45 Халед Хоссейни

Где те времена, когда я готов был молитьсяна Бабу? Сейчас я готов был вскрыть себе веныи истечь кровью. Поганой кровью, унаследован-ной от него.

Через час, когда уже смеркалось, друзья от-правились на машине отца на какой-то раут. Напути к выходу Рахим-хан присел передо мной накорточки, протянул мне мой рассказ и еще ка-кой-то сложенный листок, улыбнулся и сказал:

— Это тебе. Потом прочтешь.Помолчав, он сказал еще кое-что. Всего одно

слово, но оно вдохновило меня на писательскийтруд больше, чем самые цветистые комплиментыиздателей.

Это было слово:

— Браво.

Потом, когда они ушли, я сидел на кровати игорько жалел, что Рахим-хан — не отец мне.Я представил Бабу с его неохватным торсом, егокрепкие объятия, и запах одеколона по утрам, иколючую бороду. И вдруг ощутил такую винуперед ним, что мне стало плохо.

В туалете меня вырвало.

Ночью, свернувшись клубком в постели, явновь и вновь перечитывал записку Рахим-хана.

Амир-джан,

Мне чрезвычайно понравился твой рассказ.Машалла*, Аллах наградил тебя особым талан-том. Теперь твой долг развить его, ибо тот,

* Слава Богу (арабск.).

46 Бегущий за ветром

кто растратит зря Божий дар, подобен ослу.Свой рассказ ты написал совершенно грамотнои стилистически своеобразно. Но больше всегоменя удивило, что в нем присутствует иро-ния. Возможно, это слово тебе еще не знакомо.Однажды ты поймешь его смысл. Пока скажутолько, что многие писатели всю свою жизньстараются внести в свое творчество иронию,и не у всех выходит. У тебя получилось уже впервом рассказе.

Моя дверь всегда открыта для тебя, Амир-джан. Любой твой рассказ будет мне в радость.Браво.

Твой другРахим.

Вдохновленный словами Рахим-хана, я схва-тил листочки и помчался вниз, где в вестибюлена тюфяке спали Али и Хасан. Им полагалосьночевать в господском доме только в отсутствиеБабы, чтобы я оставался под присмотром Али.Я принялся трясти Хасана за плечо и, когдаон проснулся, сообщил, что хочу прочитать емурассказ.

Он протер заспанные глаза и потянулся.

— Прямо сейчас? А сколько времени?

— Неважно сколько. Это особенный рассказ.Я сам его написал.

Лицо Хасана осветила радость.

— Тогда я должен послушать. — Он ужесбрасывал с себя одеяло.

47 Халед Хоссейни

Мы прошли в гостиную к мраморному ками-ну. Уж сейчас-то я читал слово в слово, ничего недобавляя от себя, ведь автор был я сам! Хасан —прекрасный слушатель — весь погрузился в фа-булу, лицо его менялось в зависимости от тональ-ности повествования. Когда я прочел последнююфразу, он тихонько хлопнул в ладоши.

— Машалла, Амир-ага. Браво!

• Тебе правда понравилось? — Я смаковалуже второй положительный отзыв.

• Когда-нибудь, Иншалла*, ты будешь вели-ким писателем, — сказал Хасан. — Твои расска-зы будут читать люди во всем мире.

• Ты преувеличиваешь, Хасан. — Я гляделна него с обожанием.

• Нет. Ты будешь великим и знаменитым. —Он смущенно откашлялся. — Только можно мнезадать тебе один вопрос?

• Да, конечно.

• Вот что... — Он остановился на полуслове.

• Давай же, Хасан, — ободряюще улыбнул-ся я, хотя на душе у меня почему-то кошкизаскребли.

• Вот что. Этот человек — зачем он убилсвою жену? Чтобы ему стало грустно и он за-плакал? А не проще ли было просто поню-хать лук?

Я был потрясен. Как я сам не догадался!Надо же было написать такую глупость! Губымои беззвучно шевельнулись. В один день мне

* Бог даст (арабск.).