1 Платон. Законы / / Соч. В 3-х т. Т. 3. Ч. 2. М., 1972. С. 144-145.

иллюзорной форме начали осознавать, что в исторических событиях, являющихся ре¬зультатами деяний людей, проявляется исторический процесс, который идет по зако¬нам, не зависящим от води и сознания людей.

Не повторяя всего сказанного о понятии судьбы в разделе об античной историче¬ской науке (2.2.5), напомним лишь, что развитие этой идеи получило в античном мире завершение в философско-исторической концепции Августина Аврелия. Создав пер¬вую в истории человеческой мысли концепцию всемирной истории как единого про¬цесса, Августин Аврелий попытался решить вопрос о движущей силе этого процесса. Этой силой, по его убеждению был бог. История человечества представляет собой реализацию божественного промысла. Провиденциализм по самой своей сути предпо¬лагал абсолютную предопределенность исторического процесса. И сразу же вставал вопрос: если ход истории в целом полностью предопределен, то являются ли полно¬стью предопределенными исторические события, в которых он проявляется? Это был одновременно вопрос о том, насколько свободными являются люди в своих действиях, насколько свободной является их воля.

Августин Аврелий посвятил проблеме свободы и необходимости немало страниц своего философско-исторического труда «О граде божьем». Но все его попытки сов¬местить провиденциализм с допущением свободы воли человека оказались тщетными. В конечном счете он с неизбежностью пришел к полному фатализму.

3.2. Гуманистическая историография. Снова н. Макьявелли

Античный мир погиб, но идея провиденциализма не только не исчезла, но, напро¬тив, стала безраздельно господствовать в средневековой преисториологии. Вызов ей был брошен тогда, когда с началом Возрождения снова стала возникать историческая наука. Историки-гуманисты в большинстве своем отвергали провиденциализм. Они исходили из того, что все исторические события имеют естественные и только естест¬венные причины, и занимались поисками этих причин. И понятно, что эти причины они стали искать в головах людей. Отсюда вытекало определенное представление о задачах историков, которое господствовало не только в эпоху Возрождения, но и в последующие два века.

Оно получило достаточно четкое выражение в труде французского аббата Сеза-ра Ришара де Сен-Реаля (1639—1692) «Пользование историей» (1672). Как писал последний, «знание вообще состоит в знании причинно-следственных связей, ибо знать — значит знать вещи по их причинам; также знать историю — значит знать людей, которые (своими действиями) и дают содержание историческому процессу, судить об этих людях...».2

Более пространно эти идеи были изложены в труде известного в свое время фран¬цузского специалиста по методологии истории Никола Ленгле дю Френуа (1674—1755) «Метод изучения истории», увидевшем свет в 1713 г. «Изучать историю, — утверждал он, — значит изучать мотивы, мнения и страсти человека, чтобы проникнуть во все тайные причины его деятельности, все его пути и изгибы его души, наконец, чтобы узнать все иллюзии, которые овладевают его духом и неожиданно для него самого волнуют его сердце; одним словом, чтобы добиться познания самого себя в других».3

2 Цит : Лаппо-Данилевский А.С. Методология истории. Был. 1 СПб., 1910. С. 25.

3 Цит.. Там же.

Но чисто волюнтаристское объяснение исторических событий было для истори¬ков-гуманистов явно недостаточным. В результате в их понятийный аппарат снова вошло понятие судьбы. Чаще всего это было понятие не судьбы-фатума, а судьбы-фортуны. И дело было даже не в том, что судьба-фатум слишком походила на прови¬дение, сколько в том, что судьба-фортуна оставляла место для известной свободы дей¬ствий человека. Фортуну можно было оседлать, использовать в интересах человека.

