26 Бегущий за ветром

голосом. Он толковал нам о пользе выплатызакята⁸ и об обязанности совершить хадж, учил,как правильно совершать ежедневный пятикрат-ный намаз, и заставлял вызубривать стихи изКорана, добиваясь с помощью розги, чтобы мыверно произносили арабские слова (хотя их зна-чение оставалось для нас тайной), дабы они до-стигли ушей Аллаха. Как-то он просветил нас,что ислам считает пьянство великим грехом, закоторый пьяница ответит на Киямате, Судномдне. Надо сказать, в те дни в Кабуле выпивалимногие, и никто не подвергал провинившихсяпубличной порке, хотя, конечно, на употребле-ние алкоголя смотрели косо. Любители покупалибутылку виски, упакованную в оберточную бума-гу, в качестве «лекарства» в известных им апте-ках и, выходя на улицу, старались засунуть свер-ток подальше от посторонних глаз.

Придя в тот день домой, я поднялся наверх,в «курительную», и передал отцу слова законо-учителя. Баба как раз наливал себе виски у барав углу комнаты. Он выслушал меня, кивнул, от-хлебнул из стакана, опустился на кожаный дивани посадил меня к себе на колени — все равночто на два бревна. Затем сделал глубокий вдох ивыдохнул через нос — его усы, казалось, трепе-тали целую вечность. Я уж и не знал, то лиобнять его, то ли испугаться и убежать.

• Вижу, то, чему сейчас учат в школе, тебясмутило, — наконец проговорил Баба басом.

• Но ведь если он сказал правду, получается,ты грешник, отец.

27 Халед Хоссейни

— Хм-м-м. — Баба раскусил кубик льда. —Хочешь знать, что твой отец думает насчетгреха?

— Да.

— Я скажу тебе. Только запомни хорошенько,Амир, эти бородатые болваны никогда не научатничему хорошему.

— Ты имеешь в виду муллу Фатхуллу-хана?Баба повел рукой, в которой сжимал стакан.

Лед звякнул.

— Я имею в виду всех этих самодовольныхобезьян, достойных лишь плевка в бороду.

Я представил себе, как Баба плюет в боро-ду обезьяне (хоть бы и самодовольной), и за-хихикал.

• Они способны, только теребить четки ицитировать книгу, языка которой они даже непонимают. — Баба отпил глоток. — Не приведиАллах, если они когда-нибудь дорвутся до властив Афганистане.

• Но мулла Фатхулла-хан вполне приятный, —с трудом выдавил я, корчась от смеха.

• Чингисхан, говорят, тоже был приятныммалым. Но довольно об этом. Отвечаю на твойвопрос о грехе. Ты слушаешь?

• Да, — сказал я и плотно сжал губы, стара-ясь сдержать смех. Но хихиканье прорывалосьчерез нос.

Баба холодно посмотрел мне в глаза, и охотасмеяться у меня сразу прошла.

— Хоть раз в жизни с тобой можно погово-рить как мужчина с мужчиной?

28 Бегущий за ветром

• Да, Баба-джан. — Слова отца больно заде-ли меня. Такая минута — Баба нечасто говорилсо мной, да еще посадив на колени, — а я своейдуростью все испортил.

• Отлично. — Баба отвел глаза в сторону. —Что бы ни говорил мулла, существует толькоодин грех. Воровство. Оно — основа всех прочихгрехов. Ты это понимаешь?

• Нет, Баба-джан. — Как мне хотелось по-стигнуть смысл слов отца и не разочаровыватьего снова.

Баба раздраженно вздохнул — хотя вообще-то был человеком терпеливым. У меня занылосердце. Сколько раз он являлся домой затемно, ия вынужден был обедать один и все спрашивал уАли, где отец и когда придет, хотя и так знал,что Баба пропадает на стройплощадке — ведьбез хозяйского догляда никак нельзя. Вот гденужно терпение, и немалое. Я уже ненавиделсирот, для которых он строил приют, и желал,чтобы они померли вслед за своими родителями.

— Убийца крадет жизнь, — сказал Баба. —Похищает у жены право на мужа, отбирает удетей отца. Лгун отнимает у других право направду. Жулик забирает право на справедливость.Понимаешь теперь?

Я понимал. Когда Бабе исполнилось шесть, вдом деда среди ночи забрался вор. Дед, уважае-мый судья, встал на защиту имущества, но ворударил его ножом в горло — и убил на месте,лишив Бабу отца. Горожане поймали вора в туже ночь, им оказался приезжий из Кундуза. До