142 Бегущий за ветром

Русский и Карим переговорили.

— Он сказал, всякая стоимость облагаетсяналогом.

Вот тут-то поднялся со своего места Баба.Пришла моя очередь хватать его за ногу, но Бабарезким движением высвободился.

Могучая фигура отца заслоняла луну.

— Я хочу его кое о чем спросить, — сказалБаба Кариму, не сводя при этом глаз с русско-го. — Стыд у него есть?

Карим что-то пролепетал, русский ответил.

• Он говорит, сейчас война. Какой можетбыть стыд?

• Скажи ему, что он ошибается. На войнеобязательно надо быть порядочным. Куда болеепорядочным, чем в мирное время.

И приспичило же ему геройствовать! Сердцеу меня колотилось. Мог уж и промолчать разв жизни. Только в душе я знал, что остатьсяв стороне отец не мог — такой уж он уродился.Поубивают нас всех сейчас, а все его врожденноеблагородство!

Русский осклабился и шепнул что-то Кариму.

— Ага-сагиб, — промямлил Карим, — этируси — они не такие, как мы. Они не понимают,что такое честь и достоинство.

— Что он сказал?

— Он сказал, что всадит в тебя пулю с темже удовольствием, что и... — Карим мотнул го-ловой в сторону молодой женщины.

Русский отбросил недокуренную сигарету идостал из кобуры пистолет.

143 Халед Хоссейни

Вот как суждено умереть моему отцу. Здесь,на моих глазах.

Про себя я повторял заученную в школе мо-литву.

— Переведи ему, пусть хоть тысячу пуль вменя всадит, но я не позволю ему опозоритьженщину.

Перед глазами у меня так и встал тот зимнийдень. Камаль и Вали крепко держат Хасана. Яго-дицы Асефа в ритмичном движении напрягаютсяи расслабляются. Напрягаются и расслабляются.

Каким героем я себя тогда показал! Может,Баба мне и на самом деле не родной?

Рука с пистолетом стала медленно подниматься.

— Баба, да сядь же, — дернул я отца зарукав. — Он ведь и вправду убьет тебя.

Баба вырвал руку. Прорычал:

— Так я тебя ничему и не научил.И ухмыляющемуся солдату:

— Скажи ему, пусть постарается убить меня спервого выстрела. Если я не рухну на месте,я его на куски порву, да падет проклятие наголову его отца!

Русский выслушал перевод, но улыбаться неперестал. Дуло пистолета теперь смотрело прямоотцу в грудь. Щелкнул предохранитель.

Я закрыл лицо руками.

Грянул выстрел.

Вот и все. Мне восемнадцать лет, и я сирота.Один на всем белом свете. Баба мертв, предсто-ит погребение. Как мне его похоронить? И кудаподаться потом?

144

Бегущий за ветром

Я открыл глаза, и хоровод гадких мыслей уменя в голове оборвался. Баба стоял, как стоял,зато внизу у машины появился еще один рус-ский. Пистолет в его руке был направлен внебо, из дула поднимался дымок. Солдат, кото-рый намеревался стрелять в Бабу, прятал своеоружие в кобуру, неловко переминаясь с ногина ногу.

Мне захотелось смеяться и плакать одновре-менно.

Второй русский (видимо, офицер, седой и втеле) заговорил с нами на ломаном фарси, изви-няясь за поведение своего товарища:

— На войну присылают мальчишек. А тутполно наркотиков. Накачаются, вот на подвиги итянет. Ну что мне с ним делать?

Седой махнул нам рукой, и мы тронулись сместа. До нас донесся смех, а потом изломанные,пьяные слова старинной свадебной песни.

Минут пятнадцать мы ехали в молчании. Вне-запно муж молодой женщины встал и припалгубами к руке Бабы. Я не очень удивился. И донего многие целовали отцу руку.

А Тоору не повезло — Карим с афганскимсолдатом правду говорили.

За час до рассвета мы въехали в Джелала-бад. Карим быстренько (чтобы не увидел кто)отвел нас в какую-то хижину на перекресткедвух незамощенных улиц, густо заросших ака-циями. Вокруг белели скромные одноэтажные