Халед Хоссейни

и меня овеял яблочный запах ее волос, я доконца понял, как соскучился.

— Ты как утреннее солнышко после темнойночи, — шепнул я.

— Что?

— Ничего. — Я коснулся губами ее уха. —Это я про себя.

Она присела перед Сохрабом на корточки ивзяла мальчика за руку.

— Салям, Сохраб-джан. Я твоя Хала Сорая.Мы все тебя заждались.

Сердце у меня сжалось. В улыбке жены, в еезаплаканных глазах я увидел воплощенный образматеринства. Как жаль, что у нас нет своих детей!

Глядя в сторону, Сохраб переступил с ноги наногу.

Из кабинета на втором этаже Сорая устроиласпальню для Сохраба. На постельном белье раз-ноцветные змеи парили в синем небе, у шкафа кстене была приклеена полоска бумаги с дюйма-ми и футами — измерять рост мальчика, навидном месте стояла корзинка с книжками, иг-рушками и акварельными красками.

Сохраб безучастно сидел на кровати в своейбелой футболке и новых джинсах, купленныхперед отлетом в Исламабаде, — все это болта-лось на нем как на вешалке. Лицо у него по-прежнему было смертельно бледное, под глаза-ми — темные круги. Глядел он на нас так жеравнодушно, как в госпитале за обедом — натарелки с рисом.

418

Бегущий за ветром

Сорая спросила, как ему понравилась комна-та. Я обратил внимание, что она старается несмотреть ему на запястья с розовыми шрамами ив то же время глаз не может от них отвести.Сохраб наклонил голову и, не говоря ни слова,засунул руки под себя. Посидел немного и лег.Когда минут через пять мы заглянули в комнату,он уже спал.

Мы тоже легли. Сорая заснула у меня нагруди. А у меня, как водится, была бессонница.И с демонами я был один на один.

Где-то в середине ночи я встал и отправилсяк Сохрабу. Мальчик спал. Предмет, торчащий из-под подушки, оказался моментальной фотогра-фией, на которой Рахим-хан запечатлел его вме-сте с отцом.

Со снимка мне щербато улыбался брат.«Отец разрывался между тобой и Хасаном. Онлюбил вас обоих, но свое чувство к Хасанувынужден был скрывать», — писал Рахим-хан всвоем письме. Да, я был законный сын, наслед-ник всего, что отец нажил, в том числе и неис-купленных грехов. А мой сводный брат не имелникаких прав на отцовское богатство, зато уна-следовал его чистоту и благородство. В глубинедуши Баба, наверное, втайне считал его своимнастоящим сыном.

Я осторожно засунул фото обратно под по-душку и внезапно понял, что во мне уже нет низависти, ни ревности, ни желчи. Поразительно,при каких обыденных обстоятельствах на чело-века нисходит прощение. Ни торжественного на-

419 Халед Хоссейни

строения, ни молитвенного экстаза. Просто клу-бок боли, копившейся столько лет, вдруг самсобой истаял и исчез в ночи.

Следующим вечером к нам на обед пришлигенерал и Хала Джамиля. Прическа у тещи сде-лалась короче, а волосы — темнее. С собой онапринесла гостинец — миндальный пирог.

При виде мальчика Хала Джамиля воскликнула:

— Машалла! Какой же ты красивый! Сораяговорила, что ты очень хорошенький, но однодело — услышать, а другое увидеть!

И она вручила ему синий свитер с высокойгорловиной.

— Это я для тебя связала. На следующуюзиму будет в самый раз.

Сохраб принял подарок.

Генерал, опираясь обеими руками на трость,глядел на Сохраба словно на какую-то диковин-ную безделушку.

— Здравствуй, молодой человек. — Вот и все,что он сказал.

Теща забросала меня вопросами насчет моихтравм — в свое время всем было сообщено, что наменя напали грабители. Нет, необратимых по-вреждений у меня нет. Да, через пару недель про-волочный каркас снимут и я смогу есть, как вселюди. Да, конечно, я буду прикладывать ревень ссахаром, чтобы шрамы быстрее зажили. И т. д. и т. п.

Мы с генералом попивали вино в гостиной, ажена с Халой Джамилей накрывали на стол.Слушая мой рассказ о талибах и Кабуле, тесть