III. Творческая работа.

Траектория ночного пути рассказчика, складывающаяся из безнадежных шараханий то вправо, то влево, подтверждает идею о том, что причина блужданий — сверхъестественна. Выстроим хронологически этот путь, подтверждая цитатами из текста:

1) «я слишком забрал вправо...»;

2) «пошел, забирая влево...» («Да где же я?»);

3) «теперь опять нужно вправо взять...» («Да где же это я?»);

4) «я отчаянно устремился вперед»;

5) «тут я окончательно удостоверился в том, что заблудился совершенно».

— Как вы думаете, под влиянием чего возникают образы природы у рассказчика?

(Возможно, под влиянием все той же разлившейся вокруг стихии ночи, в сознании рассказчика рождаются прихотливо-причудливые образы земли, неба и самой ночи.)

— Есть ли аналогии с полотном Врубеля?

(Да. От образов, рождающихся в сознании рассказчика веет какой-то воодушевленной первозданностью ночной природы, как от врубелевского полотна.)

— Что в описании ночи мы видим у Тургенева?

(Ночь, словно живое существо с каждой минутой «приближалась и росла», а ее покров каким-то фантастическим образом одновременно возносился к небу и ниспадал оттуда темнотой («отовсюду поднималась и... с вышины лилась темнота»).

По мере приближения ночь и очаровывала, и пугала сменой экспрессивных оттенков своего покрова. Нарастая, темнота оборачивалась чернотой, а затем превращалась в мрак («лилась темнота» — «все вокруг быстро чернело» — «вздымался угрюмый мрак»).)

— Какое чувство овладело рассказчиком когда он, блуждая «очутился в неглубокой, кругом распаханной лощине»?

(«Странное чувство» овладело им.)

— Чем оно было вызвано?

(Рассказчик не объясняет, чем было вызвано это чувство. Но оказавшись в лощине в виде «котла с пологими боками» и видя над своей головой «плоское» небо (в этот момент очень напоминавшее крышку лощины-«котла»), он, конечно, мог почувствовать себя в замкнутом и даже закрытом пространстве. Потому и «поспешил выбраться назад на бугор». «Странное чувство» могли вызвать и торчавшие «стоймя» на дне лощины «несколько больших белых камней»: как будто сбежались сюда, в котел, языческие камни-жертвенники.)

IV. Слово учителя.

«Странное чувство» наверняка овладело рассказчиком потому, что ему могло вдруг показаться, что небо и земля поменялись местами. И действительно, земля ведь стала куполообразной, а небо плоскостным и оттого «унылым». В таком небе не увидишь звезды-опоры, звезды-надежды, почему и «сжалось сердце» у рассказчика.

Однако ему предстоит пережить не меньшее, если не большее, эмоциональное потрясение, когда он вдруг почувствовал, что «очутился над страшной бездной». Безусловно, случившемуся у Тургенева есть реальное объяснение: рассказчик «увидел далеко под собою огромную равнину», в которой узнал Бежин луг. Но как мы говорили выше, в тургеневском рассказе присутствует «двойное зрение» на мир — видеть то, что лежит на поверхности, что реально и объективно, и ощущать внутренним зрением то, «что сквозит и тайно светит», ощущать вокруг себя вечность и себя в ней.

Что касается самого Тургенева, то он глубоко драматически осмысливал проблему «человека и вечности», сознавая его ничтожество во вселенной, а также хрупкость человеческого бытия. Через тургеневское видение мира и человека совершенно по-иному прочитывается и состояние автора-рассказчика, сознающего себя стоящим «над страшной бездной» и, в сущности, говорящего от имени самого Тургенева.

Подобное мироощущение можно найти у Фета: «Над этой бездной я повис...» Мотив бездны характерен даже в большей степени Тютчеву: «Лицом к лицу и пропастию темной...» Истоки его — в философии Блеза Паскаля, бывшей основой мироощущения ХVII века. Его влияние испытал на себе и Тургенев.

ХVII век воспринимал человека маленькой песчинкой, затерянной во вселенной, не имеющей конца и предела. «В каких только королевствах обо мне ничего не знают!» Паскаль осознавал одиночество человека в огромном мире, его страх перед бытием, утратившем все связи и соединения. «Все — из частиц, а целого не стало...» — напишет Джон Донн, великий английский поэт ХVII века.

Паскаль страшился распавшейся, разлетевшейся на частицы Вселенной. Он называл ее «устрашающей» и сравнивал, по словам Хорхе Луиса Борхеса, жизнь человека «с жизнью потерпевших кораблекрушение на пустынном острове». Свое отношение к миру Паскаль выразил в знаменитой формуле: «Природа — это устрашающая сфера, центр которой везде, а окружность нигде». Говорят, что, боясь сорваться в бездну, он всегда ставил перед собой стул. Как похоже это состояние на то, которое переживает рассказчик в «Бежином луге», успевший отдернуть занесенную ногу над страшной бездной. И сколько паскалевских тем содержит небольшой абзац рассказа, когда выбравшийся из «котла» лощины автор-рассказчик наконец видит звезды и идет по ним, с верой в них — «наудачу».

— Но в какие «устрашающие» места вышел он! Найдите их описания.

(«Казалось, отроду не бывал я в таких пустых местах: нигде не мерцал огонек, не слышалось никакого звука. Один пологий холм сменялся другим, поля бесконечно тянулись за полями...» Не было конца этой пустоте, как и предела одиночеству человека в безучастном по отношению к нему мире. И с ее высоты какой хрупкой представлялась жизнь человека!)

— Какие чувства овладевают рассказчиком от увиденного. Найдите примеры из текста.

(От увиденного исходили вселенское одиночество и холод. Так, холм, сползающий «отвестным обрывом» вниз, к равнине, казалось, висел в окружающей его «синеватой воздушной пустоте». Чернеющий в синеве своими «громадными очертаниями», он делал ее еще более тревожной, а саму пустоту более глубокой — настоящей бездной. Отражаясь в «неподвижном зеркале реки», замершей как будто по чьей-то воле «под самой кручью холма», эта бездна становилась вдвойне огромной. Из ее недр тянуло мертвенным холодом, который усиливали «стальной блеск и мерцание реки».)

— Что явилось точкой разрыва в повествовании?

(Мрак ночи и темноту бездны разорвали «красным пламенем» два огонька на равнине и в отсвете одного из них была видна «передняя половина маленькой кудрявой головы».)

— Что изменилось в ночной природе. Ощущаете ли вы метаморфозу ночи? Если да, то в чем она проявляется?

(Под сводами ночи залаяли собаки, зазвучали «детские звонкие голоса», где-то рядом пасутся лошади. Звуки, свет, тени... А в природе мы ощущаем удивительную умиротворенность и глубокий покой, или, говоря словами Тютчева, «невозмутимый строй во всем». Именно «строй», потому что после всего пережитого в одиноком блуждании у автора-рассказчика как-то гармонизируется внутреннее состояние. И ночной мир начинает восприниматься им по-другому.)