148 Бегущий за ветром

рассказал Бабе, как три месяца назад шальнаяпуля угодила его жене в висок и убила на месте.Про Камаля он тоже рассказал, но шепотом, доменя долетали только обрывки слов:

— Не надо было отпускать его одного... онведь такой красавчик... четверо их было... онпытался сопротивляться... Господи... они овла-дели им... все брюки были в крови... и теперь неговорит ни слова... только смотрит...

Через неделю Карим сказал нам, что отре-монтировать грузовик невозможно.

— Есть еще один вариант. — Голос Каримаперекрыл стоны. — У моего двоюродного братаесть бензовоз, и он уже не раз возил на немлюдей. Брат сейчас в Джелалабаде и, наверное,сможет забрать нас всех.

Все согласились, кроме одной пожилой пары.

В эту же ночь мы уехали — я с Бабой, Камальс отцом, все остальные. Карим и его двоюродныйбрат Азиз — плешивый крепыш с квадратнымлицом — помогли беженцам забраться по лесенкев цистерну. Помню, как Баба спрыгнул обратно наземлю, достал табакерку, развеял ее содержимоепо ветру, зачерпнул пригоршню дорожной грязи,поцеловал, положил в металлическую коробочкувместо табака и спрятал родную землю в нагруд-ный карман — у самого сердца.

Паника.

Открываю рот. Широко-широко, даже че-люсть скрипит. Дыши, дыши глубже, наполняй

149 Халед Хоссейни

воздухом легкие. Но дыхательные пути не слу-шаются. Они усыхают, сжимаются, схлопывают-ся, и кажется, что я дышу через соломинку. Уду-шье хватает меня за горло. Руки трясутся, телозаливает ледяной пот. Закричать бы — но дляэтого надо вдохнуть побольше воздуха. Только неполучается.

Паника.

В подвале было темно. В цистерне — аб-солютный мрак. Смотрю направо-налево, машуперед глазами руками — ни зги не видно. Мор-гаю. Легче не становится. С воздухом что-то нетак, почему он такой густой? По законам физикиэто невозможно. Разгребаю воздух руками, раз-рываю на мелкие кусочки, пытаюсь запихнутьсебе в дыхалку. Как воняет бензином! Глаза щип-лет так, словно под веки мне выдавили лимон,ноздри обжигает огнем. В груди зарождаетсякрик — и нарастает, нарастает...

Тут происходит маленькое чудо. Баба трогаетменя за руку, и я вижу зеленые огоньки. Эточасы у него на запястье. Глаз не могу оторвать отзеленоватых светящихся стрелок. А то я ужеиспугался, что ослеп.

Потихоньку мир вокруг меня оживает. Слышустоны и сдавленные молитвы. Слышу плач мла-денца и «баю-баю» его матери. Кого-то рвет. Кто-то проклинает шурави. Грузовик раскачиваетсятуда-сюда. Люди стукаются головами о металл.

— Думай о чем-нибудь приятном, — шепчетмне на ухо Баба. — Вспомни какой-нибудь сча-стливый момент.

150

Бегущий за ветром

О приятном и счастливом. Даю простор фан-тазии. И вот что приносит она.

Пагман. Пятница, разгар дня. Буйно заросшийлуг и шелковицы в цвету. Мы с Хасаном стоимпо колено в траве. Я тяну за лесу, шпуля вертит-ся в мозолистых руках Хасана, наши глаза при-кованы к парящему в небе змею. Мы молчим —и не потому, что нам нечего сказать. Просто мыпонимаем друг друга без слов. Ведь мы молоч-ные братья, мы вместе с первых дней жизни.Ветерок шевелит траву, и Хасан раскручиваетшпулю. Потоки воздуха несут змея, он велича-во снижается и взмывает вверх. Наши слившие-ся тени пляшут на колышущейся траве. Из-занизкой кирпичной стены на другом конце лугадоносится смех, журчание фонтана и музыка,знакомая до боли. По-моему, кто-то исполняет«Я Моула» на струнах рубаба²⁰. Нас зовут: порапить чай с пирожными.

Не помню ни месяца, ни года. Но воспомина-ние живет во мне, будто заключенный в прочнуюоболочку кусочек счастья, будто яркий мазок насером, безрадостном полотне, в которое превра-тилась наша жизнь.

Весь оставшийся путь вспоминается как об-рывки и ошметки звуков и запахов, прошлого инастоящего: грохот МиГов, далекие автоматныеочереди, крик осла, блеяние овец и звяканье ко-локольчиков, шорох гравия под колесами маши-ны, надрывный крик ребенка, вонь бензина, бле-вотины и дерьма.