5. И о книгах «Топики» и «Опровержений [софистских доказательств]»...

Что касается книг «Топики», то я хотел бы подчеркнуть лишь одно: нет ни одного даже из самых убежденных аристотеликов, который, прочтя эти книги хоть десять раз, мог бы заявить (если только он не погрешит против собственной совести), что он научился лучше и искуснее вести рассуждение. Нельзя даже сказать, какая там царит мешанина! Прежде всего, забыв о членении на есть ли?, что есть?и т. д., которому 'он раньше считал нужным подвергнуть всякий 'вопрос, он теперь утверждает, что все должно быть сведено кроду, определению и собственному и случайному признакам.Таким образом, если поставить вопрос,был ли Аристотель причиной смерти Александра, то хотел бы я знать, какое отношение имеет этот вопрос к роду, определению, собственному и случайному признаку смерти Александра, если даже болтать вздор по этому поводу хоть целый день? Я спрашиваю также, каким образом из этих четырех категорий можно извлечь аргументы, с помощью которых было бы возможно ответить положительно или отрицательно на этот

==102

вопрос? Но разве здесь не ставится также проблема вида? Или даже индивидуума? Я 'обхожу молчанием и то, что род содержится в определении. Действительно, с тем же основанием, с каким ты скажешь, что должен быть указан род, я могу сказать, что должно быть указано также и видовое отличие. Чей аргумент сильнее? Далее, там, где эти четыре основных положения делятся на двадцать два пункта, это делается настолько беспорядочно и путано, что их оказывается как бы триста семнадцать. Например, во второй книге они рассматриваются в таком порядке: вид, подлежащее, определение, противоположное, род, вид, род, определение, обозначение, противоположное, противоречивое, отрицательно-противоположное, отношение, сопряженное, противоположное, производящее, подобное, большее, меньшее, большее, меньшее, подобное, большее, меньшее, смежное.В третьей книге указаны следующие пункты:производящее само по себе, противоположное, субъект, цель производящее, противоположное, подобное, смежное, сопряженное, произведенное, подобное, большее, меньшее, противоположное, сопряженное, производящее, большее, меньшее, подобное, род, вид;и то же самое в других книгах. Можно ли выдумать более сложную смесь? Я уж умалчиваю о том, что во всех этих книгах нет никакого упоминания о вещах, касающихсяматерии, противодействующего, несходного и т. п.

Все то, что здесь приводится в качестве возражения против книг «Топики», точно так же могло бы быть обращено и против книг «Опровержений софистических доказательств». Однако мы слишком долго задерживаемся на «Логическом органоне».

6. И о «Лекциях по физике»...

Перейдем теперь к тем книгам, которые озаглавлены «Физика» или «Лекции по физике». Прежде всего, здесь недостает определения физики, не раскрыто, какой материал подлежит в ней рассмотрению, т. е. не указан ее предмет; недостает также и общего членения и распределения [материала]. Кроме того, не

==103

показано, почему, каким образом или в каком порядке» следует обсуждать вопрос о небе, небесных явлениях, одушевленных существах и прочих вещах того же рода, которыми занимается физика. И хотя в самом начале может показаться, что автор делает вид, будто ищет какую-то видимость метода, но присмотрись-ка получше к этому методу! После того как он сказал, что следует идти от того, что более нам известно, к тому, что более известно по своей природе,—а согласно «Аналитикам» и здравому смыслу, единичное более известно нам, всеобщее же более известно по своей природе (если только это деление справедливо),— разве не ошибочно его заключение, чтоследует идти от всеобщего к единичному?

Правда, он подкрепляет это заключение тем, что всеобщее есть нечто целое; по почему же он в первую очередь занимается частичным, т. е. первоначалами, из которых составляется природное тело? Разве он не должен был бы в этом случае говорить о них позже? Я не буду останавливаться здесь на несостоятельности тех доводов, с помощью которых он что-либо доказывает, несостоятельности даже с точки зрения его собственных принципов. Например, нападая на Парменида пли критикуя что-либо иное, он приводит меньше доказательств, чем это необходимо. Он опускает во второй главе первой книги некоторые категории, без которых индукция и вывод не могут быть достаточными. Точно так же он проходит мимо некоторых модусов единого, допуская, что их только три, между тем как в первой главе десятой книги «Метафизики» он насчитывал их до десяти. Я не останавливаюсь также на неудовлетворительности определений, например прежде всего того знаменитого определения во второй книге, согласно которому природа называется началом и причиной движения и покоя для того, в чем...и т. д. Ведь во-первых, он таким образом не разграничивает природу и производящую причину, а во-вторых, он ведь хотел бы при этом отграничить природу от искусства. Но каким образом? Разве искусство не есть точно так же начало искусственных движений, как природа — естественных? Разве следует говорить об

