29 Халед Хоссейни

утренней молитвы оставалось еще целых два ча-са, а преступника уже повесили на ветке дуба.Обо всем этом мне рассказал Рахим-хан, не Баба.Я всегда узнавал об отце что-то новое исключи-тельно от посторонних людей.

— Ничего нет презреннее воровства, Амир, —сказал Баба. — Тот, кто берет чужое, даже подугрозой жизни или ради куска хлеба... Плюю натакого человека. И не приведи Господь, чтобынаши пути сошлись. Понимаешь меня?

Мысль о том, что сделал бы Баба с вором,попадись преступник ему в руки, восхитила ииспугала меня.

— Да, Баба.

— Если где-то там есть Бог, у него наверняканайдутся дела поважнее, чем следить за мной:а вдруг я пью виски и закусываю свининой?А теперь слезай. Что-то у меня жажда разыгра-лась от всех этих разговоров про грех.

И он подошел в бару и налил себе еще ста-канчик.

И когда теперь придет черед следующей заду-шевной беседы? Я всегда чувствовал нелюбовь состороны Бабы. Это ведь из-за меня умерла егообожаемая жена. И если бы я хоть чуточку похо-дил на него характером! Но я был совсем другой.И со временем эта разница только углублялась.

В школе мы частенько играли в «шержанд-жи», «битву стихов». Учитель фарси ввел своиправила, и все проходило примерно так: ты про-износил несколько строк, а твой противник дол-

30

Бегущий за ветром

жен был ответить тебе стихом, начинающимся стой же буквы, которой заканчивалась твоя цита-та. Все хотели играть в одной команде со мной,ведь к одиннадцати годам я знал наизусть десят-ки стихов Омара Хайяма, Хафиза, Руми⁹. Однаж-ды я бросил вызов всему классу и выиграл. Ког-да я радостно рассказал о своей победе Бабе, тоттолько пожал плечами и буркнул: «Молодец».

Утешение я находил в книгах покойной мате-ри и в играх с Хасаном. Я глотал все подряд:Руми, Хафиз, Саади¹⁰, Виктор Гюго, Жюль Верн,Марк Твен, Ян Флеминг. Перечитав все тома изматушкиной библиотеки — кроме трудов по ис-тории, они казались мне скучными, поэмы и ро-маны другое дело, — я стал тратить свои кар-манные деньги на книги. Часть матушкиных книглежала в картонных коробках — там нашлосьместо и для моих приобретений из книжной лав-ки у «Кино-парка».

Быть мужем любительницы поэзии — этоодно, но быть отцом мальчишки, который толь-ко и сидит, уткнув нос в книгу... нет, не такимБаба представлял себе своего сына. Настоящиемужчины не увлекаются поэзией и уж тем болеене сочиняют стихов, Боже сохрани! Настоящиемужчины — когда они еще мальчишки — игра-ют в футбол, вот как Баба в юности. Футбол исейчас оставался его страстью. Когда в 1970 годупроходил чемпионат мира, Баба приостановилстроительные работы и на месяц укатил в Теге-ран смотреть матчи по телевизору. Своего-то те-левидения в Афганистане тогда еще не было.

31 Халед Хоссейни

В надежде разбудить во мне вкус к игре Бабазаписывал меня в различные футбольные коман-ды. Только в игре на меня было жалко смотреть.На своих ножках-спичках я бессмысленно метал-ся по полю, путался под ногами, орал: «Я свобо-ден», отчаянно махал рукой, но никогда не полу-чал пас. И чем больше я старался, тем меньше наменя обращали внимание товарищи по команде.

Но Баба не сдавался. Когда стало окончатель-но ясно, что ни крупицы его силы и ловкости я неунаследовал, отец решил сделать из меня ярогоболельщика. Уж на это-то я сгожусь, ничего слож-ного тут нет. И я притворялся как мог — радо-вался вместе с ним, когда кабульцы забили канда-гарцам, и вопил «судью на мыло», когда в нашиворота назначили пенальти. Однако Баба чувство-вал, что интерес мой — деланный, и в конце кон-цов смирился с тем, что ни игрока, ни настоящегоболельщика из его сына не получится.

Помню, однажды Баба взял меня на ежегод-ный турнир по бозкаши (козлодранию), кото-рый всегда проходит в первый день весны, пер-вый день нового года. Бозкаши — национальнаястрасть афганцев. Чапандаз — мастер-наездник,которому покровительствуют богатые спонсо-ры, — выхватывает из гущи схватки тушу козлаи пускается вскачь вокруг стадиона, чтобы вбро-сить козла в специальный круг, а все прочиеучастники всячески стараются ему помешать:толкают, цепляются за тушу, хлещут всадникакнутом, бьют кулаками. Их цель — добиться,чтобы он выронил козла. Толпа вопила, в толкот-

32

Бегущий за ветром

не и пылище воинственно визжали всадники, подкопытами дрожала земля. Мы сидели на самомверху стадиона, а под нами летели по кругу со-стязающиеся, и пена обильно срывалась с лоша-диных морд и шлепалась на землю.

Тут Баба указал мне на кого-то на трибуне:

— Амир, видишь вон того человека, со всехсторон окруженного людьми?

• Да.

• Это Гёнри Киссинджер.

• Ах, вот это кто.

Я понятия не имел, кто такой Генри Киссин-джер, и собирался спросить. Но в этот момент,к моему несказанному ужасу, чапандаз свалилсяс седла прямо под лошадиные копыта. Под уда-рами тело его закувыркалось в воздухе словнотряпичная кукла, упало на землю (соперникипроскакали дальше), дернулось и застыло. Руки-ноги несчастного были неестественно выгнуты,песок потемнел от крови.

Я зарыдал.

Всю дорогу домой я проплакал. Помню, какБаба вцепился в руль, и пальцы его то сжима-лись, то разжимались. Никогда не забуду отвра-щения на его лице, которое он не смог скрыть.Как ни старался.

Позже, ближе к вечеру, я проходил мимо ка-бинета отца и услышал голоса. Отец беседовал очем-то с Рахим-ханом.

Я приложил ухо к закрытой двери.

— ...Слава богу, у него все в порядке со здо-ровьем, — сказал Рахим-хан.

33

2 Бегущий за ветром