мстить, большая уверенность в своей безопасности, т.е. больше прямоты, меньше подозрительнос­ти, политиканства и хитрости. Поставьте человека в жаркое замкну­тое помещение, и он по вышеуказанным причинам ощутит очень силь­ное расслабление сердца. И если бы при таких обстоятельствах ему предложили совершить какой-нибудь отважный поступок, то, пола­гаю, он выказал бы очень мало расположения к этому. Расслабление лишит его душевной бодрости, он будет бояться всего, потому что будет чувствовать себя ни к чему не способным. Народы жарких кли­матов робки, как старики; народы холодных климатов отважны, как юноши...

В климате чрезмерно жарком тело совершенно лишается силы. Тог­да расслабление тела переходит на душу: такой человек ко всему рав­нодушен, не любопытен, не способен ни на какой благородный подвиг, ни на какое проявление великодушия, все его склонности приобрета­ют пассивный характер, лень становится счастьем, там предпочитают переносить наказания, чем принуждать себя к деятельности духа, и рабство кажется более легким, чем усилия разума, необходимые для того, чтобы самому управлять собою...

В Азии всегда были обширные империи; в Европе же они никогда не могли удержаться. Дело в том, что в известной нам Азии равнины гораздо обширнее и она разрезана горами и морями на более крупные области; а поскольку она расположена южнее, то ее источники скорее иссякают, горы менее покрыты снегом и не очень многоводные реки составляют более легкие преграды.

Поэтому власть в Азии должна быть всегда деспотической, и если бы там не было такого крайнего рабства, то в ней очень скоро произош­ло бы разделение на более мелкие государства, несовместимое, однако, с естественным разделением страны.

(Монтескье Ш. Л. О духе законов. С. 542—544)

653

Руссо о происхож- Жан-Жак Руссо (1712-1778 гг.) - один из самых зна-дении неравенства менитых философов-просветителей. Родом из Женевы между людьми (из семьи часовщика), большую часть жизни провел во

Франции, сотрудничал в «Энциклопедии». Известность и признание к нему пришли, когда его сочинение победило на конкурсе, объяв­ленном Дижонской Академией на тему: «Способствовало ли возрождение наук и искусств улучшению нравов?» (1755 г.). Особенно большое влияние оказа­ли на современников педагогические идеи Руссо и его революционные выво­ды из учения об общественном договоре как источнике государственного уст­ройства.

Первый, кто напал на мысль, огородив участок земли, сказать: «Это мое» — и нашел людей, достаточно простодушных, чтобы этому пове­рить, был истинным основателем гражданского общества. От сколь­ких преступлений, войн и убийств, от скольких бедствий и ужасов из­бавил бы род человеческий тот, кто, выдернув колья и засыпав ров, крикнул бы своим ближним: «Не слушайте лучше этого обманщика, вы погибли, если способны забыть, что. плоды земные принадлежат всем, а земля — никому!» Но весьма вероятно, что дела не могли уже тогда оставаться дольше в том положении, в каком они находились. Идея собственности, зависящая от многих идей предшествующих, ко­торые могли возникнуть лишь постепенно, не внезапно сложилась в уме человека. Нужно было далеко уйти по пути прогресса, приобрести множество технических навыков и знаний, передавать и умножать их из века в век, чтобы приблизиться к этому последнему пределу есте­ственного состояния.

(Руссо Ж.-Ж. Рассуждения о происхождении и основания неравенства между людьми. С. 562—563)

Руссо о свободе Общественный договор устанавливает между все-и равенстве ми гражданами такое равенство, что они вступают

в соглашение на одних и тех же условиях и должны все пользоваться одними и теми же правами. Таким образом, из самой природы договора вытекает, что всякий акт суверенитета, т.е. всякий подлинный акт общей воли, обязывает или благодетельствует одина­ково всех граждан, так что верховная власть знает только совокупность народа и не делает различия между теми, кто ее составляет...

Я называю республикой всякое государство, управляемое закона­ми, какова бы ни была форма управления, потому что только в этом случае управляет общественный интерес и общественное дело имеет какое-нибудь значение. Всякое законное правительство есть правитель­ство республиканское...

Если исследовать, в чем именно состоит наибольшее благо всех, которое должно быть целью всякой системы законодательства, то мы найдем, что благо это сводится к двум важнейшим вещам: свободе и

654

равенству; свободе — потому, что всякая частная зависимость равно­сильна отнятию у государственного организма некоторой силы; равен­ству — потому, что свобода не может существовать без равенства.