Известную роль играла фортуна в исторических построениях Н. Макьявелли. К этому понятию он неоднократно обращается в «Государе»4. Оно для него ценно по¬стольку, поскольку исключает, с одной стороны, полный фатализм, с другой, полный волюнтаризм. Выступая с критикой провиденциализма, Н. Макьявелли пишет: «И однако, ради того, чтобы не утратить свободы воли, я предположу, что, может быть, судьба распоряжается лишь половиной наших дел, другую же половину, или около того, она представляет самим

Но В своем понимании хода истории Н. Макьявелли одними лишь общими рассуж¬дениями о судьбе не ограничивался. Выше уже говорилось, что он придерживался идеи циклической смены форм государственного устройства. Тем самым история не сводилась им к потоку событий. Этот поток шел по определенному руслу и в нем прослеживался определешгый порядок. Смену форм государственного строя, причем закономерную, нельзя было объяснить, не переходя от событий к тому, что находило проявление в них, т.е. к историческому процессу. Нельзя было ограничиваться поисками одних лишь мотивов действий тех или иных отдельных людей. Нужно было искать более глубокие факторы. И в этом отношении Н. Макьявелли сделал существенный шаг вперед.

Он обратил внимание на политическую борьбу, которая была свойственна и ан¬тичным полисам, и городам-государствам Италии эпохи Возрождения. В предисловии к «Истории Флоренции» Н. Макьявелли, характеризуя труды своих предшественни¬ков — Леонардо Бруни и Поджо Браччолини (1380-1459), писал, что при ознакомле¬нии с ними «обнаружилось, что в изложении войн, которые вела Флоренция с инозем¬ными государями и народами, они действительно проявили должную обстоятельность, но в отношении гражданских раздоров и внутренних несогласий и последствий того и другого они многое вовсе замолчали, а прочего лишь поверхностно коснулись, так что из этой части их произведений читатели не извлекут ни пользы, ни удовольствия».6 п УН. Макьявелли эти гражданские раздоры и внутренние несогласия находятся в центре повествования. Политическая борьба была борьбой политических партий и стоящих за ними политических сил. А за борьбой политических сил скрывалось раз¬личие интересов. Борющимися силами были группы людей, имевших разные интере¬сы. «Ибо нет города, — писал Н. Макьявелли, — где бы не обособились эти два начала: знать желает подчинять и угнетать народ, народ не желает находиться в под¬чинении и угнетении...».7

УН. Макьявелли все время проскальзывает понимание того, что различие инте¬ресов борющихся групп было прежде всего связано с различием имущественного по¬ложения составляющих их людей и что в основе борьбы лежит стремление одних сохранить, других изменить это положение. Однако какая-либо определенная концеп¬ция у него отсутствует. Создать таковую в его время было еще невозможно.

4 Макиавелли Н. Государь. М , 1990. С. 19-20,43,45,53, 64, 73-74, 76.

5 Там же С 74.

6 Макьявелли Н. История Флоренции. М., 1973. С. 9.

7 Макиавелли Н Государь... С. 29.

Переходя к изложению истории своего отечества, Н. Макьявелли пишет, что « ...Bo Флоренции раздоры возникали сперва среди нобилей, затем между нобилями и попола-нами и, наконец, между пополанами и плебсом».8 Раздоры между гвельфами и гибелли¬нами способствовали полному ниспровержению аристократии, которое произошло око¬ло 1343 г. Но в это время возникают противоречия внутри самого «народа» (popolo) — между старшими и младшими цехами. Эти противоречия обостряются, а затем на арену борьбы вступает простонародье (plebe), включающее наемных рабочих.

