409 Халед Хоссейни

жит немного с закрытыми глазами... О чем ондумал, когда резал себе руку?

В холле меня настиг господин Фаяз.

— Выражаю вам свое глубокое сожаление,но вынужден просить вас покинуть гостиницу.Ваше присутствие здесь отпугивает постояльцеви плохо сказывается на бизнесе, очень плохо.

Пришлось освободить номер. За три дня, ко-торые я провел в госпитале, денег с меня невзяли. Ожидая на улице такси, я вспомнил слова,которые господин Фаяз сказал мне, когда мынашли у мечети Сохраба. Дело в том, что вы,афганцы... такие беспечные. Я тогда посмеялсянад ним, а зря. Ну как я мог заснуть, если передэтим принес Сохрабу весть, которой тот боялсябольше всего на свете?

Таксиста я попросил сперва отвезти меняв персидский книжный магазин. А уже потом вгоспиталь.

В новой палате Сохраба кремовые стены,украшенные обшарпанной серой лепниной, ка-фельный пол когда-то был белым. В палате на-ходился еще один пациент — подросток из Пен-джаба со сломанной ногой, медсестра сказаламне, что он упал с крыши движущегося автобуса.От загипсованной конечности к блокам тянулисьверевочки с грузиками на конце.

Кровать моего племянника была у самогоокна, утреннее солнце освещало ее. Рядом стоялохранник в форме, рот полон вареных арбузныхсемечек, — как несостоявшийся самоубийца, Со-

410

Бегущий за ветром

храб находился под круглосуточным наблюдени-ем. Так полагается, сказал мне доктор Наваз.Увидев меня, охранник отдал честь и покинулпомещение.

Сохраб в больничной пижаме с короткимирукавами лежал лицом к окну. Я думал, он спит,но, когда я пододвинул стул к кровати, глазамальчика распахнулись, он посмотрел на меня иотвернулся. Несмотря на все переливания крови,Сохраб был смертельно бледен, на сгибе правойруки виднелся длинный лиловый шрам — напо-минание о больничных процедурах.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил я.Он не ответил, глядя на детскую площадку за

окном. У качелей в тени гибискуса зеленые вино-градные плети обвивали деревянную решетку. Не-сколько детей копошились в песочнице. По безоб-лачному голубому небу тихо двигался крошечныйсамолетик, оставляя за собой белый след.

— Доктор Наваз говорит, тебя через несколь-ко дней выпишут. Здорово, правда?

Тишина. Пенджабец на соседней койке поше-велился во сне и что-то пробормотал.

— Мне нравится твоя палата. — Я старалсяне смотреть на перевязанные запястья.

Неловкое молчание.

Через несколько минут у меня на лбу и верх-ней губе выступил пот. Я указал на нетрону-тую чашку с гороховым пюре, на платмассовуюложку:

— Ты должен есть, тебе ведь надо набиратьсясил. Может, тебя покормить?

411 Халед Хоссейни

Он с каменным лицом посмотрел мне в глазаи снова отвернулся. Взгляд у него был безжиз-ненный, как тогда, в ванной.

Я достал из пакета у ног подержанную книгу(«Шахнаме», купленная мною в персидской книж-ной лавке) и показал обложку Сохрабу:

— Эту книгу мы с твоим папой читали вдетстве, сидя под гранатовым деревом на холмеу нашего дома...

Сохраб глядел в окно. Я постарался улыб-нуться.

— Больше всего твой отец любил легенду оРустеме и Сохрабе, в честь которого тебя иназвали. Да ты и сам это знаешь.

Какой же я идиот!

— В письме он написал, что и тебе оченьнравится эта история. Почитать?

Сохраб зажмурился и прикрыл глаза рукой.Той самой, с лиловым шрамом.

Я открыл заранее заложенную страницу.

— Начнем.

Интересно, что подумал Хасан, когда впервыесам прочел «Шахнаме» и обнаружил, какой отсе-бятиной я его пичкал?

— «Внимай же повести о битве между Русте-мом и Сохрабом, сколь бы печальной она ни была.

Однажды Ростем, пробудившись чуть свет,наполнил стрелами колчан, оседлал своего могу-чего скакуна Рехша и помчался к Турану. Подороге булавой разил он онагра, зажарил его навертеле из ствола дерева, съел целую тушу и,запив водой из родника, заснул богатырским

412

Бегущий за ветром

сном. Проснувшись, он окликнул коня, но того ислед простыл. Пришлось в доспехах, с оружиембрести пешком...»

Я прочел почти целиком первую главу (дотого места, где юный воин Сохраб является ксвоей матери Техмине, царевне Семенгана, и тре-бует сказать, кто его отец) и захлопнул книгу.

— Хочешь послушать еще? Настала очередьсражений, помнишь? Сохраб ведет свое войсков Иран к Белой Крепости.

Он мотнул головой.

— Ладно. — Меня ободрило, что он хоть как-то отреагировал. — Может быть, продолжимзавтра. Как ты себя чувствуешь?

Рот у Сохраба приоткрылся, и оттуда донессяхрип. Доктор Наваз предупреждал меня, что та-кое возможно, ведь трубка касалась голосовыхсвязок. Мальчик облизал губы и шепотом выго-ворил:

— Устал...

• Врач говорит, так и полагается...Он опять помотал головой.

• Что, Сохраб?Сморщившись, он прошелестел:

• Устал от всего...

Солнечный луч разделял нас, и с той сторонывырисовывалось пепельно-серое лицо Хасана —не того мальчика, с кем я резался в шарики, покамуэдзин не выкликал свой вечерний азан и Алине звал нас домой, и не Хасана, с которым мыиграли на холме в догонялки на закате дня,а изгнанного слуги, тащившего на спине к ма-