Стурлусона

И вот конунг Олав едет в храм, а с ним некото­рые из его людей и несколько бондов. Когда конунг пришел туда, где находились боги, там сидел Тор. Он был наиболее почитаем из всех богов и украшен золотом и серебром. Конунг Олав поднял отделан­ную золотом дубинку, которую он держал в руке, и ударил Тора, так что тот упал с возвышения. После этого прибежали люди конунга и столкнули с возвышения всех богов. Пока конунг находился в храме, снаружи, перед дверью, ведущей в храм, был убит Скегги Железный.

Это совершили люди конунга.

Когда конунг пришел к народу, он предложил бондам выбирать одно из двух: либо все они должны принять христианство, либо они должны биться с ним. Но после смерти Скегги в войске бондов не осталось пред­водителя, 'который подал бы знак к нападению на конунга Олава. Было решено покориться конунгу и принять то, чего он требовал. Тогда ко­нунг Олав велел окрестить всех людей, которые там были, и взял у бон­дов заложников, чтобы они придерживались христианства. Затем ко­нунг Олав приказал своим людям отправиться во все фюльки Транд-хейма. Ни один человек не возражал теперь против христианства. Так был крещен весь народ в Трендалаге.

(Снорри Стурлусон. Сага об Олаве Трюггвасоне. С. 669—670)

О военно-мона- Ранее, чем Иерусалим был завоеван крестоносца-шеских орденах ми) в нем существовал «госпиталь», разросшийся вместе с торжеством христианства в Святой Земле. Стоявший во главе этого госпиталя Герард положил начало братству, первый устав которого был составлен уже его преемником и утверж­ден папами Иннокентием II, Евгением III и Луцием III. Устав этот с течением времени пополнялся и изменялся, приняв окончательный

526

свой вид лишь к началу XIV века. Первоначальною задачею братства была помощь больным и паломникам, почему братья и назывались гос-питалитами, и защита паломников от разбойников и неверных, что рано выдвинуло боевой, рыцарский элемент ордена. Особенно славился иерусалимский госпиталь, расположенный прямо против Гроба Господ­ня, но вслед за ним появились госпитали и в других городах Востока. Долгое время забота о больных и паломниках стояла на первом месте... Но мало-помалу борьба с неверными все более выдвигала воинскую цель ордена, а благодаря этому росло значение рыцарского элемента: заботу о больных стали предоставлять отодвинутым на второе место братьям, специально посвящавшим себя ей. В 1259 году папа утвердил сложившееся деление ордена на три слоя: на рыцарей, священников и братьев-госпиталитов. В связи с расширением военных задач ордена у него появились замки и обширные владения, превратившиеся в своего рода орденское государство, павшее вслед за вытеснением христиан из Святой Земли (1291 г.), когда остатки госпиталитов перебрались на Кипр. Здесь они вновь усилились, приобрели Родос и создали новое островное государство, долгое время бывшее оплотом христианства на Востоке. Последним прибежищем теснимых турками госпиталитов была подаренная им в 1530 году Карлом V Мальта, что повело за со­бою наименование ордена мальтийским...

Высшая власть в ордене была поделена между магистром и собо­ром. И в Палестине и потом на Кипре орден достиг значительного про­цветания, еще увеличившегося, когда в 1311 году ему была передана часть владений уничтоженного ордена храмовников. В начале XIV века доходы иоаннитов в 18—20 раз превосходили доходы французского ко­роля, достигая 35 миллионов франков. Крупное значение имели ио-анниты для церкви, являясь настоящею церковною армией.

