Приложение. Альбер Камю «Миф о Сизифе. Эссе об абсурде»

378ГЛАВА 21. ПРИЛОЖЕНИЕ. АЛЬБЕР КАМЮ «МИФ О СИЗИФЕ. ЭССЕ ОБ АБСУРДЕ»

Основная проблема философии, которую необходимо решить в первую очередь: «стоит ли жизнь того, чтобы быть прожитой».

Важно отметить, что взгляд на жизнь как на бессмыслицу не равен утверждению, что она не стоит того, чтобы ее прожить. Мы это ясно увидим на примере абсурдного человека.

Камю утверждает, что чем меньше в жизни смысла, тем больше оснований, чтобы ее прожить. Он приходит к выводу, что жизнь стоит того, чтобы ее прожить, так как она — высшая ценность. Опыт абсурда (это станет ясно из дальнейшего анализа) далек от самоубийства. Абсурд предполагает бунт. Самоубийство предполагает согласие, следовательно, оно полная противоположность бунта.

Что же такое абсурд? Камю не дает четкого определения. Для него абсурд — отправная точка рассуждения. Однако можно определить понятие абсурда через его свойства, атрибуты.

Чувство абсурда — разлад между человеком и его жизнью. Мир, в котором мы живем, вдруг лишается иллюзий, познаний. Человек — посторонний в этом мире. (Стоит впрочем оговориться, что чувство абсурда не эквивалентно понятию абсурда). Можно выделить проявления и предпосылки абсурда.

Первый знак абсурдности — рвущаяся цепь каждодневных действий. Камю утверждает, что абсурд поджидает нас буквально на каждом углу. «Подъем, трамвай, четыре часа в конторе или на заводе, обед, трамвай, четыре часа работы, ужин, сон; понедельник, вторник, среда, четверг, пятница, суббота, все в том же ритме. Но однажды возникает вопрос: зачем?». Камю пишет, что все начинается со скуки. Человека из этой монотонности жизни выводит скука, она его пробуждает, а за этим пробуждением идут следствия: либо самоубийство, либо восстановление хода жизни.

Второе — бунт плоти против времени. Человек «мечтал о завтрашнем дне, хотя теперь понимает, что от него следовало бы отречься». Он осознает, что время — его злейший враг.

Третье — «Основанием любой красоты является нечто нечеловеческое». Стоит понять это и окружающий нас мир теряет иллюзорный смысл, который мы ему придавали. Сущность человеческой драмы — ностальгия по Единому, стремление к Абсолюту. Человек стремиться к единому и в то же время ясно видит стены, за которые ему не выйти. Он может совершить скачок — но это потеря ясности.

Четвертое -это бесчеловечность самого человека. Камю приводит пример человека, разговаривающего по телефону за стеклянной перегородкой. Мы не слышим слов и его мимика становится для нас бессмысленной.

Абсурдность порождается сравнением. По сути дела абсурд есть раскол. Его нет ни в одном из сравниваемых элементов, он рождается при их сравнении. Условие существования абсурда — его неразрешимость. Сравниваемые элементы: человек (его ум) и мир. Основание абсурда — ум и мир, подпирающие друг друга, но неспособные соединиться.

Но абсурд исчезает вместе с исчезновением одного из элементов, следовательно, абсурд не вне человека, абсурд не в мире, он находится во вселенной человека.

Отсюда становится ясно, почему самоубийство противоположность абсурда. Оно уничтожает один элемент из триады Мир-Человек-Абсурд — человека, следовательно, уничтожает абсурд. Самоубийство это также затмение ясности — еще одной необходимой составляющей абсурда. Абсурд имеет смысл, когда с ним не соглашаются. Констатировать абсурд значит принять его. Абсурд предполагает равновесие, он в самом сравнении, а не в одном из терминов сравнения. Исключение требования ясности ведет к исчезновению абсурда вместе с одним из терминов сравнения.

Камю исследует в "Мифе о Сизифе"два неправомерных вывода из констатации абсурда. Первый из них — самоубийство, второй — «философское самоубийство»

Самоубийство — бегство от ясности в отношении собственного существования. Самоубийство равносильно признанию. Покончить с собой — значит признаться, что жизнь кончена, что она сделалась непонятной. Добровольная смерть предполагает, пусть инстинктивное, признание ничтожности привычки жить.

«Философское самоубийство» — это бегство от абсурда, скачок через стены. Как и реальное самоубийство, это затмение ясности — на место ясности приходят иллюзии. Анализируя философские системы экзистенциалистов — предшественников Камю, он делает вывод, что так или иначе они все совершают этот скачок. В связи с этим он называет экзистенциальный подход — «философским самоубийством».

Ясперс утверждает трансцендентное бытие опыта и сверхчеловеческий смысл жизни. Бытие — непостижимое единство общего и частного — это акт веры. Абсурд стал Богом. Это рассуждение по мнению Камю абсолютно нелогично. Это «скачок».

Шестов: «Единственный выход там, где для человеческого ума нет выхода. Иначе к чему нам Бог? К Богу обращаются за невозможным. Для возможного и людей достаточно». Величие Бога в его непоследовательности. Для Шестова принятие абсурда и сам абсурд единовременны. Следовательно, абсурд уничтожен.

У Кьеркегора христианство в конце концов возвращается в самом суровом виде. Кьеркегор делает из абсурда критерий мира иного, тогда как он — просто остаток опыта этого мира.