В 1378 г. произошло знаменитое восстание чомпи. Вот какую речь вкладывает Н. Макьявелли в уста одного из вождей восставших: «Все люди имеют одинаковое происхождение, и все роды одинаково старинны, и природа создала всех равными. Если и мы, и они разденемся догола, то ничем не будем отличаться друг от друга, если вы оденетесь в их одежды, а они в ваши, то мы будем казаться благородными, а они простолюдинами, ибо вся разница — в богатстве и бедности... Если вы поразмыслите над поведением людей, то убедитесь, что все, обладающие большими богатствами или большой властью, достигают этого лишь силой и хитростью, но затем все захваченное обманом или насилием начинают благородно именовать даром судьбы, дабы скрыть его гнусное происхождение Те же, кто от избытка благоразумия или глупости не решаются прибегнуть к этим средствам, с каждый днем все глубже и глубже увязают в рабстве и нищете ... Бог и природа дали всем людям возможность достигать счастья, но оно чаще выпадает на долю грабителя, чем на долю умелого труженика, и его чаще добиваются бесчестным, чем честным ремеслом. Потому-то люди и пожирают друг друга, а участь слабого с каждым днем ухудшается. Применим же силу, пока пред¬ставляется благоприятный случай, ибо более выгодным для нас образом обстоятельст¬ва не сложатся: имущие граждане не объединены, Сеньория колеблется, магистраты растеряны, и сейчас, пока они не сговорились, их легко раздавить».9

Все эти внутренние раздоры, в ходе которых каждая из борющихся группировок стремилась удовлетворить свои и только свои интересы, не считаясь с интересами государства, привели, по мнению Н Макьявелли, к ослаблению Флоренции и, в конеч¬ном счете, к установление тирании, чего ни одна из этих сил не хотела.

Рассматривая в «Истории Флоренции» все события как результаты деятельнос¬ти людей, Н. Макьявелли в то же время показывает, что люди не в состоянии предви¬деть всех последствий своей собственной деятельности. В целом Н. Макьявелли на примере истории Флоренции показывает, что в исторических событиях, каждое из которых, взятое в отдельности, могло и не быть, проявляется такая связь, которой не МОГЛО не быть, что общий ход событий не зависит от желания и воли исторических деятелей. Иначе говоря, история у Н Макьявелли фактически выступает как естест-ветю-исторический процесс, хотя, конечно, никакого сколько-нибудь четкого выраже¬ния этой Мысли мы у Него не находим

33. ПРОВИДЕНЦИАЛИЗМ НЕ СДАЕТСЯ: Ж.Б. БОССЮЭ

Несмотря на удары, нанесенные гуманистами, провиденциализм все еще продол¬жал не ТОЛЬКО жить, но и претендовать на господство над умами. Во Франции мани¬фестом воинствующего провиденциализма была книга епископа Жака Бениня Боссюэ

8 Макьявелли Н История Флоренции С 1 О

9 Там же с. 115-116

(1627 — 1704) « Рассуждение о всемирной истории» (1681; имеются два издания на русск. языке: Разговор о всеобщей истории. Ч. 1—3. М., 1761 — 1762; Всеобщая исто¬рия, для наследника французской короны сочиненная. Ч. 1 — 3. М., 1774).

Ж. Боссюэ в своем изложении всемирной истории не просто руководствовался идеями провиденциализма. Его книга посвящена их разработке и обоснованию. Именно поэтому она занимает известное место в истории философско-исторической мысли.

Книга Ж. Боссюэ состоит из трех частей. В первой из них в хронологическом порядке распределены исторические события от сотворения мира до правления Карла Великого. Всего автором выделено двенадцать эпох. Первая — от сотворения мира (4004 г. до Р.Х.): вторая — от всемирного потопа (2348 г. до Р.Х.), третья — от призвания Авраама (1821 г. до Р.Х.), четвертая — от получения Моисеем скрижалей закона (1491 г. до Р.Х.), пятая — от падения Трои (1124 г. до Р.Х.), шестая — от возведения Соломоном храма (1004 г. до Р.Х.), седьмая — от основания Рима (784 г. до Р.Х.), восьмая — от эдикта Кира о возвращении евреев из вавилонского плена (536 г. до Р.Х.), девятая — от разгрома Карфагена Сципионом (200 г. до Р.Х.), деся¬тая — от рождения Христа, одиннадцатая — от признания Константином христианст¬ва (312 г.) и двенадцатая — от возложения папой Львом 111 императорской короны на Карла Великого (800 г.). Эти двенадцать периодов сводимы к семи векам, связанным соответственно с Адамом, Ноем, Авраамом, Моисеем, Соломоном, Киром и Христом. И эпохи, и века включены в состав трех великих периодов: период законов природы, что предшествовал Моисею; период писаных законов, что длился от Моисея до Христа, и период милосердия.

