336 Тема 14. Развитие личности

я хотел бы сказать вам несколько слов, чтобы рассеять недоумения по поводу возникновения этого неожиданного феномена. Нам не следует забывать, что болезнь пациента, анализ которого мы берем на себя, не является чем-то законченным, застывшим, а продолжает расти и разви­ваться, как живое существо. Начало лечения не прекращает этого раз­вития, но как только лечение завладело больным, оказывается, что вся новая деятельность болезни направляется на одно, и именно на отноше­ние к врачу. Перенесение можно сравнить, таким образом, со слоем камбия между древесиной и корой дерева, из которого возникают но­вообразования ткани и рост ствола в толщину. Как только перенесение приобретает это значение, работа над воспоминаниями больного отсту­пает на задний план. Правильно было бы сказать, что имеешь дело не с прежней болезнью пациента, а с заново созданным и переделанным не­врозом, заменившим первый. За этим новым вариантом старой болез­ни следишь с самого начала, видишь его возникновение и развитие и особенно хорошо в нем разбираешься, потому что сам находишься в его центре как объект. Все симптомы больного лишились своего пер­воначального значения и приспособились к новому смыслу, имеющему отношение к перенесению. Или остались только такие симптомы, ко­торым удалась подобная переработка. Но преодоление этого нового искусственного невроза означает и освобождение от болезни, которую мы начали лечить, решение нашей терапевтической задачи. Человек, ставший нормальным по отношению к врачу и освободившийся от дей­ствия вытесненных влечений, остается таким и в частной жизни, когда врач опять отстранил себя.

Такое исключительное, центральное значение перенесение имеет при истериях, истериях страха и неврозах навязчивых состояний, объеди­няемых поэтому по праву под названием неврозов перенесения. Кто по­лучил полное впечатление о факте перенесения из аналитической ра­боты, тот больше не может сомневаться в том, какого характера были по­давленные побуждения, которые нашли выражение в симптомах этих неврозов, и не потребует более веского доказательства их либидозной природы. Мы можем сказать, что наше убеждение о значении симпто­мов как заместителей либидозного удовлетворения окончательно укре­пилось лишь благодаря введению перенесения.

Теперь у нас есть все основания исправить наше прежнее динами­ческое понимание процесса выздоровления и согласовать его с нашими новыми взглядами. Когда больной должен преодолеть нормальный конф­ликт с сопротивлениями, которые мы ему открыли при анализе, он нуж­дается в мощном стимуле, ведущем к выздоровлению. В противном слу­чае могло бы случиться, что он вновь решился бы на прежний исход и опять вытеснил бы то, что поднялось в сознание. Решающее значение в этой борьбе имеет тогда не его интеллектуальное понимание — для та­кого действия оно недостаточно глубоко и свободно, — а единственно его

Фрейд 3. [Основы психоаналитической терапии] 337

отношение к врачу. Поскольку его перенесение носит положительный ха­рактер, оно наделяет врача авторитетом, воплощается в вере его сообще­ниям и мнениям. Без такого перенесения или если оно отрицательно, он бы и слушать не стал врача и его аргументы. Вера при этом повторяет историю своего возникновения: она является производной любви и сна­чала не нуждалась в аргументах. Лишь позднее он уделяет аргументам столько места, что подвергает их проверке, даже если они приводятся его любимым лицом. Аргументы без такой поддержки ничего не значили и никогда ничего не значат в жизни большинства людей. В общем, человек и с интеллектуальной стороны доступен воздействию лишь постольку, по­скольку он способен на либидозную привязанность к объекту, и у нас есть полное основание видеть в степени его нарциссизма предел для возмож­ности влияния на него даже при помощи самой лучшей аналитической техники и опасаться этого ограничения.

Способность распространять либидозную привязанность к объектам также и на лиц должна быть признана у всех нормальных людей. Склон­ность к перенесению у вышеназванных невротиков является лишь чрез­мерным преувеличением этого присущего всем качества. Но было бы очень странно, если бы такая распространенная и значительная черта ха­рактера людей никогда не была бы замечена и использована. И это дей­ствительно произошло. Вернгейм с необыкновенной проницательностью обосновал учение о гипнотических явлениях положением, что всем лю­дям каким-то образом свойственна способность к внушению, «внушае­мость». Его внушаемость не что иное, как склонность к перенесению. Но Бернгейм никогда не мог сказать, что такое собственно внушение и как оно осуществляется. Оно было для него основополагающим фактом, про­исхождение которого он не мог доказать. Он не обнаружил зависимости suggestibilite¹ от сексуальности, от проявления либидо. И мы должны за­метить, что в нашей технике мы отказались от гипноза только для того, чтобы снова открыть внушение в виде перенесения.

Теперь я умолкаю и предоставляю слово вам. Я замечаю, что у вас так сильно напрашивается одно возражение, что оно лишило бы вас спо­собности слушать, если вам не дать возможности его высказать: «Итак, вы наконец признались, что работаете с помощью внушения, как гипно­тизер. Мы давно это предполагали. Но зачем же тогда был нужен обход­ной путь через воспоминания прошлого, открытие бессознательного, тол­кование и обратный перевод искажений, огромная затрата труда, времени и денег, если единственно действенным является лишь внушение? Поче­му вы прямо не внушаете борьбу с симптомами, как это делают другие, честные гипнотизеры? И далее, если вы хотите оправдаться тем, что на пройденном обходном пути вы сделали много значительных психоло­гических открытий, скрытых при использовании непосредственного вну-

¹ Внушаемости (франц.) {Примечание редактора перевода.) 22 Зак. 1664