Перейдем к анализу понятия «Абсурдный человек». «Важно не исцелиться, но научиться жить со своими болезнями» — так Камю перефразировал слова аббата Галиани: «Нужно жить со своими болезнями. Проблема в том, чтобы жить, а не в том, чтобы исцелиться». Абсурдному человеку чуждо понятие вечности. Он отказался от нее ради сегодняшнего дня. Для него нет будущего. И в этом его свобода. Абсурдный человек признает борьбу, не испытывает ни малейшего презрения к разуму и допускает иррациональное. Он знает одно: в его сознании нет более места надежде. Грех не столько в знании, сколько в желании знать. Это единственный грех, относительно которого человек чувствует себя виновным и невинным в одно и то же время.

Абсурдный человек желает делать лишь то, что хорошо понимает. Он чувствует себя невиновным. Именно в силу невинности ему все позволено. Но, как отмечает Камю, «все дозволено» — не крик освобождения и радости, а горькая констатация. Абсурд не освобождает, он привязывает. Абсурд не есть дозволение каких угодно действий. «Все дозволено» не означает, что ничто не запрещено. Абсурд показывает лишь равноценность последствий всех действий. Для абсурдного ума существует ответственность, но не существует вины.

Абсурдный человек ничего не предпринимает ради вечности и не отрицает этого. Не то чтобы ему вообще была чужда ностальгия. Но он отдает предпочтение своему мужеству и своей способности суждения. Первое учит его вести не подлежащую обжалованию жизнь, довольствоваться тем, что есть; вторая дает ему представление о его пределах. Уверившись в конечности своей свободы, отсутствии будущности у его бунта и в бренности сознания, он готов продолжить свои деяния в том времени, которое ему отпущено жизнью. Здесь его поле, место его действий, освобожденное от любого суда, кроме его собственного. Цель абсурдного человека — максимально полно изжить все, что ему отпущено. Поэтому для него нет смысла расставаться с жизнью раньше срока. Но и более продолжительная жизнь не означает для него иной жизни.

Он должен жить исключительно тем, что он знает и не допускать ничего недостоверного. Абсурдный человек знает, что сознание и каждодневный бунт — свидетельства той единственной истины, которой является брошенный им вызов.

Камю рассматривает четыре типа абсурдного человека:

380ГЛАВА 21. ПРИЛОЖЕНИЕ. АЛЬБЕР КАМЮ «МИФ О СИЗИФЕ. ЭССЕ ОБ АБСУРДЕ»

∙Дон Жуан

∙Актер (или Комедиант)

∙Завоеватель

∙Творец (или Писатель-творец)

Всамом общем смысле, все они абсурдны потому, что способ их жизни невозможен без осознания ее бессмысленности. Важно однако отметить, что Камю рассматривает не соответствующих литературных персонажей ( как в случае с Дон Жуаном ) и не людей соответствующих профессий, хотя на их примере удобнее их анализировать. Камю рассматривает четыре типа личности. Абсурд не нужно уничтожать ( скачком или самоубийством ), его необходимо максимально полно изжить. И они в этом преуспели.

Абсурдное творчество сродни абсурдному мышлению. Это — бунт, свобода и многообразие. Отсюда вытекает полная бесполезность творчества. В каждодневном усилии, когда ум и желание, сливаясь, поддерживают друг друга, абсурдный человек находит дисциплину, его самую существенную силу. Дисциплина, упорство и ясность видения соединяются с установкой завоевателя. Творить — значит придавать форму судьбе. Художественное произведение не только определяет своих героев, но и определяется ими. Комедиант научил нас, что нет границы между видимостью и бытием.

Дон Жуана невозможно представить себе печальным. Печальными бывают по двум причинам: либо по незнанию, либо из-за несбыточности надежд. Он все знает и ни на что не надеется. Он знает свои пределы и не преступает их. Вплоть до границы, полагаемой физической смертью, Дон Жуан не знает печали. А в тот момент, когда он узнает о границе, раздается его смех, за который все ему прощается. Ад для него есть нечто, заслуживающее вызова. Да, он заурядный соблазнитель, с тем единственным отличием, что осознает это, а потому абсурден. Видеть ясно — вот его цель. он принимает все правила игры. Он знает, что прав и что ему не уйти от наказания. Судьба не является карой.

Слава актера — одна из самых эфемерных. Из того, что все когда-нибудь должны умереть, он сделал наилучшие выводы. Он знает, что его забудут. В короткий промежуток времени на сцене по его воле рождаются и умирают его герои. Играть значит проникнуть во все жизни, пережить во всем их разнообразии. Он иллюстрирует собой истину, что нет границы между тем, чем хочет быть человек, и тем, чем он является. Он стремится быть ничем, то есть быть многими. С абсурдным персонажем актера роднит монотонность: один и тот же силуэт, чуждый и в то же время знакомый, упрямо сквозит во всех его героях. Актер противоречив — он один и тот же, и он многообразен — столько душ живет в его теле. Актер предпочел вечности комедию. Он отказывается от вечности. Он знает об уготованных ему карах. Он заранее чувствует т принимает кару, уготованную ему самой жизнью. Он готов умереть. Но преждевременная смерть непоправимо для актера. Поэтому он — истинно абсурдный человек.

Нет дел, ради которых стоило бы стремиться к победе, Завоеватель развил вкус к заведомо проигранным предприятиям. Выбор между историей и вечностью завершился в пользу истории, поскольку он любит достоверность. Существование истории по крайней мере не вызывает сомнений, да и как можно отрицать силу, готовую тебя сокрушить. Нужно жить своим временем и умирать вместе с ним или же уклоняться от него во имя высшей жизни. «Я знаю о возможности сделки: можно жить в свое время и верить

ввечное. Это называется «принимать». Но я питаю отвращение к сделкам, я требую: все или ничего. Индивид ничего не может, и тем не менее он способен на все. В свете этой удивительной свободы вам станет понятно, почему я одновременно