2.7.5. Два разных циклизма

В концепциях Г. Рюккерта, Н.Я. Данилевского, О. Шпенглера, А.Дж. Тойнби, Л.Н. Гумилева выделенные ими социальные единицы (культурно-исторические типы, культуры, цивилизации, этносы, суперэтносы) возникают, расцветают и с неизбеж¬ностью погибают. На этом основании их объединяют с построениями Ибн Халдуна и Дж. Вико и характеризуют все эти теории как концепции исторического циклизма, или исторического круговорота. Формальные основания для этого, безусловно, имеют¬ся. Однако между внешне сходными построениями тех и других существует принци¬пиальное различие.

Дело не только в том, что и у Ибн Халдуна, и у Дж. Вико идея.циклизма совме¬щается с идеей поступательного развития. Суть концепций Ибн Халдуна и Дж. Вико — поиски общего и закономерного в истории человечества. И тот, и другой стремились создать общую модель развития человеческого общества. Они, по существу, — сторон¬ники унитарного понимания истории.

Суть же концепций Г. Рюккерта, Н.Я. Данилевского, О. Шпенглера, А. Дж. Тойн-би, Л.Н. Гумилева состоит в отрицании единства человечества и человеческой истории, в раздроблении человечества на совершенно уникальные, непохожие друг на друга и самостоятельно развивающиеся единицы, а тем самым и в разложении истории чело¬вечества на множество совершенно независимые друг от друга потоков.

2.7.6. Специалисты-историки о построениях о. Шпенглера, а.Дж. Тойнби и л.Н. Гумилева

В отличие от широкой читающей публики профессиональные историки отнес¬лись к трудам О. Шпенглера и А. Тойнби не столько даже скептически, сколько иронически Им претил поражающий дилетантизм О. Шпенглера в области истории, его страсть к многословию, перерастающему в пустозвонство. Они не могли не заме¬тить, что А. Тойнби подгоняет реально существующие общества и системы обществ под свои схемы, не останавливаясь перед прямым насилием над фактами.

Поэтому типичной для историка была реакция, подобная той, что мы находим в статье известного французского исследователя, одного из основателей знаменитой школы «Анналов» Люсьена Февра (1878 — 1956). Она была написана в 1936 г. и называется «От Шпенглера к Тойнби».

«Стоит ли вглядываться в эти бойко раскрашенные картинки, — пишет Л. Февр о книге О. Шпенглера, — с таким вниманием, с которым коллекционер вглядывается сквозь лупу в пробный оттиск гравюры? Какое отношение имеют к нам эти одноликие и всеобъемлющие культуры, включающие в себя без разбора всех живых людей дан¬ной эпохи независимо от их общественного положения — будь то Бергсон или Бэббит, приказчик за прилавком, ученый в лаборатории или крестьянин на ферме? Неужели все они наделены фаустовской душой в ее неистовом величии? А что означают эти красивые слова, эти цветистые метафоры: зарождение, расцвет, гибель культур? Это всего лишь заново перелицованное старье».151

А вот его мнение о первых трех томах труда А.Дж. Тойнби: «Сравнительная история глазами Тойнби ... Что это такое, как не воскрешение в XX веке старого литера¬турного жанра, бывшего в свое время популярным, давшим столько шедевров? От Лу¬креция до Фонтенеля жанр этот именовался «Диалогами мертвых». Подытожим в двух словах. То, что в «А Study ог History» достойно похвалы, не представляет для нас ничего особенно нового. А то, что есть в нем нового, не представляет особенной ценнос¬ти... Нам не преподнесли никакого нового ключа. Никакой отмычки, с помощью кото¬рой мы бы могли открыть двадцать одну дверь, ведущую в двадцать одну цивилизацию. Но мы никогда и не стремились завладеть такой чудодейственной отмычкой. Мы лише¬ны гордыни, зато у нас есть вера. Пусть до поры до времени история остается Золушкой, сидящей с краю стола в обществе других гуманитарных дисциплин. Мы отлично знаем, почему ей досталось это место. Мы сознаем также, что и ее коснулся глубокий и всеоб¬щий кризис научных идей и концепций, вызванный внезапным расцветом некоторых наук, в частности физики... И в этом нет ничего страшного, ничего такого, что могло бы заставить нас отречься от нашего кропотливого и нелегкого труда и броситься в объя¬тия к шарлатанам, к наивным и в то же время лукавым чудотворцам, к сочинителям дешевых (но зато двадцатитомных) опусов по философии истории»."2

