Глава VI

Проблемы правового развития российского общества

239

шло как бы от противного: вначале была полностью разрушена прежняя судебная система, затем — постепенное и медленное возвращение к тому, что было разрушено. Данный процесс идет и сегодня, так что говорить о приросте и в этом направлении можно только с большими оговорками. На правосудии сказывалась концентрация власти в руках политической элиты. Последнее позволяло государству постоянно и надежно держать правосудие в политической и экономической зависимости, и уже на этой основе, по собственной инициативе, определять границы самостоятельности и независимости правосудия.

Все это позволяет говорить о том, что отношения в областях, которые как будто регулировались действующим законодательством, в подавляющем большинстве случаев именовать правовыми все еще нельзя. Россия в рассматриваемый период еще отчетливее, нежели в конце предшествующего, являет собой статическое общество, находящееся на начальной фазе развития.

С 1917 до конца 80-х годов российское общество в своем развитии прошло несколько этапов, каждый из которых был по своему беспощаден к правам и свободам населения. Это можно сказать применительно к периоду военного коммунизма с его всеобщей трудовой повинностью, военными методами в экономике, террором, новой экономической политикой с ее уступками крестьянам. Так, в мае 1925 г. Пленум ЦК партии разрешил сдачу крестьянам земли в долгосрочную аренду (до 12 лет), выделение крестьян из общины (идея П. А. Столыпина), были снижены налоги. И одновременно происходило дробление земельных наделов крестьян, устанавливались крайне невыгодные закупочные цены, росло недоброжелательное отношение к так называемым кулакам.

Насильственная коллективизация сельского труда и ускоренная индустриализация вызвали в стране огромную миграционную активность и высокую степень социальной мобильности (как восходящей, так и нисходящей).

В деревне общественные структуры и традиционный уклад были полностью уничтожены. Одновременно оформлялось молодое городское население, представленное бурно растущим рабочим классом. Этот класс почти полностью состоял из уклонявшихся от коллективизации вчерашних крестьян, новой технической интеллигенции, сформированной из рабочих и сельского населения.

Если рассматривать эти процессы в свете общей теории социальной мобильности, то очевидно позитивное влияние восходящей мобильности, которая предоставляла новые формы для реализации активного потенциала крестьянского населения, снимая тем самым значительное социальное напряжение. Однако в конкретном плане все выглядело далеко не столь радужно.

Социальное преуспевание одних было обязательно связано со смещением других, которые назывались «нетрудовыми элементами» и отправлялись в лагеря. Население этих лагерей постепенно стало рассматриваться как экономический ресурс, который ничего не стоит, но может приносить экономическую пользу.

Первая миграционная волна в 30-е годы была связана с массовым переселением крестьян в города: с 1926 по 1939 годы городское население увеличилось на 30 млн человек, из которых от 23 до 25 млн были крестьяне, ушедшие из деревни с началом коллективизации.

Чрезмерный, хаотический, непланируемый рост городов приводил к тому, что возникла острая жилищная проблема (в Москве, например, в 1939 г. на одного жителя приходилось 4 кв. м.).

Окрестьянивание городов, в первую очередь рабочего класса, приводило к снижению дисциплины труда, поломке техники и инвентаря, росту хулиганства, алкоголизму, правонарушениям. Ухудшалось качество выпускаемой продукции, увеличивалась текучесть рабочей силы.

Такая ситуаций сохранялась до конца 30-х годов, когда власти стали срочно принимать меры. Меры эти были, главным образом, репрессивные. К примеру, Постановлением от 8 марта 1939 г. любое опоздание на работу более чем на 20 мин. приравнивалось к неоправданному отсутствию, а повторное опоздание вело к увольнению. 26 июня 1940 г. вышло новое Постановление, предусматривавшее значительное увеличение рабочего времени — семидневную рабочую неделю и восьмичасовой рабочий день (вместо прежней шестидневной рабочей недели и семичасового рабочего дня). Согласно данному Постановлению любой случай неоправданного отсутствия на работе подлежал рассмотрению в народном суде, нарушитель приговаривался к исправительным работам на рабочем месте сроком до 6 месяцев с удержанием из зарплаты 25 % (действовало до 1956 г.).