Аналогично развитие и другого ордена — тамплиеров. В 1119 году несколько французов, руководимые Гюгом и Годфруа, решились защи­щать паломников от нападения сарацинов и разбойников, очищать до­роги и охранять цистерны... Перед лицом иерусалимского патриарха принесли они торжественный обет «в послушании, целомудрии и бед­ности сражать» врагов Христовых. Но орден увеличивался очень мед­ленно, и Гюг принужден был искать помощи во Франции, где его ожи­дало полное сочувствие общества — сам граф Шампани Гюг вошел в число членов ордена, — церкви и, что, может быть, не менее важно, свя­того Бернарда (Св. Бернард Клервосский (1090—1153 гг.), настоятель монастыря Клерво, виднейший деятель католической церкви своего времени. — Сост.). Бернард в особом сочинении попытался оправдать существование рыцарских орденов, примирив воинскую деятельность со служением Богу.

«Нет такого закона, — писал Бернард, — который бы запрещал хри­стианину поднимать меч». Евангелие предписывает воинам сдержан-

527

ность и справедливость, но оно не говорит им: «Бросьте оружие и отка­житесь от воинского дела!» Евангелие запрещает несправедливую вой­ну, особенно между христианами. «Было бы запрещено убивать и языч­ников, если бы каким-нибудь другим образом можно было помешать их вторжениям и отнять у них возможность притеснять верных. Но ныне лучше их избивать, чтобы меч не висел над головою справедли­вых и чтобы зло не прельщало несправедливых. Нет для избравших себе воинскую жизнь задачи благороднее, чем рассеять этих жажду­щих войны язычников, отбросить этих служителей скверны, мечта­ющих отнять у христиан сокрытые в Иерусалиме сокровища, осквернить святые места и захватить в наследие святилище Бога. О, да извлекут дети веры оба меча против врагов!»...

Подобными соображениями оправдывался немыслимый и внутрен­не противоречивый идеал «рыцаря Христова»...

Состав тамплиеров заставлял желать лучшего. Поиски Гюга во Франции увенчались несколько двусмысленным успехом. Число чле­нов ордена увеличилось значительно: Гюг вернулся в Палестину с 300 новыми рыцарями, но в числе их было много «преступников, нечес­тивцев, хищников, святотатцев, убийц, клятвопреступников и прелю­бодеев»... По самому существу своему рыцарские ордена еще сильнее монашества подлежали влиянию обмирщающих процессов, и един­ственным, пожалуй, оправданием их существования являлась священ­ная война... И храмовники заняли не менее блестящее положение, чем иоанниты. Внутренне расслоившись на капелланов, составляющих ядро ордена рыцарей, и «служащих братьев», набираемых из городского со­словия, они превратились в орден-государство, сначала в Палестине, потом на Кипре. Но в отличие от госпиталитов тамплиеры гораздо силь­нее распространились по Европе, особенно по Франции.

Когда Восток был христианами потерян, рыцарствующим орденам пришлось приспособляться к новым условиям...

Вновь выдвинувшаяся каритативная цель часто прикрывала собою финансовые операции и, во всяком случае, легко совмещалась с быст­рым ростом богатств ордена и далекою от его идеалов жизнью. Это осо­бенно ярко выразилось в истории ордена тамплиеров, превратившего­ся в могущественнейшую финансовую силу эпохи, в неумолимого кре­дитора и предавшись денежным операциям. Обеты бедности и целомудрия сделались пустыми формулами, не прикрывавшими мо­рального упадка ордена. В Германии «дома храмовников» сделались синонимами домов разврата; английские юноши боялись поцелуя хра­мовника; французские поговорки говорили: «пить, как храмовник», «гордость храмовника». Храмовники обмирщились, но орден непови­нен в возведенных на нем усердными инквизиторами обвинениях в чудовищных ересях. Уничтожение тамплиеров в 1312 г. Филиппом IV было актом грубой силы, вызванным централизационными стремле-

528

ниями и финансовыми вожделениями королевской власти, но значе­ние рыцарских орденов для Религиозного сознания эпохи было уже утрачено ими и без этого.

(Карсавин Л.П. Монашество в средние века. С. 114—119)

О жизни Св. Фращиск Ассизский (1181/1182— 1226гг.) — основа-

св. Франциска тель Ордена францисканцев, в 1228 г. причислен к лику Ассизского святых.