==104

искусстве только как о пассивном Качестве, а не как об активном и как о некоем начале действия и движения? Кроме того, это определение не соответствует тому, что имелось в виду, т. е. материи и форме. Материи оно не соответствует потому, что Аристотель считает ее пассивной и не приписывает ей никакого движения, а форме — по той причине, что она — форма и ее единственная функция, как таковой,— это приводить в движение материю. Таким образом, остается одно: что это определение соответствует самой [природе], понимаемой как производящее начало. Что, кроме того, лишнего содержит такое определение, удобнее будет разобрать ниже. Есть еще одно знаменитое определение в третьей главе третьей книги, согласно которому движение естьакт сущего в потенции постольку, поскольку оно в потенции.На этом определении мы тоже остановимся подробнее в другом месте, а пока я хотел бы понять две вещи. Во-первых, какого рода это понятие — «акт»? По-гречески это емтеХв^БЮ*** (осуществленность), которая у Аристотеля обозначает форму, душу, движение, бога, пятую сущность. Надо быть Эдипом, чтобы извлечь отсюда общее значение этого слова. А между тем во всей «Физике» Аристотеля ни одно слово не встречается чаще. Во-вторых, поскольку форма есть акт материи, материя же — это сущее в потенции, то не относится ли это определение скорее к форме, чем к движению? Конечно, Аристотель этого не объясняет. Я уж не останавливаюсь на том, что в этой же главе он таким же образом определяет виды движения:Изменение есть акт того, что изменяемо, поскольку оно изменяемо, и т. п.Безусловно, недостаток этого определения Аристотеля тот, что здесь не выявлен ближайший род, который он уже раньше определил как движение. Но конечно, этот род чужд его душе и мало его заботит. Я прохожу также мимо того обстоятельства, что во второй главе той же третьей книги он подразделяет движение раньше, чем дает его определение. Далее, в третьей главе четвертой книги он предлагает девять модусов, в которых говорится о некоей вещи как осодержащейся в другой.Но разве

==105

не существует кроме этих модусов еще много других, например, быть во времени, в субъекте и т. д.?Действительно, отвечая потом Зенону, он учит, что место содержится в чем-то другом не как в месте, но как в субъекте. В четвертой главе он ошибается, утверждая, что место есть предел, и не желая уступить своим противникам и согласиться, что оно есть пространство. Ну окажи, пожалуйста, разве убедительно, он доказывает, что небо имеет какое-либо местонахождение по той причине, что оно движется? И это при том, что он лишает его окружающей поверхности, полагая в то же время, что нельзя считать местом то, что не есть поверхность! В девятой главе, когда он доказывает, что из-за скорости движения не существует пустоты, вывод его направлен против изолированной пустоты, а не против рассеянной, которую предполагали древние.

Во второй главе пятой книги содержится неполный перечень категорий, а также несостоятельное положение о том, что действие и страдание — не движение, ибо тогда существовало бы движение другого движения. Но почему же этого не может быть? Разве нельзя часто видеть, что одно движение составляет причину другого, так же как другое — третьего, а третье — четвертого и т. д.? Если он в «Органоне» правильно подразделил противоположное, то разве не ошибочно здесь, в четвертой главе, его деление на противоположное и противоречащее? Обрати, далее, внимание на замечательное деление противоположности движений в пятой главе: Противоположные движения суть либо движение от чего-то и обратно к тому же самому; либо движение из противоположного состояния; либо движение, исходящее от противоположных вещей; либо движение к противоположным вещам; либо движение от противоположного к тому, что противоположно; либо движение от противоположного к противоположному тому движению, которое направлено от противоположного к противоположному.В первой главе шестой книги он выдвигает общий вопрос о том, что непрерывное не может состоять из неделимых частей, причем доказывает это

==106

лишь на примере линии. Но основание для этого заключения представляет собой не линия, а отдельные точки, поскольку они, безусловно, не непрерывны. Точно так же нелепо он выдвигает в качестве постулата то, что он должен был бы скорее доказать, а именно что между любыми двумя точками находится линия.Не менее нелепо и то, что он объявляет абсурдом положение, гласящее, что непрерывное в известной степени делимо, в то время как именно в этом-то и заключается вопрос, а противоположного положения он все еще не доказал. В третьей главе седьмой книги он исключает из того, что изменяемо, фигуры и внешний облик. Тогда с помощью какого же рода движения они приобретаются? Не путем же возникновения? Перемещения? Приращения? Но ведь ничего другого не остается. В первой главе восьмой книги он приводит совершенно несостоятельные доводы в пользу вечности движения, — это будет доказано ниже. Затем, в пятой главе, он доказывает, что следует допустить единый первый двигатель, ибоесли человек, рука и палка двигают, то первым двигателем здесь будет человек.Какая великолепная аргументация, не правда ли? Что же? Если это положение верно, будет ли первый двигатель одним, или их будет много? Но нам не стоит задерживаться на несостоятельности доводов, которыми Аристотель доказывает существование и прочие атрибуты первого двигателя, ибо эту несостоятельность уже показали Скот и др. Что же касается, прежде всего, надежности принципа, гласящего, чтовсе, что движется, приводится в движение чем-то другим,то в этом вопросе можно будет прийти к какому-нибудь заключению на основании того, что должно быть сказано ниже о противоречиях. А теперь скажи: раз он в этой же главе доказывает вечность движимого на основании вечности двигателя, то разве не ясно, что исходя из этого можно было бы сделать вывод о вечном существовании всего рождающегося на Земле или двигающегося по ней? И именно потому, что все это рождается и движется по воле неба либо бога — вечного двигателя. В седьмой главе он дает только Три вида первичного. Так разве же не пропущены

==107

здесь те два, 'которые он добавляет в «Органоне»? В девятой главе, желая доказать непрерывность и вечность перемещения, он доказывает лишь его первичность среди других видов движения, называя его просто движением, а остальные виды — движением в определенном смысле.