420 Бегущий за ветром

кивал в нужных местах, при упоминании о чело-веке, продававшем свой протез, поцокал языком.Про казнь на стадионе «Гази» и Асефа я упоми-нать не стал. Рахим-хана генерал знал по Кабулуи скорбно покачал головой, услышав про егоболезнь. Но, судя по взглядам, какие тесть бро-сал на Сохраба, дремлющего на диване, мы топ-тались вокруг да около основной темы.

Расправившись с обедом, генерал решительноотложил вилку и взял быка за рога.

• Амир-джан, так ты расскажешь нам, отку-да взялся этот мальчик?

• Икбал-джан! Что за вопросы ты зада-ешь? — возмутилась Хала Джамиля.

• Пока ты занята своим вязанием, моя доро-гая, мне приходится заботиться о том, что гово-рят в обществе о нашей семье. Люди будут спра-шивать. Им захочется узнать, почему какой-тохазарейский мальчик живет под одной крышей смоей дочерью. Что мне им ответить?

Сорая уронила ложку.

— Можешь им сказать...Я взял жену за руку:

— Спокойно, Сорая. Все в порядке. Гёнерал-сагиб совершенно прав. Люди будут спрашивать.

— Но, Амир...

— Не стоит волноваться. — Я повернулся ктестю: — Дело в том, генерал-сагиб, что мойотец спал с женой своего слуги и прижил с нейребенка по имени Хасан. Его недавно убили.Мальчик на диване — сын Хасана. Он мой пле-мянник. Вот так и отвечайте, если вас спросят.

421 Халед Хоссейни

Все выпучили на меня глаза.

— И вот еще что, генерал-сагиб. Никогдабольше не называйте его «хазарейским мальчи-ком» в моем присутствии. Моего племянника зо-вут Сохраб.

За столом воцарилось глубокое молчание.

Назвать Сохраба «спокойным» не повора-чивался язык. Ведь это слово подразумеваетнекую умиротворенность, плавность, безмятеж-ность. Спокойствие — это когда жизнь течетнеторопливо, чуть слышно, но уверенно.

А если жизнь застыла и не движется, то ка-кая она? Оцепенелая? Безмолвная? И есть лиона вообще?

Вот таким и был Сохраб. Молчание облегалоего словно кокон. Мир не стоил того, чтобы онем говорить. Мальчик не жил, а существовал,тихо и незаметно.

Порой мне казалось, что люди в магазине, наулице, в парке не видят Сохраба, смотрят сквозьнего, будто никакого мальчика и нет. Сижу, чи-таю, подниму глаза от книги — а Сохраб сидитнапротив меня, словно возникнув из ничего. Онне ходил, а скользил словно тень, даже движениявоздуха не чувствовалось. А большую часть вре-мени он спал.

Сорая очень расстраивалась из-за маленькогомолчуна. Мы еще приехать не успели, а женауже напридумывала для него и занятия по плава-нию, и футбол, и кегли. И что ее ждало? Ни разуне раскрытые книжки в детской, линейка для

422

Бегущий за ветром

измерения роста без единой отметки, нетронутыесоставные картинки-пазлы? О своих собствен-ных несбывшихся мечтах я уж и не говорю.

А вот в мире было неспокойно. Во вторникутром, 11 сентября, рухнули башни-близнецы инастали большие перемены. Всюду замелькалиамериканские флаги: на антеннах такси, на одеж-де прохожих, даже на замызганных кепках попро-шаек. Как-то прохожу мимо Эдит, уличной музы-кантши, каждый день играющей на аккордеонена углу Саттер-стрит и Стоктон-стрит, а у тойна футляре инструмента — американский флаг.

Вскоре США подвергли Афганистан бомбар-дировке, на политическую сцену опять вышелСеверный альянс, талибы, словно крысы, попря-тались по пещерам. Зазвучали названия городов,знакомые мне с детства: Кандагар, Герат, Мазари-Шариф. Когда я был совсем маленький, Бабавозил меня с Хасаном в Кундуз, мы втроем сиде-ли в тени акации и по очереди пили арбузныйсок из глиняного горшка — вот и все, что сохра-нила память. Теперь с уст Дена Разера, ТомаБрокау⁴⁶ и многочисленных посетителей кофеенне сходила битва за Кундуз, последний оплотталибов на севере. В декабре представители пуш-тунов, таджиков, узбеков и хазарейцев собралисьв Бонне, и под недремлющим оком ООН началсяполитический процесс, призванный положить ко-нец кровопролитию, длящемуся уже более двад-цати лет. Каракулевая шапка и зеленый чапанХамида Карзая приобрели популярность.

Все это прошло мимо Сохраба.