369 Халед Хоссейни

— А вы знаете, что это самая большая ме-четь в мире?

— Нет, но...

— Один только ее двор вмещает сорок тысяччеловек.

— Отвезете меня туда?

• Да тут и километра не будет.Но он уже выходил из-за стойки.

• Я заплачу за услугу.

Портье вздохнул и покачал головой.

— Подождите здесь.

И он скрылся за дверью.

Вернулся он скоро, в других очках и с ключамив руках. На его месте за стойкой расположиласьмаленькая круглолицая женщина в оранжевом сари.

— Денег я с вас не возьму, — гордо заявилФаяз. — Отвезу так. Я ведь сам отец.

Что мне делать, когда стемнеет? Обратиться вполицию, сообщить им приметы Сохраба? Подукоризненным взглядом Фаяза отвечать на рутин-ные вопросы? И видеть, что за ними кроется одно:кому какое дело до мертвого афганского ребенка!

Слава богу, обошлось. Сохраб сидел на зеле-ном газончике посреди автостоянки. До мечетибыло метров сто.

Фаяз подъехал поближе и помог мне выйти.

— Мне пора возвращаться.

— Ничего страшного, мы немного пройдем-ся, — успокоил я его. — Очень вам благодарен,господин Фаяз. От всего сердца.

Он наклонился ко мне поближе:

370

Бегущий за ветром

• Можно мне вам сказать кое-что?

• Конечно.

Лицо его скрывали сумерки, только очки бле-стели.

— Дело в том, что вы, афганцы... такие бес-печные.

Меня терзала боль. Челюсть тряслась. Каза-лось, вместо внутренностей у меня колючая про-волока. Но все-таки я засмеялся.

— Что такого я сказал? — недоуменно спро-сил Фаяз.

А я давился смехом, мычал, хрюкал и фыркал.

— Ненормальные, — пробормотал портье.

Хлопнула дверь машины. Взвизгнули на пово-роте шины. Задние фонари мигнули в сгущаю-щейся темноте.

— Как ты меня напугал! — Я сел на травурядом с мальчиком и привалился спиной к дере-ву, чтобы не так донимала боль.

Сохраб не сводил глаз с гигантского шатрамечети Шаха Фейсала. Подъезжали и отъезжалиавтомобили, правоверные, одетые в белое, сте-пенно поднимались и спускались по ступенькам.Мы молчали. С минарета мечети, сияющей сот-нями огней, доносился призыв к молитве. Вомраке храм блистал, словно бриллиант, посылаяв небо столб света. Светилось и лицо мальчика.

— Ты когда-нибудь был в Мазари-Шарифе? —неожиданно спросил он.

Колени его были поджаты к подбородку.

— Очень давно, Я уж и не помню ничего.

371 Халед Хоссейни

— Когда я был маленький, папа возил менятуда. Мама и Саса тоже ездили с нами. Папакупил мне на базаре коричневую обезьянку схвостиком крючком. Не настоящую, надувную.

— В детстве у меня, наверное, тоже была такая.

• Мы с папой тогда побывали в голубойМечети. Сколько рядом с ней было голубей!И они совсем не боялись людей. Саса дала мнехлеба, и я покрошил его птицам. Они как наки-нулись все разом! Здорово было.

• Наверное, ты очень тоскуешь по родите-лям, — сказал я.

Видел он, как талибы их убивали, или нет?

• А ты скучаешь по своим папе и маме? —склонил голову набок Сохраб.

• Я-то? Маму я не помню. А отец умернесколько лет назад. По нему я скучаю, да. Иног-да сильно.

— Ты помнишь, какой он был?

Мне вспомнилась могучая шея Бабы, его чер-ные глаза, копна каштановых волос. Сесть емуна колени было все равно что на два бревна.

• Помню. И помню его запах.

• А я стал забывать их лица. Это плохо?

— Нет, — ответил я. — Время все стирает.И тут меня словно что-то толкнуло. Вот же

она, фотография Хасана и Сохраба, у меня внагрудном кармане!

— Держи, — протянул я мальчику снимок.Он взял фото в обе руки, повертел перед

носом, замер и смотрел долго-долго. Не запла-кал, молодец.

372

Бегущий за ветром

Мне вдруг вспомнилась фраза, которую я где-то слышал или читал. «В Афганистане многодетей, но мало детства».

— Возьми себе, — устало сказал я. — Фото-графия твоя.

— Спасибо.

Послышался цокот копыт, мимо нас проехалзапряженный лошадью экипаж. Звенели коло-кольчики на сбруе.

— Я последнее время много думал о мече-тях, — вымолвил Сохраб.

— Да? Почему вдруг?

— Просто они не шли у меня из головы. —Он взглянул на меня. Только сейчас из глаз унего полились слезы. — Можно тебя спросить,Амир-ага?

— Разумеется.

— А Господь... — Сохраб всхлипнул, — Гос-подь низвергнет меня в ад за то, что я сделалтому человеку?

Я попытался его обнять. Мальчик отшатнулся.

— Конечно, нет.

Как мне хотелось прижать его к себе, прилас-кать, утешить, объяснить, что ему не в чем себявинить. Слишком сурово судьба обошлась с нимсамим.

Лицо у Сохраба немного разгладилось.

— Папа мне говорил, что нельзя никому при-чинять зло, даже плохим людям. Вдруг они про-сто не умеют иначе. И потом, самый плохойчеловек может однажды исправиться.

— Не всегда, Сохраб.