(Руссо Ж.-Ж. Об общественном договоре, или принципы политического права. С. 571)

Джефферсон Общества существуют в трех весьма различных

об общественном формах: 1) без правительства, как у наших индей-устройстве цев; 2) с правительством, на которое желание каж-

дого имеет прямое влияние, как в случае с Англией в меньшей степени и в наших Штатах — в большей; 3) с правитель­ством силы, как во всех других монархиях и в большинстве других рес­публик. Чтобы получить представление о бедственном существовании последних, их следует рассмотреть. Это правление волков над овцами. Для меня не ясен вопрос, не является ли лучшим первое общественное положение. Но, думаю, что оно неприменимо к многочисленному на­селению. Во втором состоянии много блага. При нем массы людей на­слаждаются драгоценной свободой и счастьем. Оно также имеет свои пороки; основной из них — беспокойство. Но сравните его с притесне­нием при монархии, и этот порок окажется ничем... Этот порок даже порождает добро. Он предотвращает вырождение правительства и пи­тает общий интерес к общественным делам. Я считаю, что небольшой бунт время от времени — хорошее дело и так же необходим в полити­ческом мире, как бури в мире физических явлений. Неудачные восста­ния действительно выявляют те нарушения прав народа, которые их породили. Учет этой истины сделает честных республиканских прави­телей настолько мягкими при наказании мятежников, чтобы не очень сильно обескураживать их. Это — лекарство, необходимое для доброго здоровья правительства.

(Джефферсон Т. Письмо к Д. Медисону. С. 700-701)

Пейн О монархии Томас Пейн (1737—1809 гг.) — известный американский И республике политический деятель, родом из Англии, из семьи ремес-

ленника, он в 1774 г. по совету (и с помощью) Франкли­на переехал в Америку. Написал ряд памфлетов, призывающих к установле­нию республики, участвовал в Войне за независимость, занимал видные госу­дарственные посты в США, во время Французской революции приехал во Францию, принял французское подданство, был избран членом Конвента, во время якобинского террора оказался в тюрьме, после освобождения еще не­сколько лет прожил во Франции, а затем вернулся в США.

Чем ближе форма правления к республике, тем меньше дела у ко­роля. Довольно трудно найти подходящее имя для английской формы правления. [...] Ведь это республиканскую, но не монархическую часть

655

Конституции Англии прославляют англичане, а именно свободу выбо­ра палаты общин из своей среды. И нетрудно увидеть, что с падением республиканских добродетелей наступает рабство. Потому-то и несо­стоятельна Конституция Англии, что монархия отравила республику, а корона поглотила палату общин.

В Англии король только и делает, что воюет и раздает должности; иначе говоря, разоряет нацию и сеет в ней ссоры. Хорошенькое заня­тие для человека, получающего в год восемьсот тысяч фунтов стерлин­гов и вдобавок боготворимого! Один честный человек дороже для об­щества и для господа, чем все коронованные негодяи, когда-либо жив­шие на земле.

(Пейн Т. Здравый смысл. С. 705)

Школа и обучение

На педагогические идеи эпохи Просвещения наибольшее влияние оказа­ли идеи Руссо, который считал, что естественный человек, близкий к приро­де, намного выше по своим моральным качествам, чем цивилизованный: ци­вилизация портит людей. Поэтому, если хотите правильно воспитать ребен­ка, воспитывайте его в близости к природе и давайте свободно проявляться имеющимся в нем положительным задаткам.

Книги и библиотеки

В XVII—XVIII вв. активно развивается книгопечатание: усовершенству­ется процесс печати и оформления книги. Возникают все новые типографии, в том числе в колониях.

Большой объем накопленных знаний требует их систематизации в удоб­ной форме; так появляются первые энциклопедические словари.

Самая знаменитая из всех книг — «Энциклопедия», основанная Дидро и Д'Аламбером.

Энциклопедии Энциклопедия не сразу получила тот вид, который привычен нам теперь. В XVI—XVII вв. энциклопе­диями назывались систематические обзоры какой-либо науки или не­скольких наук, знакомящие с их проблематикой. Почти одновременно с такими «энциклопедиями» сформировались энциклопедические сло­вари, где разнообразные сведения располагались в алфавитном или ином порядке, чтобы облегчить поиск нужной информации...

Одним из родоначальников нового типа энциклопедических слова­рей, в которых материал расположен в алфавитном порядке, явился представитель знаменитого семейства французских лексикографов и

656

издателей — Шарль Этьен. Он подготовил и издал в Париже несколько лексикографических и энциклопедических словарей: в 1544 г. словарь личных имен, в 1553 г. греко-латинско-французский словарь по вопро­сам гончарного ремесла и судоходства, в том же году — составленный им самим словарь, касающийся истории, географии и поэтики...

(Владимиров Л.И. Всеобщая история книги. С. 170)