Сомнение V о необоснованности различения интеллекта и воображения; неверно, что понимание не включает в себя воображения

Ты описываешь последовательно то, что ты называешь воображением. Ты говоришь: Воображать значит не что иное, как созерцать очертания и изображение материальной вещи.Отсюда ты хочешь сделать вывод, что свою природу ты познаешь посредством иного вида мышления, чем воображение. Однако, хотя тебе и позволительно определять воображение так, как тебе заблагорассудится, скажи на милость: если ты телесен — а ведь ты еще не доказал противного, — то почему бы ты не мог созерцать себя в виде фигуры, или телесного образа? И скажи также: что иное представляется тебе, когда ты себя созерцаешь, если не некая чистая, прозрачная и тонкая субстанция, нечто вроде дуновения, проникающего все твое тело или по крайней мере мозг либо какую-то его часть, одушевляющего их и выполняющего там все твои функции? Япознаю,говоришь ты,что ничто из того, что я могу представить себе при помощи воображения, не относитсявтому знанию, которое я о себе имею.Однако ты не говоришь, каким образом ты это познаешь, и так как несколько раньше ты заявил, что ты еще не знаешь, — может быть, все эти вещи и имеют к тебе отношение, то скажи, пожалуйста: на основании чего ты теперь делаешь только что упомянутый вывод?

Далее ты говоришь: Разум следует тщательно отвлекать от всех этих вещей, с тем чтобы он возможно более ясно воспринимал свою собственную природу. Это правильно; но, прошу тебя очень, растолкуй, насколько ясно воспринял ты свою природу после того, как самым заботливым образом отвлек себя от всех упомянутых выше вещей? Ибо, говоря, что ты — мыслящая вещь, и только, ты напоминаешь о действии, о котором мы все раньше имели ясное представление, но

==409

что это за действующая субстанция, какова ее внутренняя структура, каким образом она столь многообразно приспособляет себя к столь разнообразным свершениям, — этого, как и многих других, прежде нам неведомых вещей, ты нам не объяснишь. Ты говоришь: Постигай интеллектом то, что не может быть постигнуто воображением⁵(которое ты считаешь идентичным с обычным чувством). Но добрейший Ум! Можешь ли ты доказать, что у нас есть много внутренних способностей, а не единая и простая способность, при помощи которой мы все и познаем? Когда я созерцаю Солнце открытыми глазами, то это явное ощущение. Когда я затем, закрыв глаза, внутренне мыслю Солнце, то это явное внутреннее познание. Но как мне различить, воспринимаю ли я Солнце при помощи обычного чувства, либо способности воображения или же при помощи ума, либо интеллекта? И каким образом провести это различие так, чтобы я мог по произволу воспринимать Солнце то с помощью понимания, которое не есть воображение, то с помощью воображения, которое не есть понимание? Конечно, если бы в случае расстройства мозга и способности воображения интеллект продолжал выполнять свои собственные, только ему присущие функции, тогда можно было бы утверждать, что понимание в той же мере отлично от воображения, в какой воображение отлично от внешнего ощущения; но так как в действительности дело происходит иначе, то не легко, конечно, провести между ними точное разграничение. Правильно будет сказать — как, впрочем, ты и делаешь, — что,когда мы созерцаем образ материальной вещи, действует воображение;ты сам видишь, что, поскольку иным путем нельзя созерцать тела, отсюда следует, что тела могут познаваться лишь при помощи воображения; по крайней мере от него нельзя отличить какую-либо другую способность познания.