С этими словами Л. Февра вполне гармонирует то, что было сказано о концепции Л.Н. Гумилева известным археологом и одновременно крупным специалистом по методологии науки вообще, археологии в частности, Львом Самуиловичем Клейном. « ...Изложение, — писал он о работе Л.Н. Гумилева в целом, о его претензии на есте¬ственно-научный подход к истории, в частности, — яркое, увлекательное, но клочкова¬тое и совершенно непоследовательное, даже местами противоречивое... Автор блещет эрудицией, книга изобилует фактами. Горы фактов, факты самые разнообразные, это изумляет и подавляет, но ... не убеждает (или убеждает лишь легковерного). Потому что факты нагромождены именно горами, навалом, беспорядочно. Нет, это не методика естествознания. Л.Н. Гумилев не естествоиспытатель. Он мифотворец. Причем лука¬вый мифотворец — рядящийся в халат естествоиспытателя ... Безоглядная смелость идей, громогласные проповеди, упование исключительно на примеры и эрудицию — ведь это оружие дилетантов. Странно видеть профессиональпого ученого, столь под¬верженного дилетантскому образу мышления».^3

К сожалению, таковы не только философско-исторические, но и конкретные исто¬рические работы Л.Н. Гумилева. Долгое время он занимался в основном кочевниками степей Евразии. И в этих его работах было множество натяжек, ни на чем не основан¬ных положений. Но востоковеды, видя все это, щадили его. Л.Н. Гумилев был челове¬ком, пострадавшим от власти, гонимым, и никому не хотелось присоединяться к гони¬телям. Однако полностью воздержаться от критики его построений они не могли. Китаисты, например, отмечая ошибочность его построений, связывали это с «органиче-

151 Февр Л. Бои за историю. М , 1991. С. 74-75.

152 Там же. С. 95-96.

153 Клейн Л. Горькие мысли «привередливого рецензента» об учении Л.Н. Гумилева / / Нева. 1992.

№ 4. С. 229, 231.

скими дефектами источниковедческой базы его исследований». В частности, они указы¬вали, что «основными использованными источниками» являются у Л.Н. Гумилева та¬кие материалы, которые в действительности «представляются второстепенными в общей совокупности источников, имеющихся сегодня в распоряжении исследователя».'54

В последующем, не бросая кочевников, Л.Н. Гумилев обратился к русской исто¬рии. Это он сделал в книге «Поиски вымышленного царства» (М., 1970). В ней было такое обилие прямых нелепостей, что специалисты по русской истории не выдержали. Академик Борис Александрович Рыбаков (1904 — 2001) убедительно показал, что 13 глава книги, посвященная русской истории и носящая название «Опыт преодоления самообмана», не просто содержит массу небрежностей и ошибок, а представляет собой прямую фальсификацию истории. «Тринадцатая глава книги Л.Н. Гумилева, — писал оп в статье преодолении самообмана», — может принести только вред доверчи¬вому читателю; это не «преодоление самообмана», а попытка обмануть всех тех, кто не имеет возможности углубиться В проверку фактического оснований «озарений» Л. Н. Гуми лева».'55

Своеобразно среагировал на книгу Л.Н. Гумилева польский медиевист Анджей Поппе. Он охарактеризовал ее как «красивую трепатню» (hubsche Plauderei), как «перфектологический» (от «перфект» — прошлое) роман, не имеющий никакого от¬ношения к исторической науке. Поэтому его удивило, что Б.А. Рыбаков принял эту книгу «всерьез» и вступил с ее автором в научную полемику. "6

Вслед за «Поисками вымышленного появилась книга «Древняя Русь и

Великая Степь» (М., 1989 и др.), в которой Л.Н. Гумилев снова наряду с кочевниками рассматривает Русь, а его следующее сочинение «От Руси к России: Очерки этничес¬кой истории» (М. 1992 и др.) почти полностью посвящено русской истории. Но к этому времени Л.Н. Гумилев из гонимого превратился в одного из самых почитаемых авторов, и специалисты перестали себя сдерживать.

