115 Халед Хоссейни

Знойным тягучим июньским днем я зову Ха-сана на вершину нашего холма — говорю, чтопрочту ему свой новый рассказ. Хасан развеши-вает во дворе выстиранное белье — и ужасноторопится, услышав мое приглашение.

Мы обмениваемся парой слов, пока карабкаем-ся по склону. Он спрашивает меня про школу, проновые предметы, я рассказываю ему об учителях,особенно о противном новом учителе математи-ки, бившем болтунов металлической линейкой попальцам. Хасан вздрагивает и предполагает, чтоуж мне-то, наверное, удается избегать наказания.Да, пока мне везло, отвечаю я, про себя прекраснозная, что везение здесь ни при чем, тем более чторазговаривал на уроках я не меньше других. Про-сто отец у меня богат и знаменит.

Садимся у кладбищенской стены в тени гра-ната. Через месяц на склонах холма вымахаютсорняки, пожелтеют и ссохнутся. Но весенниедожди в этом году были долгие и обильные —и потому трава пока зеленая, сквозь нее там исям пробиваются полевые цветы. У подножияхолма сверкает на солнце плоскими крыша-ми Вазир-Акбар-Хан, и легкий ветерок колышетразвешанное для просушки белье.

Срываем с дерева с десяток гранатов, я дос-таю странички со своим рассказом — и вдруготкладываю их в сторону, вскакиваю на ноги иподнимаю с земли перезрелый гранат.

— Что ты сделаешь, если я запущу им в те-бя? — спрашиваю я Хасана, подбрасывая фруктна ладони.

116 Бегущий за ветром

Улыбка исчезает с его лица. Как он постарел!Не возмужал, а именно постарел — эти складкиу рта, морщины возле глаз... Это я тому причи-ной, это мой резец оставил их.

— Так что ты сделаешь? — повторяю я во-прос.

У Хасана в лице ни кровинки. Ветер треплетмою рукопись — хорошо, что листки сколотывместе. Швыряю гранат в слугу, плод попадаетему в грудь, разбрызгивая во все стороны крас-ную мякоть.

В крике Хасана удивление и боль.

• А теперь ты брось в меня! — ору я.Хасан вскидывает на меня глаза.

• Поднимайся! Бросай в меня гранатом!Хасан поднимается. И стоит недвижимо. Лицо

у него такое, будто его внезапно смыла с пляжаволна и унесла далеко в море.

Удар следующего граната приходится в пле-чо, сок окропляет моему товарищу лицо.

— Ну же! Швыряй! — хриплю я. — Давай же,чтоб тебя!

Почему ты меня не слушаешься? Поступи сомной так же, накажи меня, избавь от бессонни-цы! Может, тогда все будет как раньше.

Плод за плодом летит в Хасана. Он не шеве-лится.

— Трус! — срываюсь на визг я. — Ты простожалкий трус!

Не знаю, сколько раз я попал в него. Когдаменя наконец оставляют силы, он весь перемазанкрасным.

117 Халед Хоссейни

В отчаянии падаю на колени.

И тут Хасан поднимает с земли гранат, подхо-дит поближе ко мне, ломает пурпурный шарпополам и расплющивает о собственный лоб.

— Получай. — Сок течет у него по лицу,словно кровь. — Доволен? Легче теперь стало?

И он поворачивается ко мне спиной и сбегаетпо склону вниз.

Стоя на коленях, я раскачиваюсь взад-вперед.Из глаз у меня хлещут слезы.

— Что же мне делать с тобой, Хасан? Что жемне с тобой делать?

Когда слезы высыхают, я направляюсь к дому,уже зная ответ на свой вопрос.

Мне исполнилось тринадцать в то лето, пред-последнее для Афганистана лето мира и согласия.К тому времени наши с Бабой отношения опятьсковал лед. Зря я заикнулся насчет новых слуг,когда мы с отцом сажали тюльпаны, — с этого,наверное, все и началось. Хотя разрыв все равнобыл неизбежен, рано или поздно он бы произо-шел. К концу лета только стук ложек и вилокнарушал тишину за обедом — а после еды Баба,как и раньше, удалялся в кабинет и закрывал засобой дверь. В сотый раз я перечитывал Хафиза иОмара Хайяма, обгрызал до мяса ногти, сочиняясвои рассказы. Исписанные странички я склады-вал стопкой под кроватью, хоть и не надеялся уже,что мне доведется когда-нибудь прочесть их Бабе.

1Ьстей на празднике должно быть много, счи-тал отец, иначе какой же это праздник? За не-