В молодости Франциск был очень богат; его отец вел торговлю сук­ном; юноша, получив воспитание в рыцарском духе, увлекался курту­азной лирикой, сочинением песен. Вдруг он услышал, как к нему обра­тился Распятый и повелел реформировать церковь, отказавшись ради этой цели от всех благ. Здесь возникает драматическая сцена: на боль­шой площади в центре города Ассизи, перед патрициями, облаченны­ми в богатые наряды, а еще более — в собственную гордыню, Фран­циск раздевается донага и заворачивается в мантию своего епископа, указывая тем самым, что он не отступник, не еретик, как многие адеп­ты бедности, что он не противостоит клиру и сохраняет подчинение церковным властям. Папа Иннокентий III видит во сне, как он поддер­живает своим плечом рушащуюся церковь. И он доверяет проповедь Евангелия этому человеку, не являющемуся ни ученым-теологом, ни священником — и не стремящемуся им стать. Человеку, разговарива­ющему с птицами и поющему хвалебную песнь всей природе, называя ее также благой, поскольку она вышла из рук Господа. Между тем сло­во, которое Франциск и следовавшие за ним друзья сеяли в городах Умбрии и Тосканы, призывало к покаянию, к жизни, подобной жизни Иисуса, к подражанию Ему — и Франциск так преуспел в этом уподоб­лении, что сподобился носить на своем теле стигматы Страстей Гос­подних. И когда он умер, изможденный постом и оплаканный своей нищенствующей братией и своей сестрой Св. Кларой, подобно тому как изображалось оплакивание Христа на византийских фресках, все считали его святым и многие думали, что это был новый Христос. Цер­ковь против воли вынуждена была признать его святым; стараясь, по мере возможности, нейтрализовать элемент радикального протеста и посюсторонних притязаний, содержавшийся в призыве, брошенном этим Божьим безумцем.

(Дюби Ж. Европа в средние века. С. 132-133)

Из «Завещания» И после того как Господь дал мне попечение о бра-Франциска тьях, никто не указывал мне, что я должен делать, Ассизского но Сам Всевышний открыл мне, что я должен жить по уставу святого Евангелия. И я велел записать это в простоте и в немногих словах, и господин Папа утвердил это. И

529

пришедшие, чтобы принять эту жизнь, все, что могли иметь..., отдава­ли бедным; и довольствовались одной рясой, изнутри и снаружи засте­гиваемой, с веревкой и рукавами. И большего мы не хотели иметь. Службу клирики исполняли вслед за другими клириками, а монахи читали «Отче наш»; и с радостью мы пребывали в церквах. И были не­веждами и служили всем. И я трудился своими руками; и хочу тру­диться; и хочу, чтобы и все другие братья трудились изо всех сил, пото­му что это приносит честь. И кто не умеет трудиться, пусть учится, но не из желания получить плату за работу, а для примера и для изгнания праздности. А когда не дастся нам плата за труд, прибегнем к столу Господнему, просить у дверей милостыню. Господь открыл мне при­ветствие, чтобы говорили мы: «Господь да подаст тебе мир». Пусть ос­терегаются братья оставаться в церквах, пристанищах и всех местах, для них устрояемых, иначе как пришельцы, гости и странники, как по­добает святой бедности, которую мы обещали в уставе.

(Св. Франциск Ассизский. Сочинения. С. 143—144)

Об Ордене Орден доминиканцев был основан испанским монахом св.

доминиканцев Домиником в 1215 г. В 1232г. указом папы в ведение до­миниканцев была передана инквизиция.