Ты говоришь, что все еще не можешь отделаться от мысли, что материальные вещи, образы которых формируются мышлением и проверяются чувствами, познаются яснее, чем то в тебе (не знаю, что именно), что не воздействует на воображение; при этом ты считаешь странным, что сомнительные и чуждые тебе вещи

==410

познаются и воспринимаются яснее и отчетливее-. Но во-первых, ты отлично делаешь, когда говоришь об этом своем [свойстве]:не знаю, что именно,ибо ты в самом деле не знаешь, что это [за свойство] и какова его природа, и, следовательно, ты не можешь быть уверен, действительно ли это то, что не может воздействовать на воображение. Кроме того, все наше знание, совершенно очевидно, берет свое начало от чувств. И хотя ты отрицаешь [положение], что все, что есть в интеллекте, должно быть раньше дано в чувстве⁶, это положение тем не менее верно, ибо всякое наше понятие рождается в результате «натиска [впечатлений]», или, как говорят греки, хата ттерпчсооьу**** . Правда, это понятие затем совершенствуется путем аналогии, сочетания, расчленения, увеличения, уменьшения и еще многими другими подобными способами, которые нет необходимости здесь упоминать. Поэтому ничего удивительного нет в том, что те вещи, которые сами собой вторгаются в наше чувство и его поражают, производят более сильное впечатление в нашем духе, чем те случайно выбранные нашим духом вещи, которые он сам себе представляет и постигает. И хотя ты называешь материальные объекты сомнительными, все же если ты будешь говорить по совести, то должен будешь признать, что не меньше уверен в существовании тела, внутри которого ты пребываешь, и в существовании всего того, что тебя окружает, чем в своем собственном. И если ты удостоверяешься в своем собственном существовании на основании одного лишь того действия, которое называется мышлением, то чего стоит этот [признак] в сравнении с различными способами самовыявления вещей? Ибо они проявляют себя не только с помощью разнообразных действий, но, кроме того, благодаря многим очевиднейшим свойствам: величине, очертаниям, плотности, цвету, вкусу и т. п., так что нет ничего удивительного в том, что, хотя они находятся вне тебя, ты все же познаешь и постигаешь их отчетливее, чем себя. Но может ли быть, чтобы ты познавал постороннюю вещь лучше самого себя? На это я отвечу: может быть, точно так же как глаз, видя все остальное, не видит самого себя.

==411

Сомнение VI Если разум есть нечто чувствующее, воображающее и т. Д., то он, по-видимому, должен быть признан и за животными

Но, говоришь ты, что же я такое? Мыслящая вещь. Что такое мыслящая вещь? Это — вещь сомневающаяся, понимающая, утверждающая, отрицающая, испытывающая желания, отвращение, а также воображающая и ощущающая.Ты перечисляешь тут многое; на каждой из этих {функций] я останавливаться не буду, остановлюсь лишь на том, что ты называешь себя «ощущающей вещью». Это особенно странно, ибо только что ты утверждал прямо противоположное. Может быть, ты хотел этим сказать, что кроме тебя существует еще телесная способность, которая находится в глазах, в ушах и других органах чувств и которая, воспринимая образы чувственных вещей, открывает этим '[акт] ощущения, который ты завершаешь, так как в действительности именно ты видишь, слышишь и испытываешь все прочие ощущения? Именно по этой причине, как я полагаю, ты делаешь как ощущение, так и воображение видами мышления. Пусть будет так; однако подумай: не свойственна ли и животным [способность] ощущать? И поскольку она сходна с [соответствующей] твоей [способностью], она может также называться мышлением. Значит, и за животными надо признать ум, сходный с твоим?Я,говоришь ты,будучи сосредоточен в мозгу, воспринимаю все, что мне передается по нервам жизненными духами; таким образом, акт ощущения, который считается функцией всего тела, совершается во мне.Пусть так; однако и у животных есть нервы, есть жизненные духи, есть мозг, а в мозгу—познавательное начало, которое таким же образом воспринимает то, что сообщается через посредство жизненных духов, и завершает акт ощущения. Ты говоришь:Это начало в мозгу животных есть не что иное, как фантазия, или способность воображения.Но докажи сначала, что ты сам в человеческом мозгу представляешь собой нечто иное, чем человеческую фантазию, или воображение. Несколько раньше я просил тебя указать критерий, при помощи которого

==412

мог бы доказать, что ты действительно есть нечто совсем иное; не думаю, однако, чтобы ты мог это

