277 Халед Хоссейни

грейка, на голове нуристанский паколъ³⁴ слегканабекрень — как у кумира таджиков АхмадаШах-Масуда, «Льва Панджшера»³⁵.

С Фаридом меня свел в Пешаваре Рахим-хан.По его словам, Фариду всего двадцать девять лет(хотя выглядел он на сорок с лишком), родилсяон в Мазари-Шарифе, но, когда ему исполнилосьдесять, семья переехала в Джелалабад. В четыр-надцать лет он вместе с отцом встал под зеленоезнамя джихада. Два года они сражались с шуравив Панджшерском ущелье, пока залп с вертолетане разорвал родителя на кусочки. У Фарида двежены и пятеро детей. Их было семеро, но двемладшие дочки подорвались на мине под Джела-лабадом, а ему самому оторвало все пальцы налевой ноге и три на руке. После этого он сженами и детьми перебрался в Пешавар.

— КПП, — буркнул Фарид.

Я заерзал на сиденье, забыв на минуту протошноту. Зря беспокоился. Два пакистанских сол-дата лениво подошли к нашей обшарпанной«тойоте» «ленд-крузер», едва заглянули внутрь имахнули рукой, чтобы мы ехали дальше.

В списке неотложных дел, который составилимы с Рахим-ханом, знакомство с Фаридом стоялона первом месте, а уже потом следовал обмендолларов на рупии и афгани, приобретение необ-ходимой одежды и паколя (по иронии судьбы, яникогда не носил традиционного наряда, дажекогда жил в Афганистане), копирование фото-графии, запечатлевшей Хасана и Сохраба, и, на-конец, покупка, пожалуй, самого необходимо-

278

Бегущий за ветром

го — фальшивой окладистой бороды, соответ-ствующей указаниям шариата по версии талибов.Рахим-хан знал в Пешаваре человека, основнымзанятием которого было изготовление бород.Порой его услугами пользовались даже западныежурналисты, освещавшие ход войны.

Рахим-хан настаивал, чтобы я провел в Пеша-варе еще несколько дней: надо же хорошенькообдумать план действий. Но я торопился — бо-ялся, что передумаю, ведь если тянуть и преда-ваться размышлениям, то картина моей благопо-лучной жизни в Америке наверняка перевеситостальное, и я не отважусь на безрассудный по-ступок, означавший искупление грехов. А потомвсе то новое, что ворвалось в мою жизнь, поти-хоньку забудется и канет в Лету. Сорае я, разу-меется, ничего не сказал про Афганистан, ина-че она прилетела бы сюда первым же рейсом.

Стоило нам пересечь границу, как бедность инищета обступили нас со всех сторон. Разбросан-ные между скал кучками детских кубиков убогиедеревушки, растрескавшиеся саманные хижины...Да что там хижины! Четыре деревянных столбаи кусок брезента вместо крыши — вот и всежилище бедняка. Дети в лохмотьях пинали нога-ми шмат тряпок — играли в футбол. На сгорев-шем советском танке, словно вороны, сидели ста-рики. Женщина в коричневой одежде тащила наплече откуда-то издалека большой кувшин, осто-рожно переступая натруженными босыми ногамипо разбитой проселочной дороге.

— Как странно, — заметил я.

279 Халед Хоссейни

— Что странно?

— Кажусь себе туристом в собственной стра-не. — Я глядел на пастуха в окружении шеститощих коз.

Фарид осклабился:

— Ты все еще считаешь эту страну своей?

• Она у меня в душе, — ответил я резче, чемследовало бы.

• И это после двадцати лет жизни в Аме-рике?

Фарид осторожно объехал рытвину.

• Мое детство прошло в Афганистане.Фарид фыркнул.

• Тебе смешно? — спросил я.

• Не обращай внимания.

• Интересно узнать, почему ты фыркаешь?Глаза у шофера блеснули.

— Хочешь знать? — ехидно спросил он. —Давай сыграем в угадайку, ага-сагиб. Ты, навер-ное, жил в большом доме за высоким забором,два или даже три этажа, большой сад, а за фрук-товыми деревьями и цветами ухаживал садовник.Отец твой ездил на американской машине, и увас были слуги, хазарейцы, скорее всего. Когда вдоме устраивались приемы, комнаты украшалиспециально нанятые люди. На пиры приходилидрузья, пили и болтали про свои поездки в Евро-пу или Америку. И клянусь глазами моего стар-шего сына, ты сейчас впервые в жизни наделпаколь. — Фарид ухмыльнулся. Зубы у него бы-ли гнилые. — Я все верно описал?

— Зачем ты так?

280

Бегущий за ветром

— Ты ведь сам спросил. — Фарид указал набредущего по тропе старика в лохмотьях, ко-торый, сгорбясь, тащил на спине мешок с со-ломой: — Вот настоящий Афганистан, ага-са-гиб, тот, который я знаю. А ты всегда былздесь туристом. Откуда тебе знать, как живутлюди?

Рахим-хан предупреждал меня, чтобы я нерассчитывал на теплую встречу со стороны тех,кто остался и перенес все тяготы войны.

• Мне жаль, что твоего отца убили, — ска-зал я. — Мне жаль, что твои дочки погибли. Мнежаль, что ты потерял пальцы на руке.

• А что мне толку с твоих слов? Ты-тозачем вернулся сюда? Продашь отцовский учас-ток и с денежками в кармане упорхнешь обратнов Америку к мамочке?

• Моя мама умерла, когда рожала меня.Фарид молча закурил.

• На обочину!

• Что?!

— Сверни на обочину и остановись! — проси-пел я. — Меня сейчас вырвет.

И я выскочил из машины и замер, зажмурив-шись.

Близился вечер. Дорога спускалась в долинуЛанди-Хана, сожженные солнцем вершины и го-лые бесплодные склоны сменились пейзажами,куда более радующими глаз. За Торхамом вдольдороги появились сосны, правда, их было как-томеньше, чем помнилось мне, и многие деревья