Упражнение III

Нет никаких оснований, в силу которых школе Аристотеля следовало бы отдавать предпочтение

1. Ни религиозные взгляды Аристотеля не дают основания ставить его выше других.»

Нам следует теперь посмотреть, что именно должно было бы заставить нас признавать исключительно аристотелевскую школу. И прежде всего, направив свое внимание на личность ее основоположника, можно было бы ведь убедиться, что это был человек, который либо не мог, либо во всяком случае не желал ошибаться. Поэтому мы первым делом рассмотрим, каков был Аристотель в отношении религии и в отношении нравов, с тем чтобы наиболее рьяные его приверженцы знали степень благочестивости и честности того человека, чьими последователями они являются. Прежде всего, он не был ни иудеем, ни христианином, но был язычником. Это обстоятельство хоть и общеизвестно, однако недостаточно осмыслено. Разумеется, он тем менее был способен учить истине, чем дальше он был от познания истинного бога, который есть первейшая истина. Но если даже пройти мимо этого обстоятельства, то разве я не могу сказать, что к философствованию его побуждало не божественное вдохновение, а скорее демоническое внушение? Такое утверждение тебе может показаться новым и ужасным. Однако ведь Филопон⁷⁰пишет, что Аристотель стал заниматься философией по приказанию Пифии⁷⁰³. А ведь ни один христианин не станет отрицать, что Пифия была одержима демоном. А что

==61

сказать об отъявленном идолопоклонстве, которое он сверх того проявил? Не говоря уж о том, что он давал торжественные обеты Юпитеру-целителю и Юноне-спасительнице, разве мы не находим в сочинениях Лаэрпия⁷¹свидетельства о том, что Аристотель 'совершал жертвоприношения в честь своей любовницы, такие, какие афиняне обычно совершали в честь Цереры Элевсинской?⁷²И можно ли после этого удивляться, если наш Лактанций⁷³написал о религии Аристотеля следующее:Аристотель не поклонялся богу и не почитал его⁷³.Я уж не говорю о том, что Аристотель в своей «Метафизике» сделал бога животным⁷³³и вдобавок, прикрепил его к самой крайней поверхности высшего подвижного неба и даже сковал его законами рока и необходимости, так что и самые рьяные из его присяжных толкователей едва ли отрицают это в отношении восьмой книги «Физики» и первых книг сочинений «О небе» и «О космосе». Я оставляю в стороне и то, что в двенадцатой книге «Метафизики» он отрицает знание мелких и маловажных дел богом. Умалчиваю о том, что в сочинении «О небе» он сделал мир вечным и несотворенным. Опускаю и то, что в «Физике» он выдвинул положение, будто из ничего ничто не может возникнуть. Я обхожу молчанием и тот факт, что в сочинении «О душе» и даже в «Этике» он отрицает возможность воскресения мертвых. Не напоминаю и о том, что во многих местах он отрицает бессмертие человеческой души и делает другие заявления в том же роде, явно расходящиеся с догматами святой и истинной веры.

2. Ни его нравственность...

Что касается нравственного облика Аристотеля в других отношениях, то разве он не предал — как это указано у Евсевия⁷⁴я других писателей — свой родной Стагир македонянам? Ведь для того чтобы хоть сколько-нибудь очиститься от бесчестия, он потом заботился, чтобы этот город был восстановлен Александром⁷⁵. А разве он не дерзнул отравить самого Александра? Почему ты вспыхнул от гнева? Вот слова

==62

Плиния, который, говоря об этого рода яде, замечает: Хотя яд для отравления Александра Великого был послан Антипатром, однако его изобретение является великим бесчестием Аристотеля⁷⁶.И действительно, согласно сообщению Диона Никейского и 'других писателей, Антонин Каракалла⁷⁷изгнал на Рима всех философов аристотелевской школы за то, что Александр, перед памятью которого он благоговел, погиб от злодеяния Аристотеля. В самом деле, как указывает Плутарх, не лишенным основания представляется возникшее у Александра еще задолго до этого подозрение, которое убило в этом великом царе ту огромную любовь — не меньшую, чем к своему отцу Филиппу,— которую он питал к своему учителю Аристотелю. Не стоит говорить о том, какую неблагодарность Аристотель проявил даже по отношению к своему учителю Платону. Этот упрек аристотелики обычно отклоняют, ссылаясь на то, что поведение Аристотеля по отношению к Платону вытекало из его рвения к истине. Однако я не знаю, не потому ли этот божественный философ — сам великий ревнитель истины — сравнивал Аристотеля с цыпленком, взбунтовавшимся против своей матери. Я уж не говорю о необычайной жадности Аристотеля, из-за которой Лукиая*** даже сочинил, будто Александр укорял его в подземном царстве, утверждая, что он объявил частью высшего блага и блаженства богатство, для того чтобы под этим благовидным предлогом добиться большого состояния. Нельзя, однако, умалчивать о том, о чем я упомянул уже раньше, а именно что он был в такой степени невоздержан и так неумеренно предан низменным страстям, что приносил торжественные жертвоприношения в честь гетеры Амасии. Наконец, я не буду говорить о том, каким образом, сосланный за нечестие в Халкиду, он выпил яд, как сказано у Лаэрпия, или кончил свои дни, бросившись с отчаяния в море, как указывает святой Григорий Назианзин, а также греческий комментатор Аристотеля и книгах «Против Юлиана»⁷⁸. Пусть все эти и другие подобного рода сообщения ложны: толкуй все в каком хочешь благоприятнейшем смысле, чтобы

==63

угодить тени и планам Аристотеля, я против этого не очень буду возражать. Однако нельзя отрицать, что приведенные факты сообщаются такими авторами, которым трудно отказать в доверии. И нет сомнения, что ни против Платона, ни против Зенона, ни против Эпикура нельзя собрать столько неблагоприятных для них сообщений.