В 1932 г. были введены паспорта для населения городов, рабочих поселков, районных центров и пр. Паспорта не выдавались кулакам и раскулаченным, практически все крестьяне не имели паспортов. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 26 июня 1940 г. рабочие и служащие государственных предприятий были уравнены с колхозниками — они не имели права переходить с одного предприятия на другое!

С другой стороны, измученные крестьяне стали пополнять самый неквалифицированный слой промышленного и строительного пролетариата. Такую возможность открыла для них индустриализация. Для крестьянина минимальная зарплата, которой хватало только на пропитание, казалась ему раем, благодатью государства. Исторически приученный к послушанию, в новых условиях, дающих ему работу и пищу, он не хотел даже заикаться о

каких-то там гражданских правах и свободах. Более того, из такого слоя складывались разного рода активисты, которые были одержимы идеалами будущего. Именно у них вырабатывалась твердая уверенность, что им повезло, и они не в толпе безработных и не в голодающей деревне.

Простая гарантия труда, минимальная зарплата образовывали тот базис, на котором могли надстраиваться иные притязания. Ясно, что обладатель трудового пайка был готов отказаться от любой из вторичных ценностей, если ее приобретение грозит потерей работы. Неквалифицированный рабочий смекает: нужно, чтобы средства существования доставались ему совершенно не зависимо от конечных результатов деятельности в порядке возмещения затраченных физических усилий.⁴²

20-30-е годы были временем всеобщего, тотального движения населения на короткие дистанции. Все временно. Никто не живет, но почти все верят, что жизнь впереди и потому всем кажется, что они живут. Не было личного быта: его заменяли казенные (государственные) койки в таких же государственных бараках, вагончиках, общежитиях. Не было ни вещей, ни знаний, ни развития индивидуальных потребностей. Не было ни прошлого, которое заученно презирали, ни настоящего, которое люди понимали как подготовку к чему-то, что и есть главное. Они могли жить только будущим, мечтой, которая выражалась словом «социализм». И косились на того, у кого было что-то свое, на того, кто чем-то дорожил уже сегодня, будь то имущество, знания, умения или что-либо другое. Косились на любого, кто выделялся из ряда, кто пробовал работать и жить на себя, а не только ради «всеобщего счастья» и «освобождения человечества». Они называли все это мещанством, несознательно, но готовы были к тому, чтобы записать их в список врагов.⁴³

Утрата привязанности к настоящему, «тотальная временщина» должны была иметь своим следствием тотальное внутреннее отчуждение от права как института регулирования сегодняшних общественных отношений.⁴⁴

Перед нами результаты длительного действия мощного фактора, который определял существование у подавляющего числа населения весьма ограниченного круга юридических прав и свобод и практическое отсутствие фундаментальных, т. е. естественных прав и свобод.

Обладатель неквалифицированной рабочей силы включался в производство на началах полной неправомочности, в качестве производителя он не имел никакого «права на право». Он не мог ни торговаться об условиях применения

⁴² Соловьев Э. /О. Правовой нигилизм и гуманистический смысл права // Квинтэссенция: Философский альманах. М., 1990. С. 183.

⁴³ Клямкин И. Почему трудно говорить правду //Новый мир. 1989. № 2. С. 230.

⁴⁴ Там же.

Проблемы правового развития российского общества 241^

своего труда, ни тем более требовать их изменения. На его долю оставались лишь просьбы, легитимируемые крайней бедственностью материального положения.⁴⁵

Изначальная, заданная неправомочность людей труда и являлась первоистоком многопланового правового нигилизма, к которому склонялись крестьяне и мастеровой люд и в прошлом, и в XX столетии (новобранцы индустриализации). Чтобы понять действовавшие при этом механизмы, сдерживающие правовое развитие страны, необходимо проследить, в какой последовательности могло развиваться просительное, петиционное сознание у большинства, если не у всего российского общества.

Применительно к 30-м годам XX в., первое петиционное притязание, которое должен был предъявлять рабочий человек государству-работодателю, — это прошение о гарантиях труда и прокормления, о сохранении за ним самой возможности находиться на промышленной стройке (а не в толпе безработных или голодающей деревне).

Можно сказать, что, полагая это притязание в качестве приоритетного, новоиндустриальный предпролетарий выступал в качестве наследника «социально беспризорного», временно люмпенского рабочего класса периода разрухи.