Один из видных знатоков истории кочевых обществ — Анатолий Михайлович Xазанов дал совершенно недвусмысленную оценку «Древней Руси и Великой степи»: «Претенциозная монография Гумилева (1989) о кочевниках евразийских степей, опуб¬ликованная в России, примечательна лишь ничем не обузданной фантазией и плохо скрытым антисемитизмом».'57

Развернутый разбор работ Л.Н. Гумилева предпринял крупнейший специалист по русской истории — Яков Соломонович Лурье (1926 — 1996) в своих статьях и монографии «История России в летописании и в восприятии нового времени» (Лурье Я.С. Россия древняя и Россия повая. СПб., 1997). Xарактеризуя применяе¬мые Л.Н. Гумилевым методы, Я.С. Лурье писал: «При изложении истории Киевской Руси автор в основном опирался на пробелы в летописной традиции, позволявшие ему строить произвольные конструкции; описывая историю последующих веков, он систе¬матически умалчивает о том, что повествуется в летописях, сообщая читателям нечто такое, чего в письменных источниках найти пе удае тся»."8

'54 Крюков М.Б , Малявин Б.Б., Сафронов М.Б. Китайский этнос на пороге средних веков. М., 1979.

С. 8.

155 Рыбаков Б. А. О преодолении самообмана (по поводу книги Л.Н. Гумилева «Поиски вымышлен¬ного царства». М., 1970) / / БИ. 1971. № 3. С. 153-159.

'56 См.: Russia Mediaevalis. Т. 1. Munchen, 1973. S. 220.

157 Khazanov А. М. Nomads and the Outside World. Madison, Wisconsin. 1994. Р. XXXIV. '5* Лурье Я.С. Древняя Русь в сочинениях Л.Н. Гумилева / / Звезда. 1994. № 10. С. 171.

Конечный вывод: «Критический разбор работ Гумилева в большинстве вышед¬ших за последнее время статей (имеется ввиду и упомянутая выше статья Л.С. Клей¬на — Ю.С.) был посвящен именно их идеологии и теоретическим положениям. Но построение Гумилева не только теоретически уязвимо, но и фактически неверно. По¬верка его на материале источников по истории Древней Руси обнаруживает, что перед нами не попытка обобщить реальный эмпирический материал, а плод предвзятых идей и авторской фантазии».159

2.7.7. Значение исторического плюрализма в развитии философско-исторической мысли

Как явствует из всего сказанного выше, собственные построения Г. Рюккерта, Н.Я. Данилевского, О. Шпенглера и А.Дж. Тойнби научной ценности не представля¬ли. И тем не менее сочинения этих мыслителей (но отнюдь не их многочисленных поклошгаков и эпигонов) сыграли в целом положительную роль. Ценной была крити¬ка, которой они подвергли линейно-стадиальное понимание исторического процесса.

До них большинство приверженцев унитарно-стадиалыюго подхода, включая марксистов, в своих философско-исторических построениях исходили из общества вообще, которое они не отличали от человеческого общества в целом и которое высту¬пало у них как единственный субъект истории. Они в своих теоретических построе¬ниях не принимали во внимание, что человечество как субъект истории подразделяет¬ся на множество исторических единиц, которые тоже являются субъектами истории, что мировой исторический процесс состоит из множества частных исторических про¬цессов. Стремясь выявить смену стадий всемирного исторического процесса, они в теоретического плане не обращали внимание на то, что в истории человечества имеет место и смена единиц исторического развития.

Исторические плюралисты в противоположность линейным унитаристам обратили внимание на то, что человечество в действительности разбито на несколько во многом самостоятельных образований, что существует не один, а множество субъектов историче¬ского процесса. Но если линейники-упитаристы абсолютизировали единство человече¬ства и единство мирового исторического процесса, то плюралисты — множественность и в результате пришли к отрицанию и того, что человечества в целом представляет собой субъект истории, и того, что существует единый мировой исторической процесс.

Если линейники-унитаристы абсолютизировали непрерывность исторического процесс и в пространстве и во времени, то плюралисты — его прерывность, дробность и в пространстве и во времени. Если первые видели смену только стадий всемирной истории, то вторые —смену только единиц исторического развития.

Но абсолютировав раздробленность человечества как социального целого на от-носителыю самостоятельные исторические единицы, плюралисты, сами того не осозна¬вая, переключили внимание исследователей с общества вообще па человеческое обще¬ство в целом. Был практически поставлен ими, хотя и не решен вопрос о социоистори-ческих организмах и их системах.

В какой-то степени их работы ориентировали на выявление связей между социо-историческими организмами. Все они в качестве пезависимых единиц исторического