211 Халед Хоссейни

белье, регулярно читала вслух газеты (междуна-родный раздел). Она готовила ему его любимоеблюдо — картофельную шорву (несколько ло-жек Баба еще мог проглотить) — и каждый деньвыводила на прогулку вокруг дома. Когда бо-лезнь окончательно приковала отца к постели,Сорая сама переворачивала его с боку на бок,дабы не образовались пролежни.

Как-то я пришел домой пораньше — и успелзаметить, как Сорая быстро спрятала что-то от-цу под одеяло.

— А я все видел. Что это вы там вдвоемзатеяли? — закричал я с порога.

— Ничего, — смущенно улыбнулась Сорая.

— Вруша. — Сунув руку в постель, я наша-рил какой-то прямоугольный предмет. — Что это?

Но я уже и сам догадался. В руках у меня былблокнот в коричневой кожаной обложке, по-даренный мне Рахим-ханом на тринадцатилетие.

Перед глазами встало ночное кабульское небо,разрываемое разноцветными сполохами фейер-верка.

— Я и не знала, что ты так хорошо пишешь, —пролепетала Сорая.

Баба приподнял голову от подушки.

— Это я ей подсказал. Ты, надеюсь, не против?Я сунул блокнот Сорае и пулей выскочил из

комнаты. Ведь Баба терпеть не мог, когда я плакал.

Где-то через месяц после свадьбы тесть итеща, Шариф, его жена Сьюзи и пара-другаяСораиных тетушек наведались к нам в гости.

212

Бегущий за ветром

Сорая приготовила сабзи чалав — белый рис сбараниной и шпинатом. После обеда мы пилизеленый чай и, разделившись на четверки, игралив карты. Сорая и я играли с Шарифом и Сьюзиза кофейным столиком. Баба лежал рядом надиване, следил за игрой, смотрел, как мы с Сора-ей сцепляем пальцы, как я поправляю ей непо-слушный завиток волос, и довольно улыбалсяпро себя. Афганская ночь обнимала его, и топо-ля склонялись над ним, и звенели в саду сверчки.Около полуночи отец попросил отвести его впостель. Мы с Сораей подставили с двух сторонплечи и сплели наши руки у него за спиной. Ужележа в кровати, он попросил нас обоих нагнутьсяи по очереди поцеловал.

• Я сейчас принесу тебе таблетки и воду, —сказала Сорая.

• Сегодня не надо, — отозвался Баба. —Сегодня у меня ничего не болит.

• Хорошо, — согласилась она и поправилаему одеяло. — Спокойной ночи.

И Баба уснул.И не проснулся.

Перед мечетью в Хэйворде все свободноепространство оказалось забито машинами —ближе чем за три квартала было не припарко-ваться.

У входа в мужскую часть храма — большуюквадратную комнату, устланную афганскими ков-рами, — громоздилась целая гора обуви. Сотнилюдей сидели на тюфяках скрестив ноги и вни-

213 Халед Хоссейни

мали мулле, нараспев читавшему в микрофонсуры из Корана. Я сидел у самой двери, как иполагается родственнику усопшего. Генерал Тахе-ри расположился рядом со мной.

Через открытую дверь я видел подъезжаю-щие машины. Из них выходили мужчины в тем-ных костюмах, женщины в черных платьях, сголовами, закутанными в традиционные белыехиджабы, и направлялись к мечети.

Под торжественные слова мне вспоминаласьстарая история, как Баба в Белуджистане борол-ся с гималайским медведем. Да и вся его жизньбыла борьба, превратности судьбы наваливалисьна него зверем. Умерла обожаемая жена — из-воль сам воспитывать сына. Покинул ватан, ро-дину, — изволь сражаться с бедностью и уни-жаться. А тут еще и болезнь — вот противникне по силам. Только он и здесь поставил своиусловия.

После каждой череды молитв все новые иновые люди выстраивались в очередь и прино-сили мне свои соболезнования. Я, как велитобычай, пожимал им руки (хотя многие лицабыли мне едва знакомы), печально улыбался,благодарил. Все они говорили о Бабе добрыеслова:

• Он помог мне построить дом в Таймани...

• Да будет благословенна память о нем...

• Только он дал мне в долг...

— Он устроил на работу меня, чужого емучеловека...

— Он был мне как брат...

214

Бегущий за ветром

В их глазах я был сын своего отца, не более.Ему, ему были обязаны люди, не мне. И вот онскончался. Кто теперь наставит меня на путьистинный? Как мне теперь жить без него?

Ужас проник мне в душу.

Казалось, погребение состоялось только что.Когда Бабу опускали в могилу на мусульманскойчасти кладбища, мулла и какой-то другой чело-век затеяли яростный спор, какой именно аят изКорана полагается читать в этом случае, и, еслибы не вмешался генерал Тахери, неизвестно, чембы дело кончилось. Бросая яростные взгляды напротивника, мулла прочел нужный стих. В моги-лу полетели первые комья земли. Не выдержав,я отошел в сторону и присел на скамейку подкленом.

И вот уже последний из явившихся почтитьпамять покойного кланяется мне и выходит. Ме-четь пуста. Мулла отсоединяет микрофон, наки-дывает на Коран зеленый покров. Генерал и япод палящими лучами солнца спускаемся по сту-пенькам. Разбившись на группы, люди курят, доменя долетают обрывки разговоров. На следую-щей неделе в Юнион-Сити состоится футболь-ный матч, в Санта-Кларе открылся новый аф-ганский ресторан. Жизнь идет своим чередом.Только Бабы среди живых нет.

— Ну как ты, бачем? — заботливо осведом-ляется генерал.

Сжимаю зубы, стараясь сдержать слезы. Весьдень душу рыдания, которые так и рвутся изгруди.