сделать. Ты, конечно, скажешь, что это доказывается твоими действиями, носящими более возвышенный характер, чем действия, выполняемые животными. Но подобно тому как человек, будучи самым значительным из животных, тем не менее не исключается из их числа, точно так же, если ты и попытаешься в силу этого вообразить, что ты — наиболее значительная из фантазий, все же ты этим не исключишь себя из числа последних. Ибо особое имя — Ум, которое ты себе даешь, может быть более благородно, но отсюда вовсе не следует, что оно иной природы. В самом деле, чтобы доказать, что ты совершенно иной природы (т. е., как ты претендуешь, бестелесной), ты должен был бы выполнять некоторые действия совершенно иначе, чем их выполняют животные,— если не вне мозга, то по крайней мере независимо от мозга; однако, ты этого не делаешь. Ибо если мозг пришел в расстройство, то и ты приходишь в расстройство; если мозг находится в угнетенном состоянии, то и ты угнетен; и если образы каких-нибудь вещей ускользают от него, то и в тебе не остается даже их следа. У животных,говоришь ты,все происходит в силу слепого импульса жизненных духов и прочих органов, точно таким же образом, как совершаются движения в часах или каком-либо другом механизме.Однако если это бесспорно в отношении таких функций, как питание, пульсация артерий и т. д., т. е. тех, которые совершаются сходным образом и в человеческом организме, то можешь ли ты утверждать, что акты чувств, или того, что называется душевными страстями, совершаются в силу слепого импульса только у животных, у нас же как-то иначе? Кусок мяса посылает свое изображение в глаз собаки; это изображение, передаваясь в мозг, словно некими крючочками, прикрепляется к душе, и сама душа, и все связанное с ней тело, словно какими-то цепочками, влечется к куску мяса. Или, скажем, камень, которым грозят собаке, посылает свое изображение, и оно, словно некий рычаг, отталкивает ее душу, а вместе с ней и тело и заставляет его бежать. Но разве не то же самое происходит

==413

с человеком? Или тебе известен другой способ, каким совершаются эти [акты]? В таком случае ты нас очень бы обязал, если бы его указал нам. Ты говоришь: Я свободен, в моей власти удержать человека как от бегства, так и от преследования.Однако то же самое выполняет у животного указанное выше познавательное начало; и если собака иногда, не боясь угроз и ударов, бросается на замеченный кусок мяса, то как часто делает то же самое человек!Собака,говоришь ты,лает в силу чистого импульса, а не избирательно, как говорит человек.Однако есть основания полагать, что и человек говорит в силу импульса, ибо то, что ты приписываешь выбору, имеет своим источником просто более сильный импульс; но и у животного бывает выбор там, где налицо более сильный импульс. В самом деле, я видел собаку, которая так приспособляла свой лай к звукам трубы, что подражала всем их изменениям — от высокого звука до низкого, от замедленного до ускоренного, хотя они то ускорялись, то замедлялись совершенно произвольно и неожиданно.Животные,говоришь ты,лишены разума.Да, они лишены, конечно, человеческого разума, но они разумны по-своему, так что их можно назвать (неразумными) лишь по сравнению с нами или с нашим, человеческим видом, ибо помимо этого мозг, или разум, есть, по-видимому, такая же общая способность и может быть так же приписан животным, как познавательная способность или внутреннее чувство.Животные не рассуждают,говоришь ты. Это верно лишь постольку, поскольку они рассуждают не так совершенно и не о стольких предметах, о скольких рассуждают люди; однако они все же рассуждают, и разница между нами 'и ими в этом отношении, по-видимому, лишь чисто количественная.Животные,утверждаешь ты,не обладают способностью речи;однако, хотя они и не издают человеческих звуков (ну да, они не люди), тем не 'менее они издают свои собственные и пользуются ими так же, как мы своими.Даже слабоумный человек,говоришь ты,способен сочленять звуки так, чтобы получился некоторый смысл, между тем как на это не способно и умнейшее из животных.Подумай, однако, достаточно ли справедливо

==414

ты поступаешь, требуя от животных человеческих слов и не обращая внимания на их собственный способ речи. Однако все это требует более длительного исследования.

Сомнение VII