На пути к социологии расстановки?

Сегодня жилище ценится не за его удобство и уют, а за его инфор­мативность, насыщенность изобретениями, контролируемость, посто­янную открытость для сообщений, вносимых вещами; ценность смес­тилась в сторону синтагматической исчислимости, которая, собствен­но, и лежит в основе современного «жилищного» дискурса.

Действительно, изменилась вся концепция домашнего убранства. В ней более нет места традиционному вкусу, создававшему красоту через незримое согласие вещей. То был своего рода поэтический дис­курс, где фигурировали замкнутые в себе и перекликавшиеся между собой предметы; сегодня предметы уже не перекликаются, а сообща­ются между собой; утратив обособленность своего присутствия, они в лучшем случае обладают связностью в рамках целого, в основе кото­рой — их упрощенность как элементов кода и исчислимость их отно­шений. Через их неограниченную комбинаторику человек и осуществ­ляет свой структурирующий дискурс.

Такой новый тип обстановки повсеместно утверждается рекламой: «Оборудуйте себе удобную и рациональную квартиру на площади 30 метров!», «Умножьте свою квартиру на четыре!» Вообще, интерьер и обстановка трактуются рекламой в понятиях «задачи» и «решения». Именно в этом, а не во «вкусе», заключается ныне умение обставить свой дом — не в создании с помощью вещей театральной мизансцены или особой атмосферы, а в решении некоторой задачи, в нахождении наиболее остроумного ответа в сложно переплетенных условиях, в мобилизации пространства.

На уровне серийных вещей возможности такого функционального дискурса ограниченны. Вещи и предметы обстановки представляют собой рассеянные элементы, для которых не найдено правил синтак­сиса: если их ра'сстановка и обладает исчислимостью, то это исчисли­мость от нехватки, и вещи предстают здесь скудными в своей абстрак­тности. Однако такая абстракция необходима: именно благодаря ей на уровне модели элементы функциональной игры получают однород­ность. Человек прежде всего должен перестать вмешиваться в жизнь вещей, вчитывать в них свой образ, — и тогда, по ту сторону их практи­ческого применения, он сумеет спроецировать в них свою игру, свой расчет, свой дискурс, а эту игру осмыслить как некое послание другим и себе самому. На такой стадии вещи, образующие «среду», совершен­но меняют свой способ существования, и на смену социологии, мебе­ли, приходит социология расстановки.

757

Об этой эволюции свидетельствует реклама — как ее образы, так и дискурс. В дискурсе субъект непосредственно фигурирует как актер и манипулятор, в индикативе или императиве; напротив, в образах его присутствие опускается — действительно, в известном смысле оно было бы анахроничным. Субъект есть порядок, который он вносит в вещи, и в этом порядке не должно быть ничего лишнего, так что человеку остает­ся лишь исчезнуть с рекламной картинки. Его роль играют окружающие его вещи. В доме он создает не убранство, а пространство, и если тради­ционная обстановка нормально включала в себя фигуру хозяина, кото­рая яснее всего и коннотировалась всей обстановкой, то в «функциональ­ном» пространстве для этой подписи владельца уже нет места.