338 Тема 14. Развитие личности

тения, кто теперь поручится за верность ваших открытий? Не являются ли и они тоже результатом внушения и причем непреднамеренного, не можете ли вы навязать больному и в этой области все, что хотите и что кажется вам правильным?»

Все, что вы мне тут возражаете, невероятно интересно и не должно остаться без ответа. Но сегодня я его дать не могу за недостатком вре­мени. Так что до следующего раза. Вы увидите, я дам объяснения. А се­годня я должен закончить то, что начал. Я обещал при помощи факта перенесения объяснить вам, почему наши терапевтические усилия не име­ют успеха при нарцисстических неврозах.

Я могу это сделать в нескольких словах, и вы увидите, как просто решается загадка и как хорошо все согласуется. Наблюдение показывает, что заболевшие нарцисстическим неврозом не имеют способности к пере­несению или обладают лишь ее недостаточными остатками. Они отказы­ваются от врача не из враждебности, а из равнодушия. Поэтому они и не поддаются его влиянию, то, что он говорит, не трогает их, не производит на них никакого впечатления, поэтому у них не может возникнуть тот меха­низм выздоровления, который мы создаем при других неврозах, — обнов­ления патогенного конфликта и преодоления сопротивления вытеснения. Они остаются тем, что они есть. Они уже не раз предпринимали самостоя­тельные попытки вылечиться, приведшие к патологическим результатам, тут мы не в силах ничего изменить.

На основании наших клинических впечатлений от наблюдения за этими больными мы утверждали, что у них должна отсутствовать при­вязанность к объектам, и объект-либидо должно превратиться в Я~-либидо. Вследствие этого характерного признака мы отделили их от первой груп­пы невротиков (истерия, невроз страха и навязчивых состояний). Их по­ведение при терапевтических попытках подтверждает наше предположе­ние. Они не проявляют перенесения и поэтому недоступны нашему воз­действию, не могут быть вылечены нами.

Аналитическая терапия

<...> Вы знаете, о чем у нас сегодня будет беседа. Вы спросили меня, почему мы не пользуемся в психоаналитической терапии прямым внуше­нием, если признаем, что наше влияние в значительной мере основано на перенесении, т.е. на внушении, и в связи с этим выразили сомнение, можем ли мы при таком преобладании внушения ручаться за объективность на­ших психологических открытий. Я обещал вам подробный ответ.

Прямое внушение — это внушение, направленное против проявле­ния симптомов, борьба между вашим авторитетом и мотивами болезни. При этом вы не беспокоитесь об этих мотивах, требуя от больного толь-

Фрейд 3. [Основы психоаналитической терапии] 339

ко того, чтобы он подавлял их выражение в симптомах. Подвергаете ли вы больного гипнозу или нет, принципиального различия не имеет. Берн-гейм опять-таки со свойственной ему проницательностью утверждал, что самое существенное в явлениях гипноза — это внушение, а сам гипноз является уже результатом внушения, внушенным состоянием, и он пред­почитал проводить внушение в состоянии бодрствования больного, что может давать те же результаты, что и внушение при гипнозе.

Так что же вы хотите услышать сначала в ответ на этот вопрос: то, о чем говорит опыт, или теоретические соображения?

Начнем с первого. Я был учеником Бернгейма, которого я посетил в 1889 г, в Нанси и книгу которого о внушении перевел на немецкий язык. В течение многих лет я лечил гипнозом, сначала внушением за­прета, а позднее сочетая его с расспросами пациента по Брейеру. Так что я могу судить об успехах гипнотической или суггестивной терапии на основании большого опыта. Если, согласно старинной врачебной форму­ле, идеальная терапия должна быть быстрой, надежной и не вызывать не­приязни у больного, то метод Бернгейма отвечал, по крайней мере, двум из этих требований. Он проводился намного быстрее, даже несравненно быстрее, чем аналитический, и не доставлял больному ни хлопот, ни зат­руднений. Со временем для врача это становилось монотонным заня­тием: каждый раз одинаково, при помощи одних и тех же приемов зап­рещать проявляться самым различным симптомам, не имея возможно­сти понять их смысл и значение. Это была не научная деятельность, а работа подмастерья, которая напоминала магию, заклинания и фокусы; однако это не принималось во внимание в сравнении с интересами боль­ного. Но третье требование не соблюдалось: этот метод не был надеж­ным ни в каком отношении. К одному больному его можно было приме­нять, к другому — нет; в одном случае удавалось достичь многого, в дру­гом — очень малого, неизвестно почему. Еще хуже, чем эта капризность метода, было отсутствие длительного успеха. Через некоторое время, если вновь приходилось опять слышать о больном, оказывалось, что прежний недуг вернулся или заменился новым. Можно было снова начинать ле­чение гипнозом. А кроме того, опытные люди предостерегали не лишать больного самостоятельности частым повторением гипноза и не приучать его к этой терапии, как к наркотику. Согласен, что иной раз все удава­лось как нельзя лучше; небольшими усилиями достигался полный и длительный успех. Но условия такого благоприятного исхода оставались неизвестными. Однажды у меня произошел случай, когда тяжелое сос­тояние, полностью устраненное мной при помощи непродолжительного лечения гипнозом, вернулось неизмененным после того, как больная рассердилась на меня безо всякой моей вины; после примирения с ней я опять и гораздо основательней уничтожил болезненное состояние, и все-таки оно опять появилось, когда она во второй раз отдалилась от меня. В другой раз я оказался в ситуации, когда больная, которой я неоднок-