В начале XIII века вместе со своим епископом, папскими легатами и двенадцатью аббатами цистерцианского ордена Доминик обсуждал в Лангедоке меры борьбы с альбигойцами. Он думал, что для успеха дела церкви необходимо усилить энергию и экстенсивность пропове­ди и соединить ее с апостольскою жизнью. Проповедники должны от­казаться от большой свиты и внешнего блеска своей миссии; по приме­ру апостолов должны они скитаться с места на место и воздействовать на альбигойцев не только проповедью, но и апостольским образом жиз­ни. Доминик не отрицал и других способов борьбы: истребления зако­ренелых еретиков и деятельности церковных судилищ, еще не переро­дившихся в инквизиционные, но уже посылавших на костер врагов церкви. Новый орден, мысль о котором зрела в уме Доминика, должен был стать новым могущественным орудием борьбы наряду с уже ис­пытанными. Члены его противопоставлялись в уме основателя пропо­ведникам-альбигойцам как проповедники католической истины, сло­вом, примером и молитвою побеждающие противников. Необходимые для достижения личной святости молитва, созерцание и аскеза, при­способленные к задачам борьбы, скитальчество и бедность должны быть соединены с глубоким и католическим знанием...

Уже в 1216 году Доминик основал свой первый монастырь, за кото­рым последовали другие. В этом первом монастыре (около Тулузы), служившем образцом для последующих, у каждого брата была своя

530

келья, чем обеспечивалась возможность научных занятий. Жизнь не отличалась существенно от жизни августинцев или премонстранцев, и доминиканцы были такими же «уставными канониками», Но в со­ответствии с планом Доминика и отчасти под влиянием францискан-ства в 1220 году на общем соборе в Болонье было провозглашено от­речение от всякой собственности, и орден вошел в число нищенству­ющих. Однако ввиду особенных задач ордена бедность не могла быть доведена до таких пределов, как у ранних миноритов. Для борьбы с еретиками и за догму церкви требовались знания. Для приобретения знаний — обучение братьев, немыслимое без относительной оседлос­ти, без библиотек, трудно осуществимое без отдельных келий, пред­полагавших большой и благоустроенный монастырь, хотя бы и рас­положенный в центре города. Идеал добровольной нищеты и скиталь­чества приспособляется к целям ордена, смягчаясь, с одной стороны, приобретая значение орудия борьбы — с другой. Отсутствие безус­ловной оседлости и бродячесть способствовали расширению сферы деятельности ордена и необходимой для этого свободе передвижения доминиканских проповедников. Отсутствие личной и общей (в пос­леднем случае только формальное) собственности придавало ордену удобоподвижность и сосредоточенность его на одной цели — заботе о душе ближних. Точно так же целям доминиканцев соответствовали и внесенные ими в жизнь каноников изменения. Отсутствие предписа­ний о необходимости физического труда позволяло посвятить более времени обучению братьев, аскеза и молчание содействовали внут­ренней подготовке проповедника. Существование монастырей, лишь формально примиримое с идеалом абсолютной бедности, сделало воз­можным систематическое обучение братьев и организацию препода­вания...

Организация самого преподавания была завершена общим собо­ром 1259 года, на котором присутствовали такие светила доминикан­ской науки, как Альберт Великий и его ученик Фома Аквинский. Курс обучения, имевшего главною целью подготовку проповедников, был рассчитан на 6—8 лет. Первые два года посвящались философии, вто­рые два — основному богословию, церковной истории и праву. Пос­ледние два — углубленному изучению богословия, руководством для чего служила Summa theologica Фомы Аквинского. Наиболее способ­ные ученики по окончании этого шестилетнего курса делались лек­торами, а через семь лет магистрами. Через тринадцать лет, пройдя степень бакалавра, они могли стать магистрами богословия — выс­ший сан ордена, рядом с которым стоит сан «общего проповедника», получаемый после успешной двадцатипятилетней проповеднической деятельности.

(Карсавин Л.П. Монашество в средние века. С. 133—136)

531

Из «Истории Штурм крепости Брам Симоном де Монфором

альбигойцев» весной 1210 года

де о де ерне ^^ достигли крепости Брам, осадили ее и взяли приступом менее чем за три дня без осадных машин. Защитникам кре­пости, числом более сотни, выкололи глаза и отрезали носы, но одно­му из них оставили один глаз, чтобы он смог отвести остальных в Ка­баре...