13 Халед Хоссейни

юная принцесса. А на этом снимке Баба у наше-го дома со мной — совсем еще маленьким — наруках, рядом — его лучший друг и компаньонРахим-хан, лица у всех серьезные, утомленные,даже мрачные. Пальцы мои вцепились в рукавРахим-хану, а не отцу.

Изгиб стены тянулся до самой столовой, посе-редине которой стоял стол красного дерева. Заэтот стол свободно могли сесть тридцать гостей,что, кстати, и происходило чуть ли не каждуюнеделю, благо отец мой любил пиры. Панорамузала замыкал огромный мраморный камин, зи-мой в нем всегда пылал огонь.

Большая стеклянная сдвижная дверь вела наполукруглую веранду, окна веранды выходили назадний двор (целых два акра) и на вишневый сад.У восточной стены Баба и Али разбили неболь-шой огород: помидоры, мята, перец и высажен-ная в ряд кукуруза, которая почему-то никогдакак следует не вызревала. Мы с Хасаном прозва-ли это место «стена чахлой кукурузы».

В южной части сада, в тени локвы, стоял домслуг, скромная глинобитная хижина, где жилиАли и Хасан.

Здесь, в этой лачуге, зимой 1964 года, ровночерез двенадцать месяцев после того, как моямама умерла, когда рожала меня, Хасан и по-явился на свет.

За все восемнадцать лет, прожитые в домеотца, я считанные разы бывал у Али и Хасана.Когда солнце пряталось за холмы и играм насегодня наступал конец, Хасан и я расставались.

14

Бегущий за ветром

Я шагал меж розами к особняку отца, а Хасанскрывался в саманном домике, где родился ипрожил всю свою жизнь. В слабом свете двухкеросиновых ламп жилище поражало скудостьюобстановки, чрезвычайным порядком и чистотой.Два тюфяка у противоположных стен, междуними старенький гератский ковер с обтрепанны-ми краями, трехногая табуретка в углу у стола,за которым Хасан рисовал. Почти голые стены,только один коврик с вышитыми бисером слова-ми «Аллах Акбар». Баба купил его для Али водну из своих поездок в Мешхед³.

Здесь, в этой лачуге, Санаубар, мать Хасана,родила его холодным зимним днем 1964 года.Моя мама истекла кровью при родах. А Хасанпотерял свою мать через неделю после того, какпоявился на свет. Тяжкая доля досталась в уделСанаубар, хуже смерти, как сказало бы большин-ство афганцев, — она сбежала с труппой бродя-чих певцов и танцоров.

Хасан никогда не упоминал о своей матери,будто ее и не было вовсе на свете. Думал ли оно ней, хотел ли, чтобы она вернулась, тосковалли, как я тосковал по своей маме, которой никог-да не видел?

Как-то мы пробирались в кинотеатр «Зейнаб»на новый иранский фильм коротким путем —через территорию казармы у средней школы«Истикляль». Баба запретил нам ходить этой до-рогой, но он сейчас был в Пакистане вместе сРахим-ханом. Мы перелезли через забор, пере-прыгнули через ручей и оказались на грязном

15 Халед Хоссейни

плацу, где пылились старые списанные танки.В тени одного из них сидела группа солдат,они курили и играли в карты. Один из служи-вых приметил нас, толкнул соседа и окликнулХасана:

— Эй, ты! Я тебя знаю.

Коренастый, бритоголовый, черная щетина нащеках — мы никогда его прежде не видели. Егозлобная ухмылка испугала меня.

• Не обращай внимания, — шепнул я Ха-сану. — Не останавливайся.

• Ты! Хазара!⁴ Я с тобой говорю! Ну-ка,посмотри на меня! — рявкнул солдат, передалсигарету соседу, поднял руки, чтобы всем быловидно, и принялся совать палец в кулак. Туда-сюда, туда-сюда. — Я был близко знаком с твоейматерью, знаешь? Ой как близко. Я поимел еепрямо у этого ручья.

Солдаты засмеялись. Один даже зашелся ввизге.

— Какая у нее узенькая сладкая манда! —Скалясь, солдат пожимал руки товарищам.

В темноте кинозала, когда сеанс уже начался,Хасан закряхтел, и слезы покатились у него пощекам. Я обнял его, притиснул к себе. Хасанположил голову мне на плечо.

— Он тебя с кем-то перепутал, — прошепталя ему на ухо. — Он принял тебя за другого.

Мне говорили, что никто особенно не удивил-ся, когда Санаубар сбежала. Люди изумлялисьдругому: как это Али, человек, наизусть знаю-щий Коран, мог жениться на Санаубар, женщине

16

Бегущий за ветром

моложе его на девятнадцать лет, красивой, норазвратной и бессовестной, чья дурная репутациябыла вполне заслуженной. Правда, они с Алибыли шииты⁵ и хазарейцы. К тому же она дово-дилась ему двоюродной сестрой, вроде бы выборправильный. Только больше ничего общего меж-ду ними не было. Прекрасные зеленые глаза ивеселое личико Санаубар многих мужчин ввеливо грех. По крайней мере, так говорили. А у Алибыл врожденный паралич мимических мускулов,он не мог улыбаться, и его неподвижное лицобыло словно высечено из камня. Только глазасмеялись или грустили. Говорят, глаза — зерка-ло души. Что правда, то правда, если речь идетоб Али.

Своей походкой, одним движением бедер Са-наубар пробуждала в мужчинах нечестивые мыс-ли. Али же припадал на правую ногу, скрючен-ную и высушенную полиомиелитом. Как-то онвзял меня с собой на базар. Мне было лет во-семь. Шагая вслед за Али, я старался подражатьего шаткой походке. Изуродованная правая ногасовсем его не слушалась, просто чудо, что он ниразу не упал. Я и то чуть не свалился в придо-рожную канаву и захихикал при этом. Али обер-нулся, посмотрел на меня и ничего не сказал. Нитогда, ни потом. Шел себе и шел.

Маленькие соседские дети боялись Али из-заего лица и походки. А вот с детьми постаршебыла просто беда. Когда он выходил, они увязы-вались за ним и дразнили как могли. Некоторыеназывали его Бабалу, страшилище. Эй, Бабалу,