Семь из эпох, все века и все великие периоды выделены в соответствии с указа¬ниями Библии и связаны с судьбами еврейского народа, что расходится с претензией Ж. Боссюэ на изложение не какой-либо, а всемирной истории.

Библия является для автора непререкаемым авторитетом в области истории, хотя уже в то время появились труды, ставящие под сомнение и авторство ряда ее книг, и многие содержащиеся в ней сведения. В 1670 г. Б. Спинозой был опубликован «Бого-словско-политический трактат» (русск. перевод: Избр. произв. в 2-х т. Т. 2. М., 1957). В 1678 г. во Франции вышел труд Ришара Симона (1638— 1712) «Критическая исто¬рия Ветхого завета». И хотя автор выступил против Б. Спинозы и в защиту божест¬венности Библии, он в то же время был вынужден признать, что Моисей не был авто¬ром всего Пятикнижия, что Библию писали многие люди, что в ней много путаницы и искажений. Об этой книге Ж. Боссюэ не мог не знать, ибо сам затратил немало сил, чтобы не допустить ее публикации.

Во второй части прослеживается развитие религий, к которым Ж. Боссюэ относит только иудейский и христианский монотеизм. Для автора, как и для Августина Авре¬лия, продолжателем которого он является, история религии есть история божьего на¬рода, или божьего града. Но в отличие от Августина, который под божьим народом понимал совокупность людей, предназначенных для спасения, Ж. Боссюэ под градом божьим понимает реальные исторические общности: в древности — это еврейский народ, в более позднее время — христианская церковь, причем после раскола на пра¬вославие и католицизм лишь католическая церковь. Связующим звеном между исто¬рией еврейского народа и историей христианской церкви является Иисус Христос.

Третья часть посвящена подъему и упадку империй, причем все это рассматрива¬ется лишь в связи с историей евреев и историей христианской церкви. Такое постро¬ение работы с неизбежностью обрекало автора на постоянные повторения.

Весь и легендарный, и исторический материал организован в книге Ж. Боссюэ в соответствии с основной ее идеей - идеей провиденциализма. Единственной движу¬щей силой истории является бог, который намечает цель истории, вырабатывает план ее реализации и обеспечивает воплощение свои замыслов в жизнь. Единственной целью истории является утверждение церкви Христа, римской католической церкви. Все ос¬тальное — средства достижения этой цели.

Лишь орудиями в руках бога являются все народы (исключая лишь избранный, еврейский) и все империи. «Во-первых, — пишет Ж. Боссюэ, — эти империи по боль¬шей части необходимо связаны с историей богоизбранного народа. Бог использовал ассирийцев и вавилонян, дабы покарать этот народ; персов он использвал для того, чтобы его возродить его; Александра и его ближайших преемников — ДЛЯ того, чтобы покрови¬тельствовать ему; Антиоха Великого и его преемников — для того, чтобы подвергнуть его испытанию; римлян — для обеспечения его свободы по отношению к сирийским царям, только и думавшим о том, как бы уничтожить этот народ. Евреи продолжали оставаться под властью тех же римлян вплоть до Иисуса Христа. Когда они (евреи. — Ю. С. ) отреклись от него и распяли, те же самые римляне участвовали, сами того не зная, в господнем отмщении и истреблении сего неблагодарного народа»."

Как указывает Ж. Боссюэ, мир народов, подобно миру природы, представляет собой связанную и упорядоченную систему, управляемую волей и обнаруживающую мудрость творца вселенной. Воля бога есть первичная причина. Но она не всегда действует непосредственно. Рука провидения проявляет себя в специальных вторич¬ных причинах, которые и предопределили подъем и упадок Скифии, Эфиопии, Египта, Ассирии, Мидии, Персии, Греции и Рима. Воля бога предписала всем этим народам такие качества, которые были необходимы для того, чтобы они могли выполнить возло¬женную на них провидением миссию. В истории не существует случая, и фортуна есть слово, лишенное смысла. Правит один лишь бог, но он действует через вторичные причины, которые делают народы и людей такими, какими они являются. И лишь в определенных, исключительных случаях, когда бог желает, чтобы его рука была зрима людьми, он вмешивается прямо, непосредственно.