Простая гарантия труда (т. е. любой и всякой, пусть самой невыгодной промышленной занятости) образует базис, над которым и надстраиваются все другие петиционные притязания неквалифицированной, не имеющей никаких корней в самом обществе рабочей силы. Ее обладатель готов отказаться от любой из вторичных просьб, если она придет в противоречие с самой возможностью любой работы. «Привязанность к фабрике», как и к земле, и в XX в., точно так же как и в XVII в., выражалась в том, что работник, выпадавший из бригады, мог быть не принят в другую и ему грозила опасность увольнения. Поэтому за возможность пребывания в своей бригаде работник готов был платить самую серьезную плату, признавая справедливыми любые формы острастки и кары.

О наличии в обществе права, о правовом развитии можно говорить лишь в том случае, если член этого общества признан государством в качестве разумного существа, способного самостоятельного решать, что для него нравственно, ценно и выгодно. При отсутствии этого можно говорить о вяло­текущих процессах правового развития, при которых свод права оказывается одновременно и руководством для моральной полиции. Он жестко регламентирует поступки подданных и как бы устанавливает предварительную цензуру за их поведением. Предполагается, что государственные поста-

⁴⁵ Соловьев Э. Ю. Правовой нигилизм и гуманистический смысл права. С. 182.

242

Глава VI

новления и предписания в принципе охватывают всю гражданскую жизнь, а потому любая новая инициатива, любая частная или корпоративная свобода должны специально каждый раз санкционироваться в качестве привилегий.

Получается, что указно-инструктивное ограничение произвола именуется правом вообще, а гарантии свободы — «особыми правами» или «пожалованными вольностями» (дворянскими, купеческими, муниципальными и др.). Именно при таких условиях утверждается принцип: «Запрещено все то, что не разрешено»,⁴⁶ — весьма емкая характеристика одного из основных показателей правового развития нашей страны практически на всем протяжении ее существования.

Однако постепенно положение менялось, в особенности с 1985 г. Наиболее отчетливо эти изменения отразила новая Конституция страны 1993 г. Появляются достаточные основания не ставить этот Основной закон (при всех его недостатках) в один ряд с прежними. Такой вывод основан на том, что в этой Конституции преодолены наиболее вопиющие недостатки прежних, начиная с того, что принцип разделения властей в ней обретает если и не завершенные, то вполне отчетливые очертания, и заканчивая признанием неотъемлемых, неотчуждаемых прав и свобод, которые не могут быть ограничены даже в условиях чрезвычайного положения, а также признанием прямого действия норм Конституции.

Население начинает пользоваться фундаментальными (неотъемлемыми) правами и свободами, получает возможность их непосредственной защиты в случае нарушения в суде (хотя последней люди пользуются крайне редко).

Происходят позитивные изменения в системе юридических учреждений и организаций, в первую очередь, нотариате и адвокатуре. Правосудия это касается в значительно меньшей степени: оно продолжает задыхаться под тяжестью нагрузок и откровенно недоброжелательного отношения граждан. Хотя некоторые преобразования значительны — устанавливается институт несменяемости судей, несколько повышается их самостоятельность в плане единоличного рассмотрения определенных категорий дел, зарплата, хотя и явно недостаточно, но возрастает. Однако в целом этот важнейший институт правового развития общества остается в прежних тисках ограничений и обстоятельств. Характер отношений, устанавливаемых гражданами в сферах, регулируемых правом, растет и становится все более правовым, особенно в гражданско-правовой области. Впервые за всю историю своего правового развития российское общество переходит в своем статическом развитии в фазу, когда законодательство становится уделом представительных органов, а не личной власти.

Проблемы правового развития российского общества 243

Подводя итог сказанному, можно утверждать, что в правовом развитии страны заметную роль начинают играть юридические конфликты (в самом строгом смысле данного явления), отмечается определенный прирост субъективных прав и свобод граждан. Но все еще весьма трудно судить о появлении согласия членов общества относительно целей и ценностей правового развития, должного уважения к закону, убежденности в том, что право может служить инструментом, который каждый может самостоятельно использовать в интересах собственного развития.

В конце XX столетия Россия сделала заметный шаг в правовом развитии. Последнее вселяет надежды на определенные перспективы в этом направлении, но достаточных оснований ждать ощутимого рывка все еще нет.

Литература для дополнительного чтения

Миронов Б. Н. Социальная история России периода империи (XVIII — начало XX в.): В 2 т. СПб., 1999.

⁴⁶ Там же. С. 219.

245

-•г ■