354 Бегущий за ветром

враждебный прием и чтобы с тобой не приклю-чилось ничего дурного.

Ты прав: все эти годы я знал, что произо-шло между тобой и Хасаном, он сам мне всерассказал еще тогда, по горячим следам. Тыпоступил дурно, Амир-джан, но не забывай: тыбыл еще мальчик, неопытный и напуганный. Тысурово судил самого себя, и даже сейчас, в Пеша-варе, я видел муки совести в твоих глазах. Этодобрый знак, подлец не испытывает никакихугрызений. Надеюсь, поездка в Афганистан по-ложит конец твоим страданиям.

Амир-джан, мне очень стыдно за ложь, кото-рой мы пичкали тебя все эти годы. Понимаютвое возмущение. Ужасно, что вы с Хасаном незнали правды. Это, конечно, не может послу-жить никому оправданием, но в те годы в Ка-буле предрассудки были порой важнее правды.

Амир-джан, я знаю: в детстве отец был из-лишне строг к тебе. Ты страдал и старалсязавоевать его любовь. Мне было тебя оченьжалко. Только прими во внимание: отец разры-вался между тобой и Хасаном. Он любил васобоих, но свое чувство к Хасану вынужден былскрывать. И он лишил своей любви также итебя, законного сына, наследника всего, что оннажил, в том числе и неискупленных грехов. Современем, когда обида потеряет остроту, тыпоймешь: в тебе отец видел себя. Он был безжа-лостен к самому себе, а значит, и к тебе тоже.Оба вы на своей шкуре познали, что такое мукисовести.

355 Халед Хоссейни

Невозможно описать всю глубину и беспро-светность моего отчаяния, когда до меня дош-ла весть о его кончине. Я любил его как другаи как прекрасного человека. Хочу, чтобы тыпонял: в своем раскаянии отец совершил массудобрых дел. Он щедро раздавал милостыню,построил приют, помогал друзьям деньгами...Порой мне кажется, что всем этим он ста-рался искупить свой грех, и преуспел в этом.

Знаю, Бог милостив. Он простит и твоегоотца, и меня, и тебя. Так прости же и ты —отца, если сможешь, меня, если захочешь. Носамое главное, прости себя самого.

Тебе понадобятся деньги, воспользуйся мои-ми. Это почти все, что осталось от моегобогатства. На покрытие расходов должно хва-тить. Они в ячейке одного пешаварского банка,Фарид знает какого. Ключ прилагаю.

Что до меня, то мне пора. Время не ждет.Хочу провести свои последние дни в одиночестве.Не ищи меня. Это моя последняя к тебе просьба.

Да пребудет с тобой Господь.

Твой друг навеки,Рахим.

Я вытер глаза рукавом больничного халата,сложил письмо и спрятал под тюфяк.

Амир, законный сын, наследник всего нажито-го, в том числе и неискупленных грехов. Наверное,поэтому в Америке мы с отцом сблизились. Ведьтакая перемена. Толкучка, низкооплачиваемая ра-

356 Бегущий за ветром

бота, грязноватая квартира — американский вари-ант саманной хижины... Сына-барчука и сына-слугибольше не было, и это примирило Бабу со мной.

Оба вы на своей шкуре познали, что такоемуки совести. Может быть. И на мне, и на отцележал грех предательства. Только я-то не совершилничего, чтобы свой грех искупить, только усугубилего. Не бессонницу же считать искуплением.

Какие добрые дела числятся за мной?

Когда появилась медсестра — не Айша, другая,рыжая, только вот имя вылетело из головы, —я попросил ее вколоть мне морфий.

На следующее утро трубку у меня из грудивынули. Арманд разрешил жидкую пищу, и Айшапоставила на тумбочку стаканчик с яблочным со-ком. Я попросил ее принести зеркало. Она сдвину-ла на лоб свои бифокальные очки и отдернулазанавеску. Палату залил солнечный свет.

— Только помните, — предупредила меняАйша, — через пару дней вы будете выглядетькуда лучше. Мой зять в прошлом году попал ваварию и проехался лицом по асфальту. Оно унего стало синее как баклажан. А сейчас все вер-нулось в норму, прямо кинозвезда Лолливуда⁴¹.

Ее заверения не достигли цели. Как только явзглянул в зеркало, меня пробрала дрожь. Зрели-ще было такое, будто кто-то взял насос и поста-рался закачать мне под кожу побольше возду-ха. Одни глаза-щелки чего стоят. А рот-то, рот!Просто какой-то раздувшийся кукиш. Все крас-но-синее, на левой щеке, у подбородка и на лбу