Такой подход открывал возможность, не ограничиваясь ссылками на провидение, заниматься выявлением реальных причин исторических событий. Но самому Ж. Бос¬сюэ делать это не очень хотелось. И в результате он чаще всего объяснял те или иные исторические события прямым вмешательством бога в человеческие дела.

История идет по божественному плану с самого момента творения, но люди, как правило, об этом даже не подозревают. Мало у кого имеется даже малейший проблеск понимания того порядка, который проявляется в каждом их действии, еще меньше тех, которые пытаются сообразовываться с ним. С самого начала истории до ваших дней подавляющее большинство людей ставят перед собой свои собственные цели, доби¬ваясь личных выгод. Однако, несмотря на все это, через все беспорядки, мятежи и войны медленно и молчаливо пробивает себе дорогу божественный план, порядок и прогресс. Люди, которые претворяют ЭТОТ план в жизнь, не знают об этом, как, напри¬мер, не знают математических принципов пчелы, которые создают геометрически пра¬вильные ячейки медовых сот.

Идея Ж. Боссюэ о вторичных причинах была в последующем подхвачена Дж. Вико. Последний, с одной стороны, не мог полностью избавиться от идеи провиденциализма

10 Bossuet [J.B.] Discours 1'histoire universelle. Paris, 1892. Р. 337.

(или, может быть, боясь преследования со стороны духовенства, не решался прямо выступить против нее), с другой, в духе времени, в котором жил, исходил ИЗ того, что нужно искать естественные и только естественные причины всех исторических собы¬тий. Выход ИЗ этой коллизии состоял в признании, что провидение как первичная причина действует только через вторичные причины, которые вполне доступны иссле¬дованию. По существу, в концепции Дж. Вико вторичные причины выступают как единственные, а ссылки на провидение носит число декларативный характер.

Сама по себе периодизация всемирной истории, предложенная Ж.Б. Боссюэ не пред¬ставляет научной ценности. Но важно, что он не просто подразделил историю на периоды (это делали и до него), но был одним из первых, если не первым, кто попытался обосно¬вать необходимость выделения исторических эпох. В последующем подобного рода обос¬нование мы находим в труде Генри Сент-Джона, лорда Болингброка (1678-1751) «Пись¬ма об изучении и пользе истории» (1735; 1752; русск. перевод: М.,1978).

3.4. ВОЗНИКНОВЕНИЕ ГЕОГРАФИЧЕСКОГО ДЕТЕРМИНИЗМА

3.4.1. Вводное замечание

Уже в XVI в. начинает зарождаться членение истории человечества на стадии дикости, варварства и цивилизации, окончательно оформившееся в XVIII в. Все в большей степени становится ясным, что у разных народов и в разных странах могут существовать разные общественные порядки. И перед мыслителями встает вопрос о причинах этого социально-исторического многообразия.

Одно из решений этого вопроса: объяснение разнообразия общественных поряд¬ков, при которых живут люди, различием природных условий их существования. Так возникает географический детерминизм. Этот термин нуждается в пояснении.

Влияние географического фактора на общество и на его развитие бесспорно. Его никто и никогда не отрицал. И само по себе признание этого факта никак не может быть названо географическим детерминизмом. О географическом детерминизме речь может идти только тогда, когда природная среда принимается за главный, основной фактор, определяющий характер социальной жизни. В ранних концепциях географи¬ческого детерминизма природная среда выступала отнюдь не в качестве движущей силы исторического процесса. Она рассматривалась главным образом в качестве фак¬тора, определяющего характер социальных порядков в том или ином конкретном обществе, а также фактора, влиявшего на его развитие.